Василий Песков - Таежный тупик
– С избой не пошли на попятную?
– Нет. Решение жить у реки укрепилось. На бревна спилили три кедра. С вертолета бросили им «столярку» – брусья и доски. Ребята-плотники пока не были. Но старик обнадежен – сушит мох для пазов, взялся расширять огород. Очень рада переселению Агафья. У реки потеплее, рыбалка ближе. И ближе люди! Важность этого Лыковы теперь хорошо понимают…
Такие вот вести абаканского тупика.
Август 1983 г.
Еще одно лето…
В череде происшествий, случаев, дел и событий не забыли наши читатели Лыковых.
– Как они там? – спрашивают при встрече знакомые и незнакомые люди.
В редакции письма с тем же вопросом. Посылки. Харьковчанка Алла Лукинична Корочанская прислала деньги: «Купите коз, пусть попробуют молока». Ну и более всего просьб: расскажите, что там сейчас. Самому мне тоже было до крайности интересно: что сейчас? Теребил Ерофея, попросил разузнать: как отнесутся, если с козами появиться? Ответил: «Старик обрадовался, но, конечно, смущен – „беспокойство великое людям“ – и не уверен, справятся ли со скотиной. Однако раза три в разговоре к молоку возвращался».
И вот сижу в вертолете, летящем над Абаканом. В машине четыреста килограммов железа – замки для бурильных станков, в качестве пассажиров – я, козел Степка и сильно страдающая в полете молодая козочка Муська.
Коз я купил накануне на лесном кордоне в тридцати километрах от Абазы. Хозяйка сказала: «Лыковым?.. Выбирайте». Я выбрал бывалого, с репьями в чубе Степана и кругленькую, на сносях, Муську. Муська в тот же день разрешилась козленочком. Его, напоив молоком, отправили на кордон. Муське, окружив ее всякой заботой, дали денек отдохнуть. И вот путешествие. Степан с тупым любопытством глядит в иллюминатор на проплывающие снежные вершины сопок. Муське не до красот. Тряска и высота ее изнуряют – лежит пластом. Полет из-за этого кажется долгим. Но вот садимся у поселка геологов. Среди встречающих – Ерофей: «И вправду козы!»
Выгружаем железо и, приняв на борт Ерофея, взлетаем. От геологов до плоской болотины на горе четыре минуты полета. Зависли. В болотную траву летят вещевые мешки, коз передаем из рук в руки.
По знакомой дорожке к жилью недавно прошел медведь – следы и помет. Козы рвутся. Не ведем, а тащим их по тропинке. Проблема особая – переход по бревнам через ручьи. Ерофей решает все просто: берет коз в охапку и, подобно цирковому медведю, идет над ручьем.
Необычный подарок решаем вручить не сразу. Привязываем коз к черемуховому кусту на краю огорода и появляемся у хижины в тот момент, когда Агафья добывает кресалом огонь для костра.
– Тятенька, Ерофей и Василий Михайлович! – кричит она в открытую дверь хижины. И вот уже оба, радостные и немного растерянные, стоят у порога. Услышав вертолет, они поняли: будут гости. Как и в прошлом году, видим парадный наряд – резиновые сапоги на обоих, синего цвета рубаха на старике, на Агафье мешковатое подобие сарафана.
Перед хижиной на шесте растянут дареный кем-то красный платок.
– Агафья, да ты модницей стала…
Оказалось, красным платком отпугивают медведя.
– Все время тут бродит. Вчерася вон там на поляне явился. Ну я скорее торкать в железо. Ушел.
Карп Осипович показал, как он торкал (бил по железу). И мы присели обменяться первыми новостями.
Главная здешняя новость – переселенье к реке. Мой прошлогодний спутник, начальник лесного управления Хакасии Николай Николаевич Савушкин, выполнил обещание сделать к нижней избушке пристройку. Пятеро ребят из лесной пожарной охраны добровольно с неделю стучали у реки топорами.
– Благодарение людям, дивная вышла пристройка! Все ладно, плотно, добрая дверь, окошко. Жилье – ишо на целую жизнь…
Переселение к реке было намечено в прошлом году. Уже переправлен вниз кое-какой инструмент, богослужебные книги, горох, часть запасов ореха. Но картошку в прошлом году копали уже из-под снега – некогда было вниз перетаскивать, зазимовали по-прежнему на горе. В этом году решение твердое: на зиму – вниз. Погода переход ускоряла. Из-за позднего лета тут, наверху, огородные грядки еще без зелени. Еще только-только зацвел багульник, и бурно таял снег на гольцах – ручей вспучился, вода подступала к самой избушке…
Агафья, уходившая мыть картошку, вернулась, загадочно улыбаясь:
– Там иманухи…
Козы блеянием обнаружили свое присутствие, и Агафья уже успела их разглядеть. Страх, радость и любопытство выражало ее лицо – появление у дома скотины в ее жизни было событием очень большим. Карп Осипович тоже весь встрепенулся, увидев, как Ерофей тянет из кустов упирающихся коз.
