Говард Зинн - США после второй мировой войны: 1945 – 1971
По словам Шлезингера, «кубинское наследство» было как бы «завещано» Кеннеди Эйзенхауэром, что отражает действительное положение дел. Однако верно также и то, что президентом в тот период являлся уже не Эйзенхауэр, а Кеннеди и что Кеннеди относился к правительству Кубы, пришедшему к власти после революции, не менее враждебно, чем его республиканский предшественник. В телевизионных дебатах с Ричардом Никсоном, состоявшихся 21 октября 1960 г., в период президентской кампании, Кеннеди критиковал администрацию Эйзенхауэра за отсутствие достаточной твердости в отношениях с Кастро. Его позиция вызвала положительную реакцию Г. Сокольского, политического комментатора США, придерживавшегося реакционных взглядов, который писал о Кеннеди следующее: «Дух его выступления с исторической точки зрения сближался с духом Теодора Рузвельта в большей мере, нежели Франклина Д. Рузвельта… США, безусловно, должны осуществлять политику большой дубинки, в противном случае они могут стать посмешищем в глазах Западного мира…»
Примерно в то же время, когда состоялась телевизионная дискуссия между Никсоном и Кеннеди, в печати появились сообщения о секретной оперативной базе в Гватемале. Первые сообщения были опубликованы в городской газете Гватемалы, в сборнике Стэнфордского университета, посвященном проблемам Латинской Америки, и в журнале «Нейшн», а в январе 1961 г. сообщение о базе было напечатано в «Нью-Йорк тайме». В феврале «Уоллстрит джорнел» в сообщении из Форт-Брэгга, расположенного в штате Северная Каролина и являвшегося центром подготовки специальных армейских частей по борьбе с партизанским движением, говорилось: «Не секрет, что США уже поставляют оружие и боеприпасы силам, выступающим против Кастро и действующим в горах, расположенных в центральной части Кубы, и обучают кубинских контрреволюционеров во Флориде и Гватемале». Госдепартамент выступил с опровержением этих сообщений; его представитель Линкольн Уайт заявил журналистам: «Что касается сообщения о специальной базе, то мне абсолютно ничего не известно о ней».
В марте, когда до вторжения оставался всего лишь один месяц, Кеннеди попросил Шлезингера составить «Белую книгу», в которой была бы изложена позиция федеральной администрации в отношении Кубы. Эта книга представила собой образец либеральной демагогии, прикрывающей консерватизм мышления. В ней Куба характеризовалась как «открытая и несомненная угроза подлинной автономной революции стран Латинской Америки». Шлезингер, комментируя позицию Д. Кеннеди, подчеркивал, что Соединенные Штаты не являются противником революции вообще, они лишь против коммунистических революций. Однако о том, насколько страстно желали «подлинной революции» подготовленные в США кубинские эмигранты, стало ясно в результате объявления войны, которое опубликовал 8 апреля 1961 г. в Нью-Йорке Хосе Миро Кардона от имени «Революционного совета Кубы». Он ругал Кастро за ликвидацию системы свободного предпринимательства, подчеркивая: «Мы торжественно заявляем, что каждому, кто был несправедливо лишен своей собственности, она будет возвращена… Мы намерены всячески способствовать капиталовложениям в частную собственность, как внутри страны, так и за границей, и мы предоставим полные гарантии частным предприятиям». Решительно все — и кубинские эмигранты, и Кеннеди, и Шлезингер — утверждали, что они являются сторонниками революции, но только такой, которая не покушается на «частную собственность», то есть на земельные владения, предприятия, контрольные пакеты акций и нефтеочистительные заводы американских предпринимателей.
Вторжение — с участием американцев — произошло 17 апреля 1961 г. в районе залива Кочинос, расположенного на южном побережье Кубы, в 90 милях от Гаваны. Военные последствия были подытожены помощником президента Теодором С. Соренсеном: «Силы вторжения, насчитывавшие примерно 1400 реакционно настроенных кубинских эмигрантов, организованных, подготовленных, вооруженных, доставленных до места высадки и руководимых Центральным разведывательным управлением США, были разбиты менее чем за три дня значительно превосходившими силами Фиделя Кастро». Политическим последствием вторжения явился удар по американскому престижу во всем мире. «Манчестер гардиан» писала: «Всем известно, что вторжение сил наемников, в котором в настоящее время обвиняют США, в моральном отношении смыкается с агрессией».
