Юрий Поляков - Перелетная элита
В последнее время стало модно говорить, что русские хотят войны, что наматывание чьих-то кишок на гусеницы танка делает их счастливыми. Но ведь это какая-то болезненная напраслина. Оглянитесь на нашу новейшую историю: мы 25 лет были до оторопи миролюбивы, в ущерб себе уступали где можно и нельзя. В итоге нам стали наступать на ноги, размещать под боком базы и устраивать перевороты в странах, которые по сути есть части разорванной исторической России. А что хотели сделать американцы, когда мы заступились за Кубу? Забыли? Правильно. Атомную войну начать. Или та же спецоперация в Сирии. Наши геополитические оппоненты утратили чувство реальности, и Россия вынуждена напомнить, что не надо творить намеренный хаос в регионе, серьезно затрагивающем наши экономические и политические интересы. Когда в соседней квартире варят динамит, лучше вмешаться заранее. Да, мы снова сильная держава и не однажды, втянутые в войну, меняли карту мира и ход истории. К тому же, наш нынешний президент не пьет. Если не поставить на место оппонентов сейчас, война с Украины перекинется на Белгород, а из Сирии – в Среднюю Азию… Мы надеялись на разум консолидированного Запада, а столкнулись с тупой колониальной спесью. Я считаю наш ответ адекватным, хоть и запоздалым.
Не понимаю, в чем заключается зоологическая злобность и агрессия русских, о которой много говорят «отчизноеды», та же лауреатная Светлана Алексиевич. Кстати, глядя на эту журналистку, так и хочется обратиться к Шведской Академии: «Господа, ну сколько можно мстить России за Полтаву с помощью нобелевской премии в области литературы!» Я не знаю ни одного русского человека, который бы радовался бомбежкам в Сирии. Все воспринимают их как тяжкую необходимость – не более, и не менее. Ну, да: люди с удовлетворением замечают, что мы, в отличии от американцев, бьем точно по целям, а не мимо. Что в этом плохого? Почему я должен стесняться отличного оружия, которое произведено на наших заводах нашими специалистами? Предлагаете гордиться американскими ракетами, что ли?!
Рассуждения об отсутствии у нас оригинальной национальной культуры в категориях «матрешки пришли в Россию из Японии» нелепы. А спутники пришли в Японию из СССР. И что? Если мы копнем, то, наверняка, выяснится, что в Японию эти матрешки пришли еще откуда-то. Все культуры взаимосвязаны. Да, мы не самый молодой народ на планете. Есть народы старше, а есть моложе, например, украинцы или американцы. Кстати, Америка вообще целиком сформировалась на основе чужих культур, даже язык полностью позаимствовала. Хотел бы я посмотреть на американского интеллектуала, который упрекает США за то, что там говорят на английском. Да, в России в XIX веке дворяне говорили по-французски. Но и английский двор в свое время говорил по-французски. А европейская интеллектуальная элита говорила на латыни. И что?! А во многих ныне тюркоязычных странах прежде говорили и писали на персидском или греческом. Разве плохо, что русский язык обогатился за счет творческого использования лексики других языков? Это хорошо! И не правда, что по-французски изъяснялись потому, что в русском языке не было нужных слов. До XVII века на русский переводили Гомера, Библию, весьма сложные теологические исследования. Да, у нас не было слов «фрак» и «жилет», а во Франции не знали, что такое «пончо» или «кокошник». Конечно, после Петра наш верхний класс стал весьма космополитичен и полиэтничен, чем отчасти и объясняется «отчизнофобия» части нашей интеллигенции. Но с другой стороны Александр Невзоров убежден: этничность, национальный характер определяют только язык, воспитание, культура. Почему же тогда наши дворяне, воспитанные в французской традиции, насмерть бились на Бородинском поле с супостатами? Выпили бы вина, поболтали на языке Корнеля и разошлись…
Смешно читать, будто в «Евгении Онегине» практически нет ничего русского! Пушкинская реформа заключалась как раз в том, что он шел от архаичного литературного языка в сторону живой разговорной речи. Его письма к жене и друзьям показывают, насколько богат, даже изощрен был тогдашний бытовой язык. А возьмите чистый, прозрачный язык русских народных сказок. Кто их рассказывал? Французы? Впрочем, с отчизноедом, убежденным в обратном, спорить бесполезно, он как страдающий манией преследования: сосед в лифте поздоровался, а он потом думает, что тот хочет усыпить бдительность и нож в спину всадить.