Подарок этот Лыковы втайне ждали, но все же он их озадачил. Они не знали, как к нему подступиться и что для начала с ним делать. Козы вполне отчетливо, видно, поняли, какое место для жизни уготовила им судьба. Степан вдруг рванулся и с веревкой на шее кинулся вверх огородом к тайге. Однако вовремя образумился – куда бежать? Блеяние Муськи остановило его окончательно. Ерофей поймал Степана и привязал на поляне к тонкой осинке. Туда же отвели Муську.
Никогда не думал, что когда-нибудь мне придется быть инструктором по доению коз. Но медлить было нельзя. Муська кричала оттого, что маленькое вымя ее распирало от молока. Выслушав теоретическую часть доения, Агафья, слегка растерянная, принесла из хижины миску.
В детстве во время войны, в отсутствие матери, раза два козу я доил. Будь коза сейчас старой, урок доения упростился бы. Но все для всех было сейчас в новинку. Карп Осипович, которого я попросил держать козу за рога, от волнения сел. Я с посудой пристроился около вымени. Муська, не зная, что замышляют с ней делать, брыкалась, бодалась, ухитрилась боком толкнуть Агафью. Все же брызнули в миску молочные струи. Муська, понявшая, что операция приносит ей облегчение, несколько успокоилась.
– Давай… – передал я миску Агафье.
Она взялась за дело как надо, но от волнения тянула вместе с сосками козлиную шерсть. Муська опять неистово заработала копытами и рогами. Расторопный Ерофей прибежал с ножницами. Остригли около вымени шерсть, и дело мало-помалу пошло на лад. Стакана три молока надоили. Объяснив, что козу придется доить в день два раза, я показал Агафье, как молоко цедят. (И она убедилась – делать это необходимо). Затем, отдышавшись, сидя у хижины на пенечках, мы все перешли к обсуждению стратегии скотоводства: как коз кормить, где ставить на ночь, как беречь от них огород, сколько корма надо на зиму.
– Еще медведи… – вздохнул Карп Осипович. И мы с Ерофеем поняли, что доставили Лыковым новые незнакомые хлопоты. Хорошо сразу бы показать, что все окупается, что молоко – еда вкусная, дает здоровье и силы. Но молоко еще нельзя было есть – молозиво.
– Дня через три-четыре годится, а пока дадим попробовать кошкам…
Надо было видеть, с какой жадностью кинулись к молоку отощавшие на картофельной диете кошки. Они насухо вылизали алюминиевую плошку и кинулись грызть лежавший на дровах лоскуток марли, через которую молоко было цежено.
До темноты мы с Ерофеем опростали от всякого хлама навес у избушки, кинули туда травки. Уже под навесом состоялось еще одно вечернее доение Муськи. Карпу Осиповичу я сказал: «Если станет слишком уж хлопотно – зарежете, будет на зиму мясо». Старик благодарно кивнул: «Едак, едак».
Вечер посвятили рассказам о прожитом годе. Запас свечей мы с Ерофеем пополнили. Карп Осипович зажег сразу две – одну на светце для лучины, другую на печке у своего изголовья. В избушке с первого нашего прихода сюда перемен не было. В правом верхнем углу на полке – богослужебные книги и черные доски икон. Слева внизу, у печки, – кисло пахнувшая посуда. На шестах и на полках вдоль стен – мешочки и узелки с семенами, с сухими таежными травами. Все обнаружить можно было в черном жилище только на ощупь. Белел лишь алюминиевый рукомойник у двери. Карп Осипович нашел, что он все же удобнее берестяного.
На полу для гостей, как и в прошлом году, настелили ржаной соломы. Мы с Ерофеем лежали на ней, положив под голову рюкзаки. Карп Осипович сидел, сгорбившись, на лавке, Агафья гремела у печки посудой, не упуская возможности вставить словечко о прожитом с прошлого лета.
Осенью главной заботой была заготовка орехов. Урожай был большим, какой бывает однажды в четыре года. С заглядом вперед надо было и заготавливать. «Тятенька хворый стал, а у меня – рука…» – сказала Агафья. Все же тридцать мешков кедровых шишек Лыковы заготовили. Агафья лазала по деревьям, сбивала шишки, старик подбирал. Потом добычу сносили к лабазам, шелушили, сушили. «К ночи не чуешь ни рук, ни ног».
Картошку брали уже из-под снега. Урожай был хороший. «Верите ль, триста ведер собрали!» Для двоих это много. Сейчас в избытке сто ведер. Передать бы геологам. Как? Не дожидаясь Ерофея, старик с Агафьей стали выкорчевывать, выжигать лес вблизи огорода в расчете, что может сесть вертолет. «Не может, – сказал с сожалением Ерофей, – наклон большой и слишком близко деревья». Известие это до крайности Лыковых огорчило. «Может, Ерофей ошибается?» – украдкой спросил меня Карп Осипович. В разговоре к излишкам картошки возвращались несколько раз. «Грех – добро пропадает. Да и людям за попечение благодарность наша была бы».
