Михаил Зыгарь - Война и миф
Я знал, что в Катаре находятся две очень крупные американские военные базы — Ас-Сайлия и Аль-Удейд. На вторую из них перед началом войны в Ираке из Флориды переехал штаб центрального командования ВС США. Решив непременно воспользоваться этим и пообщаться с американским военнослужащим, я в течение нескольких дней безуспешно выискивал в толпе знакомые бритые затылки. Однако увидел я их лишь в последний день своего пребывания в Катаре, когда уже и не ждал.
Первый бритый американский затылок я заприметил недалеко от закусочных. Принадлежал он рослому парню, пившему минеральную воду и растерянно смотревшему по сторонам. Попытки его разговорить не увенчались успехом. Он сказал лишь, что его зовут Адам, и переадресовал меня в армейский пресс-центр.
— Вам что, запрещено общаться с прессой? — напирал я.
— Нет, не запрещено. Просто я хотел бы спокойно походить по магазинам.
Тут к нему подошел сослуживец, и они быстро зашагали прочь, в ближайшую секцию спорттоваров. После этого я пытался заговорить с Эйбом, Заком и Джеймсом, но никто из них не горел желанием общаться с журналистом. Я уж было совсем отчаялся, но тут мне повезло.
У входа в торговый центр на ступеньках сиротливо сидел паренек. Он был совсем один, и ему, видимо, совершенно не хотелось заниматься шопингом. Уже подходя к нему, я даже засомневался: а тот ли он, кто мне нужен? Очень маленького роста, щуплый, на вид я не дал бы ему больше 16 лет. На нем была футболка какого-то американского университета — в любой другой ситуации я, наверное, подумал бы, что он — первокурсник, приехавший на каникулы и потерявшийся в незнакомом городе.
— Ты знаешь, я, наверное, не смогу тебе рассказать некоторые вещи по соображениям безопасности, — ответил он на мое предложение побеседовать.
— Да нет, мне не нужно ничего секретного. Просто поговорим о жизни.
— О'кей, здорово, конечно, давай поговорим, — с радостью согласился он, — только я не знаю, интересно ли тебе это: я, вообще-то, служу не здесь. Наше подразделение дислоцировано в Ираке, а сюда нас привезли на реабилитацию.
Я его успокоил, что это мне тоже подойдет.
— Нас привезли в Катар всего на четыре дня, вроде как на пасхальные каникулы. Это психологическая разрядка — для тех, у кого накапливается стресс. Понимаешь, когда ты долго находишься на войне, ты превращаешься как бы в зомби — тебе уже все равно, что происходит вокруг. Солдаты становятся равнодушны к смерти, им все равно, кого убивать. Поэтому они привозят нас проветриться, — простодушно улыбнулся он.
Мы зашли в соседнее кафе, он выбрал шоколадный молочный коктейль и начал рассказывать о себе. Его зовут Адам, так же, как и первого солдата, с которым я пытался поговорить. Он родом из Джексона, столицы штата Миссисипи.
— Я пошел в армию три года назад. И вообще-то собирался в этом году поступать в колледж. Но прошлой осенью мне сказали, что меня мобилизуют в Ирак на 18 месяцев.
— А тебя спрашивали, хочешь ли ты служить в Ираке?
— Да нет, особенно никого не спрашивают — сначала просто сообщают, что твое подразделение переводят на Ближний Восток. А потом уже нам уточнили, куда именно.
— И что ты почувствовал, когда понял, что тебе придется воевать в Ираке?
— Да я поначалу расстроился очень, потому что понял, что не удастся в колледж пойти — по крайней мере, поступление откладывается на неопределенный срок. Еще дома осталась моя девушка, Меган, она живет недалеко от Джексона. Но потом сразу я почувствовал гордость за то, что мне придется освобождать народ Ирака. Ты ведь знаешь, наверное, там был Саддам Хусейн, который заставлял свой народ страдать… Его поймали как раз в прошлом декабре, как раз в тот момент, когда меня мобилизовывали. Это было очень здорово. Все ребята были очень довольны, что он больше не сможет вредить нам и угнетать свой народ.
— И в какой части Ирака ты служишь?
— Около Багдада, наша часть находится к северо-востоку от города. Я служу в авиации, я пилот.
— Бомбы сбрасываешь?
— Ну нет, мы ведь не бомбим деревни, жилые кварталы, школы. Мы ликвидируем террористов и наносим удар только по тем местам, где они прячутся.
— И тебе когда-нибудь приходилось… — мне вдруг стало как-то неудобно продолжать уже начатый вопрос, но Адам понял, что я хотел спросить, и продолжил сам.
