Юрий Карякин - Достоевский и Апокалипсис
Общая картина: у Достоевского, скажем, в «Преступлении и наказании» 565 «вдругов», в таких-то переводах — столько.
Где точнее? Где наибольшие потери? (Небо «Страшного суда» Микеланджело и прежний его небосвод — в цветах. От рая к Апокалипсису.)
«Вдруг» — предельная единица художественности, а точнее, предельная единица художественного изображения катастрофичности (ср., так же как Пушкина, Толстого с Достоевским, Рафаэля с Микеланджело, Босхом, Брейгелем и т. д.).
«Мальчик у Христа на елке» — девочка в «Сне смешного человека», и чуть позже — в «Братьях Карамазовых» и в Речи о Пушкине — о слезинке ребенка.
Достоевский сам потерял девочку, дочь. Сам писал: «Не хочу другую девочку», — и потом отдал эти слова капитану Снегиреву; Достоевский сам потерял мальчика, и когда писал «Мальчик у Христа на елке», «Сон смешного человека», описывал страдания Илюши Снегирева, у него все это слилось, сконцентрировалось.[222]
Ср.: «вдруги» Достоевского, «вдруги» других писателей и краски, лица, небеса у художников. Ср. — это ведь еще как партитуры у композиторов.
Какую музыку сочинять для Достоевского, для Толстого? Да вот такую, как кричащие краски «вдругов»!
Почему первая Пьета Микеланджело в соборе Петра — такая, а почему — последняя — такая? Потому что он прошел этот путь.
Сама эволюция его — от… до… от прекрасного Давида до раба… (А Рафаэль, наверное, до своего взрыва, до переворота, до Апокалипсиса не успел дожить.)
Уверен (собственно, у меня все и началось с этого): будет нащупано, найдено, отчеканено — «Единицы исторической неожиданности» — по тысячелетиям, по векам, по десятилетиям. Их нарастание катастрофическое. Критерии? Ну хотя бы войны. Изобретения орудий убийства. И тут тоже можно свои таблицы сделать, нагляднейшие и страшнейшие.
Как у меня получилось? Как шло? Именно задумался над тем, что чем дальше в глубь истории, тем неожиданностей меньше, чем ближе к нашему времени — тем больше, должна же быть какая-то единица измерения этих неожиданностей? Вспомнить Фазиля Искандера: как жил крестьянин? Смена времен года, смена времен суток, а потом все были вышиблены из своих гнездовий и пошло-поехало… Хаос. Что такое хаос? Это бесконечное умножение неожиданностей.
Человек ехал по определенной колее. Неожиданности и катастрофы были для него вроде извержения Везувия, падения метеоритов, пусть тунгусских… А что потом — и все больше, и все быстрее. Не вулканы, не бури земные, не метеориты, а вулканы внутри человека, внутри человечества, людские бури…
Еще и еще раз разнокачественность «вдругов»…
Но, повторяю, невероятное, небывалое количество «вдругов» у Достоевского говорит само за себя. Здесь исключается случайность. Так же как исключается случайность в самом малом количестве «вдругов» и у Пушкина, и у Толстого. (Тут сочетание объективного и субъективного.)
А «вдруги» в музыке? По эпохам, по эволюции одного композитора. У Баха нет «вдругов», у Баха — храм. Он его строит, строит, и храм не взрывается.
А у Моцарта — к концу. А у Бетховена? А Мусоргский, Малер, Скрябин, Пендерецкий?
Религия и искусство
Все европейское искусство, литература, вообще культура веками коренились в христианстве, питались им духовно…
Да что там культура — вся жизнь, вся, вся жизнь. Люди жили в координатах, в масштабах, по ориентирам — христианским. Из века в век, из десятилетия в десятилетие, изо дня в день, с утра до вечера. Утренняя и вечерняя молитвы, религиозные праздники, посты… Быт был бытийствен, христиански бытийствен. А церкви, храмы? Тоже ведь «модель» христианского, апокалипсического мира, тоже ведь — зеркала духовные, в которые человеки во время богослужения смотрятся все вместе. Смотрятся и по отдельности… И что такое икона, как не духовное зеркало и как не духовное окно, открытое в Божьи тайны.
Так вот, и все люди, а может быть, особенно художники, жили в этих координатах, в этих масштабах, по этим ориентирам. И все это имело такое же значение (понимаю, сравнение хромает), как и то, что все они, люди, разговаривали между собой по законам, модусам, формулам логики (даже пусть не зная того, осознанно или неосознанно). Из этого «гравитационного поля» никто не мог вырваться, даже атеисты, а если, как им казалось, вырывались, то кончалось это катастрофой — разбивались…
Библия. Книга всех книг. Слово всех слов. Азбука азбук. Откровение всех откровений.
