Борис Бурлак - Каменный пояс, 1984
— Ты что, бабушка, одна живешь?
— Одна. Старший-то уехал, где на собаках ездят. Токо три раза женился. Токо женится — жена умрет. Мужика-то убили, как война началась. Пенсию назначили. Сперва двенадцать рублей получала. Теперь добавили. Тридцать получаю. Жить-то уж устала. В глазах-то у меня как будто серебро. Спаси господи каждого грешного от такой жизни. Доброго привета ни от кого нет. Два сына и две дочери — все забыли. Юбку постирать некому. Последнюю пенсию отберут. Только чуть выпили — драться. Спасибо Анатолию Амосовичу. Это он мне избушку-то дал. Пошла к нему, пожаловалась. Дай ему бог здоровья. Он их стыдил, он их всяко… Мало толку. Старых-то никому не надо. То сядешь неладно, то встанешь неладно…
Она говорила и говорила… А у меня к глазам подступали слезы и першило в горле.
— Зайди, батюшко мой, к врачихе-то. За добро-то всегда добро бывает…
Медленно шел по улице. Остановился у памятника погибшим в Великую Отечественную. Читал на обелиске списки погибших. Лосевы, Бухарины, Сосновских, Чащины, Садовы… Всего семьдесят одна фамилия. Тогда в деревне было 124 двора. Страшная арифметика войны…
Вечером пошел к дочери Лидии Захаровны. Живут они с мужем Александром Черниченко в доме на две семьи. Имеют приусадебный участок. Держат корову, теленка, поросят и птицу. Она — ветфельдшер, он — инженер-механик. Мы сидели за столом и пили чай с вареньем. Я откровенно рассматривал квартиру. Квартира уютная. Современная мебель. Телевизор с большим экраном, холодильник, газовая плита. Хорошая библиотека.
Больше говорила Света. Чувствовалось, что голос ее в молодой семье — решающий:
— Училась в Макушинском зоотехникуме. А здесь была на практике. Как только поженились, сразу же получили эту квартиру.
На душе светлело. Было приятно сидеть в счастливой семье и пить чай с вареньем.
НаумовС Анатолием Амосовичем мы познакомились в районной больнице. Лидия Захаровна позвонила ему. Нельзя ли его навестить? Сказала обо мне. Он не очень охотно, но согласился. Вышел в пижаме. Высокий, симпатичный, на вид моложе своих лет. Нервный. Сухо поздоровался.
— Ну как, Анатолий Амосович, себя чувствуешь? — спросила Лидия Захаровна. — Что это ты разболелся?
— Плохо. Нервы не на месте. Пора списывать. Ищите другого.
Я понял, что он говорит самые главные для себя слова. И самые для себя страшные. Случись это самое «списание», он стал бы, наверное, очень несчастным человеком.
— Кто у вас там на радио работает? — неожиданно спросил он.
Лидия Захаровна назвала.
— Гнать их надо в три шеи! Включил вчера на полную громкость приемник. Как раз в сончас. Думал сводку посевной по району узнаю. Говорят — ни черта не разберешь!
Я хорошо его понимал. Не может человек, столько отдавший земле, чувствовать себя спокойно в посевную кампанию.
Анатолий Амосович Наумов родился в 1925 году. В 1943 ушел на войну. До этого работал в Дулино рядовым колхозником: пошел по стопам родителей. Демобилизовался в 1948 году. И снова — в родной колхоз. За участие в Великой Отечественной войне награжден орденом Красной Звезды, медалью «За взятие Кенигсберга» и другими наградами. Председательствует в колхозе «Заря» с 1954 года, после окончания Курганской средней сельскохозяйственной школы. А в 1970 году районная газета «Голос целинника» писала: «За небольшой период колхоз «Заря» из экономически отсталого, с низкой трудовой дисциплиной, стал передовым хозяйством района». К боевым наградам Наумова добавились орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени.
Наступила суббота. Наумова должны были в этот день выписать. Шел к его дому неуверенно. Кто-то сказал: «Если будет не в духе — выгонит и пошлет далеко». Никуда он меня не послал. Пригласил в горницу. Угостил варениками. А потом мы с ним и с Федором Яковлевичем поехали, все на том же «Жигуленке», на поливной участок, который находится на берегу Тобола, за тридцать с лишним километров от Дулино. Было солнечно. Выехали за деревню, где начиналось поле с зелеными стрелками только что взошедшей кукурузы.
— Остановись, — сказал Наумов шоферу Валере и вышел из машины. Походил по краю поля. Потрогал всходы. Вернулся в машину.
— Немного прихватило заморозками. Ничего. Отойдет.