Что же касается измышлений о губительном влиянии на нашу историю христианства, то это очень напоминает лихой большевизм начала прошлого века. Оценка религии через политику как раз характерна была для таких агитаторов, как Емельян Ярославский, он возглавлял журнал «Безбожник». И если уж речь зашла о начале XX века, то надо понимать, что политический ярлык «черносотенцы», который лихо клеит Александр Невзоров, применяли тогда в отношении ко всем политическим движениям и деятелям, которые ставили русские национальные ценности выше классовых и интернациональных. Тысячи людей были записаны в черносотенцы и убиты только за то, что любили Россию и русский народ больше, чем, например, пролетариат Германии. Взять хотя бы выдающегося русского публициста Михаила Меньшикова, расстрелянного на глазах собственных детей. Да, у него были претензии к чрезмерному участию инородцев в революции, о чем хорошо написал Солженицын. За это надо расстреливать? Тогда, что делать с латышами, которые вообще объявили русских, искони живущих на балтийских берегах, людьми второго сорта? Но, увы, так далеко мысли «патриофобов» не залетают, предпочитая кружиться над отечественными помойками.
Впрочем, «отчизнофобия» не всегда болезнь, иногда это лишь кокетство – что-то вроде пожилой дамы с макияжем а ля Климт и мини-юбкой, переходящей в бикини…. Думаю, казус Невзорова как раз из этого цикла.
АИФ, 2015Куда девалась литература?
Уходящий 2015 год был Годом литературы. Однако перелома в отношении к чтению и книге как такой так и не произошло. Почему?
Литература в общественной жизни современной России играет минимальную роль. Хотя и в дореволюционной России, и в Советском Союзе, литература традиционно была главным, базовым видом искусства, определявшим мировидение всего общества. И во многом именно она способствовала тем переменам, которые наступили в нашей стране в начале и в конце прошлого века. Вспомните, какой тогда был спрос на книги и толстые журналы! Вырывали из рук друг у друга, а прочитанное и услышанное передавали из уст в уста: «Так жить нельзя!».
В чем причина падения спроса? На мой взгляд, она рукотворна. Те, кто взял кремлевские рычаги в начале 90-х, помнили о ключевой роли слова в смене политической власти, и постарались минимизировать влияние литературы, оттеснив «властителей дум» на периферию общественного сознания. На первый план выдвинули «ПИПов» – персонифицированные издательские проекты, серийных изготовителей книжной продукции. На общественное сознание они имели примерно такое же влияние, как щебет парикмахерши на подстригаемого клиента.
Операция по маргинализации русской словесности была проведена виртуозно. В дело пошли премии, вроде «Букера», издательства вроде «Вагриуса», телевидение, откуда были удалены практически все думающие литераторы: сначала – патриоты, а затем и те либералы, кому общечеловеческие ценности не смогли заменить совесть и гражданскую ответственность. Штабом операции стала, как ни странно, государственная организация – «Роспечать». Серьезную литературу, которая предлагала обществу свой взгляд на происходящее, трактовавшую о ценностях и смыслах, загнали в резервацию, откуда можно было выйти в широкое информационное пространство, лишь предъявив в виде пропуска русофобию, антисоветизм или нетрадиционную наклонность. Повторяю: все это за счет казны. А при обнаружении у обитателей литературной резервации государственнических, патриотических взглядов сразу сажали в карцер тотального замалчивания. Отчасти это ситуация продолжается и сейчас, хотя общее направление политической жизни кардинально переменились.
Между тем, серьезная русская литература всегда мыслила государственно. И Пушкин, и Гоголь, и Достоевский, и Толстой, и Тургенев, и Блок, и Булгаков, и Шолохов, и Твардовский были державниками… Но эта давняя «охранительная» традиция оказалась отодвинута в сторону, власть осталась без настоящей интеллектуальной подпитки, ибо либеральный клекот о свободе, как главной и единственной ценности, имеет к государственному строительству такое же отношение, как порыв ветра, вздувший девичий подол, к деторождению.
На передний же план выдвинули развлекательную литературу, совсем беспомощную с художественной точки зрения, написанную убогим русским языком, да еще напитанную простодушным гедонизмом. Зайдя как-то в книжный магазин, я наткнулся на встречу читателей с писательницей Д., которая рассказывала о своих комнатных собачках. О чем же еще? Все эти женские романы, детективы, мистические триллеры к литературе отношения вообще не имеют. Справедливости ради надо отметить, что продвигалась и собственно литература, но при одном условии: в ней пороки, свойственные всему человечеству настойчиво приписывались исключительно России и русским. Литературная молодежь быстро поняла это условие успеха и поставила «отчизноедство» на поток.