Образ (праобраз) всех образов («Библия — все характеры»), прасюжет всех сюжетов, прафабула всех фабул… «Таблица Менделеева»… Божья «таблица».
И все искусство — вовсе не «иллюстрация», бесконечные повторения, а каждый раз — личное откровение, личное проникновение в Книгу книг — через прочтение «Книги жизни», через «живую жизнь», через страдания.
Время у Достоевского
(Художественное и обычное)
1. В чем отличие времени художественного от обычного? Здесь опять, наверное, не обойдешься без сравнения с музыкой, снами, религиозным откровением (да и просто откровением).
Сны: за сколько секунд (минут?) реального времени — сколько видишь! А ведь можно сказать и так иногда: за сколько секунд сколько видишь часов, дней, лет даже! Во сне ведь ты тоже живешь во времени, в художественном времени, вмещенном в обычное. Не случайно определение Достоевским снов («перескакиваешь через пространство и время и сосредоточиваешься на точках, о которых грезит сердце») — это же и есть, в сущности, определение искусства вообще (особенно искусства Достоевского), определение религиозного откровения.
2. Годы, то есть буквально: в какое историческое, конкретное время происходят события.
3. Само время действия: сколько лет, месяцев, дней. «От… до».
4. «Рабочее время», то есть время, когда действие развивается собственно художественно, то есть «сценами, а не словами», хотя без «слов», по крайней мере в прозе, тоже обойтись нельзя.
5. «Перелеты».
6. Сколько страниц на рассказ «сценами» («сценами» часа, дня, месяца, года); сколько — на рассказ «словами».
7. Особенно об эпилогах («Пиковая дама», «Преступление и наказание», «Подросток», «Война и мир»).
«Преступление и наказание»
Реальное время: 1865 год (середина 60-х).
Время действия — 13 дней (сценическое — всего семь), а о шести днях сказано, что «только что был в бреду».
Однако: 13 дней + полтора года (имеется в виду эпилог, который — здесь нельзя согласиться с М.М. Бахтиным — написан не одним «монологическим словом» — здесь есть «сцены», свои контрапункты, да какие!).
Здесь в снах тоже снится время…
«Идиот»
Начало — 27 ноября (среда). С 9 утра до полуночи. Всего один день (двести страниц!).
Продолжение через полгода. Еще девять дней.
Один день в ноябре и 9 в июне следующего года…
«Подросток»
Тринадцать дней. 19 сентября — 3 декабря (при этом: «пролетаю два месяца» — уточнить цитату; да еще — 9 дней беспамятства).
«Братья Карамазовы»
Реальное время — 1866 год (середина 60-х), отсюда, кстати, следует, что Раскольников и Иван Карамазов примерно в одно время были в Петербурге, писали свои статьи и, стало быть, могли встречаться и читать друг друга.
Эпилог — первая декада ноября.
Всего — 10 дней.
Просчитать под этим углом зрения (как с «вдругами» — «вдруг» ведь это своего рода единица художественного времени) все произведения Достоевского. Какая здесь закономерность?
Сравнить — под этим же углом зрения — Достоевского с другими писателями от Пушкина до Толстого.
Связать: мою главную предпосылку для начала работы с «кувшином Магомета».
«Кувшин Магомета». Магомету явился архангел Гавриил и забрал его с собой. В этот момент опрокинулся кувшин… Они облетели весь мир. Были у Бога, а когда вернулись кувшин все еще падал, и его можно было подхватить (вот, кстати, вероятно, образное предчувствие, чувственное художественное открытие будущего закона относительности — зависимость растяжения времени от скорости движения.).
В примечаниях к тридцатитомнику довольно убедительно выяснено, что источником этой легенды для Достоевского послужил В. Ирвинг.[223]
Но Достоевский читал и сам Коран. Не мог ли взять оттуда?
Однако насчет связи.
Главнейшей предпосылкой начала работы над пониманием художественного произведения (наверное, любого, и, кажется, над произведениями Достоевского в особенности) является такое его прочтение, прослушивание, проглядывание, такое его знание, при котором достигаешь предельной скорости облета, когда в одно мгновение можешь увидеть, услышать, прочитать, можешь обозреть и все целое, и все до единой малейшие детали — абзацы, мазки, ноты, когда время как бы распластовывается в пространстве и даже как бы исчезает, так что можешь опрокинуть свой кувшин, все увидеть, услышать, прочитать и, вернувшись, успеть поставить кувшин на место.