И мы поехали дальше. Навстречу шла легковая машина. Посигналила. Мы снова остановились. К нам подошел работник лесничества:
— Здравствуй, Анатолий Амосович! Когда выделишь для нас землю? Продовольственную программу надо выполнять. — И стал что-то объяснять. Наумову это объяснение не понравилось.
Когда машина наша тронулась, сказал Черноусову:
— Отдай им участки у дороги. Все равно загубят землю.
Мы выехали на Усть-Уйский тракт, знакомый мне с детства. Когда-то по этой дороге мы ходили за тридцать километров пешком в Усть-Уйку продавать ягоды. Была она тогда районным центром. Продавец я был неважный. Торговля эта мне тогда казалась делом зазорным. Я предлагал ягоды и краснел не меньше этих самых ягод. Теперь я вспоминал то время и улыбался. В разговор председателя с парторгом мне вклиниться не удавалось. Наумов подробно расспрашивал Черноусова о ходе посевной.
На поливном участке мы были долго.
— Надо подсевать костер и клевер, — сказал Наумов, когда обход закончился. — Вот что наделал паводок. В прошлом году мы здесь скосили три урожая.
На берегу Тобола работали люди. Мастерили трубопровод для полива трав. Проверив их передвижной домик, председатель обратился к бригадиру:
— Почему ничего не варите? Желудки хотите испортить?
— Хлеб кончился, — ответил тот.
Анатолий Амосович достал три рубля и отдал трактористу:
— Садись на трактор и гони в Усть-Уйку. Да смотри, на хлеб даю, не на «гамыру».
Все засмеялись.
Обратно ехали быстро. Речь шла о людях колхоза. Теперь и мне нашлось место в разговоре.
Из разговора с Наумовым я понял, что он знает не только характер, но и личную жизнь каждого колхозника. Мне стали понятны его «срывы» в разговорах: всякое разгильдяйство удивляет его и вызывает приступ ярости. Он привык работать не за деньги, а за совесть.
До свиданья, земляки!Уезжал я в полдень. Было солнечно. В селе чаще люди смотрят на небо, чем в городе. Особенно во время посевной и уборки урожая. Автобус тронулся. Проехали село. Шумихинский тракт уходил лезвием к горизонту.
Думал о земляках. Много у них трудностей и проблем. Еще больше сил, оптимизма, мужества и любви к земле и жизни. А значит, и будут победы.
Пусть будут вечны на этой земле фамилии: Садовы и Кузнецовы, Злаказовы и Хайдуковы, Наумовы и Мокроусовы, Чащины и Лосевы, Сухановы и Пивоваровы, Коротких и Натыкины, Нелюбины и Любимовы… И все другие, без которых она себя не мыслит.
Пусть, родная земля, никогда не добавится ни одной фамилии на скрижалях скорби твоей!
Добрых всходов тебе!
ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ
Очерки
Виктор Потанин,
лауреат премии Ленинского комсомола
„ГДЕ БЕЖИТ ТОБОЛ…“
Старшие Архиповы сидят за столом, пьют чай. Младшие Архиповы увлеклись сказкой. Расположились рядком на диване, и Андрюша неторопливо читает: «Как подумаешь, куда велик божий свет! Живут в нем люди богатые и бедные, и всем им просторно…» Голосок у него то поднимается кверху, то переходит на громкий тревожный шепот, то совсем-совсем спадает. Может, так и надо читать наши русские сказки. Конечно же, так! Иначе бы не сияли глаза у сестренок — Наташи и Олюшки.
А я сижу среди старших. Уже давно сижу, как будто место пригрело. Мы потихоньку беседуем и так же не спеша попиваем очень крепкий чай с густым молоком. Оно такое густое, что сверху в чашке стоит янтарная пленочка. Чай хорош, он веселит меня, успокаивает. Да и этот дом меня всегда успокаивает. Скоро прибавится забот у Архипова-старшего, ведь он председатель большого колхоза, моего родного колхоза «Россия». Вот об этом мы и говорим:
— Крестьянское дело должно быть потомственным! А иначе все прахом… — Хозяин стола посмотрел на меня недоверчиво, почему, мол, молчишь, не согласен? Но я с ним согласен. И жена, Люда, с ним тоже согласна. Она — верный друг его и помощник. Она в колхозе «Россия» главный экономист…
И вот уже он переводит глаза на нее, и глаза его ждут поддержки, сочувствия, и поддержка приходит:
— Правильно, Витя, согласна я. Нужно хранить в семьях наши традиции…
В ответ на ее слова он усмехается, но усмешка не злая, а добрая. И в глазах тоже добрый свет. И все-таки не выдерживает:
— А как хранить, ты подумала? Ведь город рядом — такой насос.
И прав хозяин. До города всего тридцать два километра. А дорога — чистый, ровный асфальт. И уезжали всегда по этому асфальту только самые молодые, самые лучшие.
