Н. Балашов - На пути к не открытому до конца Кальдерону
«Благоразумный» Филипп, увидев задушенного капитана, останавливает репрессии против крестьян:
Дон Лопе, это свершено уж.
Смерть присудили справедливо,
А тот, кто в главном справедлив,
Грешить он может в наименьшем.
…
Я в Португалию спешу.
В местечке этом оставайтесь
Алькальдом и притом бессменным.
Читатель уже привык к тому, что Кальдерона надо читать внимательно. В драме несколько раз упоминается о выборности как об источнике авторитета алькальда, так что король, проявив неслыханную милость, все же подпортил хоть «в наименьшем», утвердив алькальда на свой монархический манер.
Драма «Саламейский алькальд» синтезирует разные направления литературы XVII в. Черты барокко не доминируют в ней так явственно, как в других произведениях Кальдерона. Преемственность с Возрождением и с «Фуэнте Овехуной» — Возрождением par excellence — очевидна. Есть выведение из несомненного случая некоей перспективы «на все времена», типичное для писателей и художников-синтетистов XVII в. Есть, как мы увидим, и богатый разнообразными персонажами и событиями фон, отличавший пикарескно-караваджистскую линию. Наконец, есть черты классицизма: строгая уравновешенность, симметрия, особенно проявляющаяся в соотношении реплик Креспо с репликами дона Лопе, симметрия, не менее сурово выверенная, чем в трагедиях Корнеля. Наблюдается законченность действия, относительная неизукрашенность и простота языка, делающие эту драму одним из проявлений классицизма или предклассицизма на испанской почве.
Так определенно, как Кальдерон провел черту между Испаниями двух основных сословий, ее не проводил никто. Но у Кальдерона это не ведет к схематизму и к схожести персонажей по классовому признаку. Особенно богат характер Педро Кресло. Людям высшего сословия он не нравится. «Претонкий этот мужичина» — размышляет дон Лопе. Не нравится он и захудалому «дворянчику» дону Мендо, устраивающему тщетные серенады дочери Креспо «Злокачественный он мужик»…
Но прогрессивный зритель и читатель все 350 лет придерживался другого мнения. А. И. Герцен в дневнике 1844 г. отметил превосходный характер Педро Креспо и вынес ставшее знаменитым суждение: «Велик испанский плебей, если в нем есть такое понятие о законности…»[2]
Педро Креспо горд крестьянским происхождением и достоинством, не согласен покупать дворянское звание, хотя средств у него хватило бы («честь деньгами не купишь»). Он сдержан, бывает смиренен, но когда речь идет о чести и достоинстве простолюдина, он бесстрашен и перед доном Лопе и перед самим королем. Сходство Кальдерона с синтетическим направлением XVII в. открывается в том, что его герой смотрит вперед за дальние горизонты, ставя вопрос: «а почему, за что нам биться?»
Столь же достойны те крестьяне и жители местечка, которые избрали алькальда и вершат вместе с ним рискованный суд. Сын Педро Креспо Хуан более подвержен расхожим представлениям. Когда ему не удается убить насильника, он собирается восстановить честь сестры ее убийством. Слуга Нуньо больше всего мечтает о сытной еде. Веселый солдат Ребольедо и его подруга Ла Числа (Искра), бросившая ради него богатых содержателей, втягиваются в преступление капитана; Ребольедо хмелеет от возможности убивать, и опоздай дон Лопе и король, он и его подружка могли бы получить от алькальда по заслугам.
У дворян в пьесе тоже разные характеры.
Дон Лопе де Фигероа (с ним читатель встречался в драме «Любовь после смерти») безжалостен в чрезвычайных обстоятельствах. Но хоть он и готов «забить алькальдишку на месте батогами», он отходчив, хочет быть по-своему справедливым, испытывает известное уважение к Педро Креспо. Кальдерон искусно изображает, как на определенном уровне между этими двумя упрямыми стариками, людьми долга, каждый посвоему, существуют некоторые человеческие отношения: пусть отталкивание, но «общее поле».
Капитан дон Альваро де Атайде ненавидит и презирает народ; свое желание овладеть Исабелью Креспо он сам объясняет как «бешенство»:
Тут просто бешенство, тут гнев,
Тут распаление упрямства.
Действия и «чувства» капитана вполне сочетаются с отвращением к крестьянской девушке до и после зверского насилия в лесу.
Капитан — дворянин, использующий свои привилегии в абсолютистском государстве, но никак не испытавший цивилизирующей роли абсолютизма.
«Дворянчик» дон Мендо, дошедший до нищеты и комически-спесивый, — тоже распространенный в тогдашней Испании тип идальго. Неулыбчивый Кальдерон по поводу дона Мендо шутит, да как! Он вкладывает в его уста тираду:
Ведь я в утробе материнской
Отца неблагородной крови
С упорством твердым бы отверг.
За драмой с ее точно очерченным действием стоит романная, бытовая панорама, нечто вроде фона, который является предметом «плутовского романа» и на котором развиваются высокие события в «Дон Кихоте».
Несмотря на корнелевски сдержанный характер драматизма этого своего произведения, Кальдерон отдавал себе отчет в романном богатстве его фона, что подтверждается не обычной в те времена прямой ссылкой на величайшего писателя Испании. По поводу нищего идальго дона Мендо говорится:
Это кто-то
Слез с тощей клячи, с россинанта,
Вон на углу, — как Дон Кихот,
Чьи приключения Сервантес
Нам описал красноречиво.
Характеры, воспроизведенная ситуация, направление действия на решение вопроса «за что нам биться?», явное продолжение мятежной драмы «Фуэнте Овехуна» Лопе, честная ссылка на Miguel'я de Cervantes'a и на роман «Дон Кихот», — все это придает «Саламейскому алькальду» редкую для барокко и его великого драматурга цельную определенность, ставит эту народно-революционную драму на особое место в культуре XVII в.
Массивные двери перед зрителем и читателем распахиваются, и открываются внутренние покои души поэта. Вглядитесь: перед вами не только славная драма, но и сам Кальдерон. В тиши, в сумраке просторного помещения он вглядывается в свой век: «Путь полный бед. Что полон бед он — мало? // Так бед к тому ж, друг с другом несогласных…»
Свое горе он переносит скрытно, стоически, как «обыкновенную беду». Он видит и неисчислимые, обыкновенные и необыкновенные, беды современников, простых испанцев и неиспанцев, людей своей и других вер, и даже задает вопрос: «За что нам биться?» (… por que // ha de renir?). В поэте пламенеют души Эусебио и Тусанй, Стойкого принца и Луиса Переса; живет в Кальдероне также спокойное мужество Педро Креспо и того гуманнейшего Алонсо Кихано Доброго, которого под именем Дон Кихот обессмертил Сервантес.
Примечания
1
Последняя строка сонета дона Фернандо в «Стойком принце» Кальдерона в переводе Бальмонта.
2
Герцен А. И. Собр. соч.: В 30-ти т. М., 1954. Т. 2. С. 363.