Однако Соединенные Штаты были виновны также и с юридической точки зрения. В 1948 г. они поставили свою подпись под 15-й статьей устава Организации американских государств, которая гласит: «Ни одно государство, или группа государств, не имеет права вмешиваться прямо или косвенно, независимо от причины во внутренние дела любого другого государства». Более того, ЦРУ и высокопоставленные представители федерального правительства несли ответственность за нарушение уголовного кодекса США, считающего преступником любого американского гражданина, который «обеспечивает, или предоставляет денежные средства, или принимает участие в любой военной или морской экспедиции или мероприятии, осуществляемых с пределов настоящей страны против территории или владения любого иностранного государства или любой колонии, территории или народа, с которым Соединенные Штаты не находятся в состоянии войны…» Когда группа профессоров-юристов обратила внимание министра юстиции Роберта Ф. Кеннеди на нарушение американцами этого закона, он бросил в ответ, что закон этот чересчур устарел, чтобы им можно было руководствоваться в новых условиях холодной войны. Политика консервативной администрации Эйзенхауэра по отношению к революционной Кубе осталась неизменной и при «либеральной» администрации Кеннеди. Оба президента проявляли готовность к осуществлению тщательно маскируемых планов вторжения в соседние страны в нарушение всех договорных обязательств и законов Соединенных Штатов. Оба не склонны были проявлять щепетильность в вопросах финансирования, организации и вооружения сил вторжения в другую страну, если все это делалось в условиях достаточной секретности. Замечания, высказанные Кеннеди на пресс-конференции 12 апреля, за четыре дня до вторжения, следует рассматривать в лучшем случае как упражнения в обмане.
Кеннеди уверял: «Вооруженные силы Соединенных Штатовне вторгнутся на Кубу ни при каких условиях, Нынешнее правительство сделает все от него зависящее — а я полагаю, что оно в состоянии справиться с возлагаемой на него ответственностью, — чтобы ни один американец не был замешан в каких бы то ни было действиях против Кубы».
Соренсен писал позднее, что, когда на второй день после начала вторжения уже был очевиден его провал, Кеннеди «согласился наконец, чтобы реактивные самолеты военно-морских сил без опознавательных знаков защитили экипажи самолетов типа «Б-26», привлеченные для обеспечения воздушного прикрытия. Однако, как оказалось, экипажи «Б-26» были укомплектованы американскими летчиками; четверо из них были убиты. Соренсен, раскрывая подоплеку указанного плана, писал: «Воздушные силы эмигрантов, не считая транспортных средств, состояли только из бомбардировщиков типа «Б-26», введенных в качестве составной части для выполнения секретного плана, Эти самолеты времен второй мировой войны имелись в столь большом числе стран, включая Кубу, что участие США было бы трудно доказать, а их появление над кубинскими аэродромами до нападения на них могло бы быть объяснено как ошибка кубинских летчиков». В связи с этим было намечено направить один самолет названного типа в штат Флорида, где его экипаж должен был заявить о своем «переходе» из кубинских военно-воздушных сил на сторону США.
Эта ложь прозвучала даже в заявлениях, сделанных от имени Соединенных Штатов представителем США в ООН Эдлаем Стивенсоном. Шлезингер, описывая совещание, состоявшееся в Белом доме в разгар вторжения, отмечал: «Кеннеди, проявлявший большую озабоченность тем, как будут восприняты Организацией Объединенных Наций действия США на Кубе, сказал собравшимся в его кабинете, что он хочет, чтобы Стивенсон располагал полной информацией, и что все сказанное в ООН должно являться только правдой, даже если эта правда будет неполной». Стивенсон, знавший о планах вторжения в Гватемалу, был, очевидно, недостаточно полно проинформирован своим правительством о характере участия США. Инструктивное совещание, проведенное Шлезингером и агентом ЦРУ Треси Барнесом за неделю до вторжения, носило, по словам Шлезингера, «пожалуй, слишком общий характер». Однако, каковы бы ни были причины, Стивенсон явился участником распространения ложной информации, когда он в своих выступлениях в ООН настойчиво утверждал, что ни американский персонал, ни американские самолеты не принимали участия во вторжении. Шлезингер сообщает, что, хотя Стивенсон относился неодобрительно к идее вторжения, «ради торжества национальной политики он был готов сделать все от него зависящее».
