Газета Завтра - Газета Завтра 242 (81 1998)
С детьми ей повезло: трудяги, смекалистые. Не занимаются вымогательством у нее денег. Сама им отдает, накопив немного. Да и как не помочь, когда дети за свой тяжкий труд не получают зарплату из-за местного криминального начальства. Зять, хоть и фермер, и дела у него неплохо идут, а тоже постоянно без денег. Вырастил в прошлом году хороший урожай зерновых, гречихи. Выгоднее было продать этот урожай в других областях, республиках. Ох, как деньги нужны были в хозяйстве! Да вот беда: запрещают местные власти вывозить фермерам свою продукцию, велят продавать ее на нужды области. Естественно, и цены сами диктуют. А они разорительные. И все-таки пришлось продать своим. Куда деваться? Так беда еще и в том, что вместо денег за урожай дали товар, который и продать-то почти невозможно. Вот так местные чиновники-грабители и добивают “неоперившихся” фермеров. Глядя и слыша о мытарствах детей своих (а у них свои дети), Надежда Михайловна порой последние свои денежные крохи отдает детям, внукам. Ведь нередко у них нет денег даже и на хлеб.
Побыв часа три у Надежды Михайловны, я подался к другим знакомым старикам снести и им гостинцы.
К старикам сейчас редко кто приезжает, заходит. Бывает, что человек умирает оттого, что не смог затопить печь, а значит, остался без горячей пищи, чая. Или не оказалось под рукой нужного лекарства. А то от головокружения упал прямо дома, зашибся, да так и пролежал, умирая, несколько дней на полу. Если бы кто-то оказался в эту минуту рядом, помог, то отступила бы смерть еще на несколько лет. Пишу эти строки, а перед глазами мелькают наши русские убогие деревни. И в этот момент умирают от одиночества, горьких переживаний и разочарований, от безысходности, некормленые, немытые, бессильные наши старики.
Леонид БОБРОВ
Ульяновская область
КОЗЬЯ МОРДА
НА СЕВЕРЕ ОБЛАСТИ, В ЛЕСАХ жила старуха, запущенная, ветхая, давно не мытая. У нее была коза.
А в соседней деревне у сорокалетнего мужика Макарова было четверо голодных детей.
Однажды он “поймал козу за бороду, чтобы не кричала, взял подмышку и пошел домой”.
Бабка со странной для этих мест фамилией Гримашевич - неопрятная, презренная, старая, заметила и принялась вопить: “Вор ты, Макаров! Не тобой рощена коза - отдай!”
Самолюбие мужика не выдержало таких оскорблений. Он в сердцах бросил козу и поднял с земли палку.
Козу бы зарезал - детей накормил. Бабку палкой убил - тринадцать лет получил.
…А денек был зимний, морозный - чудесный денек.
Старуха лежала у своего дома мертвая. Коза блеяла в безопасном отдалении от похитителя, а сам он, пьяный и страшно злой на вековуху, поскрипывая резиновыми сапогами по снегу, уходил в сторону своего жилища.
Ночью бабку Гримашевич слегка поглодали крысы. Назавтра ее обнаружили и заявили в милицию, а козу застали соседи в хлеву.
Бабка Гримашевич родилась аж в 1906 году. И прошедшим летом выглядела по описаниям любознательной корреспондентки “Кировской искры” так:
“…Передо мной большой в четыре окна деревянный дом. Я стою возле него в нерешительности и раздумье: может ли быть в нем кто живой? Уж очень похож на заброшенный, каких сотни в окрестных деревнях. На крыше зияют дыры, окна заложены тряпьем. Наконец отваживаюсь войти в эту халупу.
На гнилых ступенях крыльца пасутся три цыпленка. От дверей не осталось и помина. Сенцы приспособлены под хлев для козы.
Не без страха я потянула тяжелую дверь и вошла в избу. Громко поздоровалась. На мой голос из кучи тряпья, лежащего грудой на железной кровати, с трудом выбралась старая женщина. По всему чувствовалось, что она очень давно не мылась. Это была Федора Степановна Гримашевич.
На улице стояла жара, а в доме темно и сыро. Свет едва проникал сквозь стекла, густо засиженные мухами, которые носились по дому роем.
Печь посредине, дощатый стол - вот и вся обстановка. Через худую крышу и провалившуюся потолочину видно небо. Соседи рассказывали, что когда идет дождь, то он “идет” и в доме бабки Федоры. И она, чтобы укрыться от сырости, залезает под стол.
Стены дома голы. Пазы усижены клопами. С потолка грязными гирляндами свисают обои. На полу прямо у меня под ногами лежит дохлая мышь, а желтая кошка лениво перекатывает ее с места на место.