— Ты имеешь в виду, убивал ли я людей? — спросил он с какой-то детской виноватой улыбкой. — Ты понимаешь, если бы мы не убивали их, они бы убили нас. Они нападают на американских солдат. Они убивают моих товарищей. Если бы мы не напали на Ирак, эти люди, террористы, попытались бы нас уничтожить. Они же все ненавидят нас, американцев. Если бы мы их не остановили, они убили бы мою семью — и твою, наверное, тоже. Да, да, почему ты так смотришь на меня? Это правда.
— А как к вам относятся иракцы? Тебе ведь приходится сталкиваться с местными жителями?
— Да, конечно! Они все очень доброжелательно настроены. Они нас очень любят, очень благодарны нам за то, что мы избавили их от мистера Хусейна. Они приходят к нам, предлагают нам свои деньги, представляешь! Хотят взамен наши деньги… Ну они просто очень нас любят, и каждый хочет взять на память о встрече какой-нибудь сувенир.
— Адам, но если иракцы так благожелательно настроены, то почему же в Ираке сейчас началось восстание?
— Ты что, не понимаешь? Знаешь, кто такой мистер Садр?
— Мистер Садр? Да, конечно, — киваю я.
— Так вот, у мистера Садра был отец. Он был очень влиятельным проповедником, и у него было очень много последователей. А потом он умер, и все его последователи перешли к его сыну. Тебе это трудно понять, у иракцев особая психология. И мистер Садр говорит, что мы должны уйти из Ирака. Мы, конечно, уйдем когда-нибудь, но не раньше, чем в Ираке установится демократия. Ты же понимаешь, что этот мистер Садр не хочет добра своему народу, он просто хочет власти для себя. А нам не нужна власть. Иракцы, они же как маленькие дети. Они очень многого не понимают, совершенно простых вещей, которые для нас с тобой очевидны. Но они не виноваты, это все потому, что их такими воспитали. Они еще не могут сами себе построить демократию. Бывает такое, что сегодня он фермер, а завтра он бросит свою мотыгу, к нему приедет «Си-эн-эн», и он начнет выступать против американцев. А потом у него появятся последователи и он начнет рваться к власти. Но мы же не можем позволить, чтобы такие проходимцы подбирались к власти.
— А тебе нравится президент Буш?
— Да, конечно. Он очень искренний, он всегда говорит то, что думает, никогда не лжет, и это видно. Это в нем и подкупает — ему хочется верить. Он не выносит, когда другие люди страдают, и хочет, чтобы всем было хорошо.
— Ты думаешь, он выиграет выборы в ноябре?
— Думаю, да. У него ведь рейтинг выше, чем у мистера Керри. Я бы хотел, чтобы президент Буш выиграл. У Джона Керри, конечно, тоже есть несколько очень хороших пунктов в программе, насчет образования, например. Но все равно мне больше нравится президент Буш. Понимаешь, он сделал очень много хорошего для Америки. Многие, наверное, будут голосовать против него из-за войны. Они говорят, что это совершенно не наше дело, надо оставить Ирак в покое — пусть иракцы делают, что они хотят. Моя мама говорит так. У меня вся семья собирается голосовать за Керри — они считают, что он прекратит войну в Ираке, и я вернусь домой. Они готовы на все, лишь бы я поскорее вернулся. Но я понимаю, что так нельзя, это безответственно и нечестно по отношению к иракскому народу. И президент Буш это понимает…
— Ты будешь голосовать за Буша?
— Да… Знаешь, на самом деле мне все равно. Ну, в смысле, если выиграет мистер Керри, я тоже не расстроюсь. В этом случае я и правда, может быть, вернусь домой…
— А как ты представляешь свою жизнь после войны, дома?
— Ты знаешь, в самом начале, когда меня только перевели в Ирак, было очень странно оказаться после полной свободы в ситуации, когда я не могу выходить из лагеря, всюду какие-то ограничения… После всего этого вернуться домой будет просто удивительно. Это будет совсем другая жизнь. Даже представить себе этого не могу сейчас. Не будет войны? Я буду дома? Все мои друзья пошли своими дорогами, разъехались, кто-то уже чего-то добился. Я понимаю, что мне придется заново учиться жить у себя дома. Когда я вернусь, я не буду никого знать. А в моем возрасте это уже довольно непросто.
— А сколько тебе лет?
— Мне? Девятнадцать.
В этот момент к нам подошел один из товарищей Адама.
— Познакомьтесь, это Джон, а это Михаил, — сказал Адам, — он журналист из России. Он не выспрашивает ничего секретного! — на всякий случай добавил мой собеседник.
Джон пристально посмотрел на меня, а затем присоединился к разговору:
— Ты знаешь, со временем воевать становится даже весело. Раньше, в Америке, я работал в банке, и это было довольно скучно. А сейчас мы с Адамом летаем на вертолете — он рулит, а я стреляю. Ты знаешь, иногда стрелять так забавно!