Мало кто помнит сейчас в Петрушине, когда и откуда прибилась в деревню эта женщина. Говорят, что пришла пешком еще в 30-е годы. Держала скотину, огород. Никого знать не желала. Жила сама по себе, без семьи. Лишь на 88-м году жизни, когда совсем занемогла, администрация стала давать ей пенсию”…
Немногим отличалось от бытия отшельницы и жилище ее убийцы, “акт о состоянии” которого был составлен вскоре для передачи его детей в детдом.
“Отопление - печное. Печь находится в аварийном состоянии. Основная дымовая труба разрушена, - читаем в акте. - А дополнительная металлическая выведена в форточку. Температура воздуха в помещении 9 градусов. Дети спят на общей кровати в верхней одежде… Рацион питания семьи состоит из картошки и перловой крупы с добавлением комбикорма… Двое детей из четырех - инвалиды детства”.
Вот в этот “дом” и вернулся Макаров после убийства. Жена тоже заорала - он и ее пригрозился убить. Лег спать и проснулся уже в наручниках, что защелкнул на нем молодой лейтенант, который исполнял должность чуть больше года, и ему не наскучило еще тщательно собирать свидетельские показания. Для обвинения Макарова в “покушении на тайное хищение чужого имущества (кражу козы) и умышленном убийстве с целью сокрытия данного преступления” достаточно было и показаний ближайших соседей Гримашевич. Но лейтенант зашел еще к местному фермеру-богатею (по меркам современной деревни). Подозреваемый Макаров летом батрачил на этого кулака, и Киреев (так звали фермера) до сих пор с ним не расплатился. Оправдывался неурожаем, хотя совсем недавно получил приличную ссуду в Агробанке.
Затем следователь зашел к артельному крестьянину Фомину, вместе с которым два дня назад подозреваемый ловил рыбу. Полведра окуней унес тогда Макаров, и в течение суток его семейство было сыто. Он бы и чаще рыбачил, да не имел снастей. А в собственном подворье у него даже собаки не водилось.
Он есть самая настоящая беднота деревенская, заморочная и безнадежная. Дурной, беспутный человек. И в тюрьме ему - шестерить и опускаться до скончания долгого срока.
А единственное наследство убитой старухи, то самое “имущество”, на которое покусился Макаров, до сих пор жует сено в хлеву соседей.
Андрей БОВИН
Кировская область
ГОРИТЕ ВЫ ОГНЕМ!
Крутые в деревне и городе разные. Да и сама мокруха - тоже. В деревне убивают простой палкой, называемой батогом. Или ночью поджигают дом - пускают петуха, как водится со времен приручения огня. Никаких тебе динамитов или пистолетов с глушителями. Обильно льется кровушка в селах “на почве семейных отношений”.
…Над деревней Егово на Рождество сияли звезды. Дома стояли в синем свете глубокой ночи. Уже отгуляла деревня и спала. И лишь Сергей Белозеров легкой тенью скользнул между сугробов прочь от дома отчима и спрятался за амбаром.
Сквозь щели между досок просвечивало странно яркое освещение сеней, внутри сруба раскалялось, как в ядерном реакторе. Вдруг словно кровлю приподняло легким бесшумным взрывом, из-под застрехи дунуло дымом, белыми в ночи струями и клубами, как из-под крышки кастрюли с кипящим борщом. Огонь быстро проел тонкие доски обшивки над дверями. Доски сначала сделались розовыми, потом раскалились углеподобно, и струя огня кинулась к снегу на крыши. Было видно, как за минуту толстый слой снега просел. Проталины зачернели, и шифер стал стрелять оглушительно, на всю деревню.
Вокруг дома сделалось неестественно светло, как на съемочной площадке. Одну оконную раму в передке вышибло тоже, могло показаться, распирающим жаром, если бы вслед за ней не выскочила по инерции голая нога: раму выбили изнутри. И затем из этого пробоя показалась голая задница. Баба неуклюже сползала, и, только встав на цоколь, оправила сорочку перед тем, как прыгнуть в сугроб. Охватила себя руками то ли от ужаса, то ли от мороза, затряслась и завыла.
Прятавшийся за амбаром Белозеров злорадно наслаждался происходящим, будто подглядывал в туалете, торопливо, жадно курил и сплевывал.
Вслед за бабой из окна в трусах и пиджаке на голое тело, вылез мужик и, видимо, поранил ногу стеклом, запрыгал на одной.
Это зрелище Белозерова восхитило, он тонко, похотливо заржал в своем укрытии.
Голые мужик с бабой топтались возле горящего дома, о чем-то спорили. Наконец баба убежала по скользкой дороге к соседним домам, а мужик, обогнув дом, приблизился к огню так, чтобы согреться.
Дым валил уже и из разбитого окна - видать, прогорела и бревенчатая стена в сенях.
Стали набегать соседи из темного конца деревни. Толпились, махали руками, кричали, ужасались.
