Збигнев Херберт - Варвар в саду
Развитие городских общин шло так стремительно, что уже в XIII веке сиенский подеста осмелился угрожать представителю могучего рода Арденджески, что если тот не прекратит грабежи и насилия, он прикажет посадить его на рыночной площади на цепь, как собаку.
Но если кто-то решит, что Сиенская республика была олицетворением демократических идеалов, это будет явное заблуждение. Аристократический элемент оказывал мощное влияние, и «milites et mercatores sienenses»[22] были аристократического происхождения, что в других местах было делом практически неслыханным. К примеру, сиенцы Толомеи с тосканской манией величия выводили свое происхождение от Птолемея{76}. По сути дела, влиятельные горожане, все эти Буонсиньори, Каччаконти, Скуарчалупи, были потомками германских завоевателей. Их головы, освобожденные от тяжести шлемов, оказались чрезвычайно способными к расчетам, и бронзу воителей они сменили на благородные металлы банкиров. Эти экс-воины совершали дальние поездки по всей Европе, а в торговле серебром сумели даже взять верх над евреями. Они стали банкирами пап. Это давало хороший процент, а также позволяло использовать церковные санкции против строптивых должников.
Означает ли это, что Сиена была на стороне пап? Вовсе нет. И чтобы объяснить это, следует обратиться к истории. Естественно, к борьбе гвельфов и гибеллинов.
Первоначально эти названия обозначали две немецкие политические партии: гвельфы были сторонниками саксонских и баварских герцогов, гибеллины же поддерживали Гогенштауфенов{77}. Спор, занесенный в Италию, сохранил название, но изменил содержание. Из местного соперничества он превратился в универсальную проблему, известную как борьба папства с императорами.
С самого начала XII века Сиена оказалась лицом к лицу со своим предназначением. Ей пришлось выбирать между покорностью и трудной независимостью. Главным ее врагом стала Флоренция, что объясняется не только хитросплетениями истории, но и геополитическим положением. С той поры оба города будут ненавидеть друг друга, «с утонченной страстью сражаться мечом и словом, язвить друг друга в новеллах, легендах и поэзии». Карта доказывает, что так и должно было быть. Город волчицы преграждал Флоренции виа Франчиджена, кратчайшую дорогу в Рим. Оба города сражаются за доступ к морю. В Тоскане не хватало места для сильной Сиены и сильной Флоренции.
Один из историков совершенно справедливо пишет: тот факт, что Флоренция официально встала на сторону гвельфов, привел к тому, что Сиена официально была гибеллинской. Но это не более чем школярские различия. По сути, названия средневековых партий так же вводят в заблуждение, как и названия партий нынешних. Гвельфская Флоренция нередко была участницей антипапских лиг, а сиенские банкиры не могли всерьез быть гибеллинами, так как с Римом их связывали золотые нити финансовых интересов. Чуть только в Сиене заметили поползновения к покушению на ее независимость со стороны Карла IV{78}, формально ее союзника, как тут же он получил по своему августейшему императорскому носу.
Кроме того, в обоих противостоящих городах имелись сторонники и гвельфов и гибеллинов, но, по сути дела, слова эти означали давних врагов, этаких Монтекки и Капулетти, которые из поколения в поколения бомбардировали сады друг друга камнями, приспешникам противников обрезали уши и в темных закоулках стилетом успокаивали сердца родичей кровного врага.
История, так сказать, внешняя каждого государства (а итальянский полис был государством) куда более понятна и логична, чем история внутренняя, и когда сейчас ее изучаешь, она подобна механизму старых часов, которые не ходят уже многие столетия. Сиенский механизм власти был чрезвычайно сложен и в течение веков значительно менялся. Существовавшее до 1277 года правление Двадцати Четырех было выражением зыбкого равновесия общественных сил, колеблющихся между тимократией{79} и демократией.
Совет, или Синьория, избирался на короткий срок, исполнял функции кабинета министров и состоял наполовину из milites, наполовину из представителей народной партии. Однако это вовсе не было равнозначно классовому разделению, потому что после того, как возникло слово «народ», всегда находились те, кто происходили вовсе не из народа, но тем не менее считали, будто лучше других способны выражать его жизненные интересы и чаяния.
Консильо Дженерале делла Кампанья, или парламент, составляли триста самых уважаемых оседлых граждан, и именно они каждые два месяца выбирали правительство, то есть Синьорию, а также подесту, которого стерегли, как похотливый старец стережет молодую жену. Подеста — наивысшее должностное лицо государства (что-то наподобие короля в конституционной монархии, то есть скорей звание, нежели должность) — обыкновенно был чужеземцем. Избирался он сроком на один год и был ограничен великим множеством чрезмерных предписаний, что должно было воспрепятствовать вероятным попыткам захватить абсолютную власть. Финансовое управление, именовавшееся Биккерна, и таможенное, Габелла, были отданы в руки монахов из Сан Гальгано и Серви ди Мария, поскольку лучше, если золотом распоряжаются те, кто давал обет бедности.
4 сентября 1260 года Сиена переживала величайший день в своей истории. Сильная, почти тридцатитысячная армия Флоренции была разгромлена под Монтеаперти, неподалеку от стен города волчицы, «che fece l’Arbia colorata in rosso». Река текла красная от крови — писал поэт. Реляций о ходе битвы много, и все они, разумеется, противоречивы, но, сказать по правде, хаос любой битвы упорядочивают post factum полководцы, политики и летописцы, в чем проявляется похвальное человеческое стремление к разумным структурам и причинному истолкованию темных по самой своей сути событий. В Сиене звонили все колокола. Над полем битвы кружили стаи воронов и коршунов. По городу двигались радостные процессии, а гордое знамя Флоренции влеклось по грязи, привязанное к хвосту осла. Ночью сиенцам снились сладостные сны о лежащей в развалинах Флоренции.
Но вскоре судьба отворачивается от города волчицы. Смерть Манфреда{80}, последнего из Гогенштауфенов, пославшего на помощь Сиене своих свирепых светловолосых всадников, означала поражение гибеллинов по всей Италии. Экономической катастрофой сиенцев обернулась головокружительная карьера золотого флорина{81}.
В городе, верном императорской идее, произошел переворот, и после правления Двадцати Четырех наступило правление Новески, то есть Девяти, которые были избраны из состоятельных купцов, принадлежащих к партии гвельфов. Начиная с 1277 года в течение без малого восьмидесяти лет у власти находилось это правительство, купеческое в каждом дюйме, не склонное к авантюрам, трудолюбивое, старающееся поддерживать мир. Приобретено было поистине много. Именно в этот период был возведен собор. Дуччо{82} пишет «Маэсту», а Амброджо Лоренцетти{83} в большой фреске повествует о сладости жизни при добром правлении.
Однако внутренняя борьба не утихает. Соперников примиряет черный мор. Страшная эпидемия, словно огонь, прошла по всей Европе, унеся треть ее населения. Вспыхнула эпидемия в 1348 году, накрыв зловещей тенью расцветающую цивилизацию. Историки искусства делят сиенскую живопись на периоды до и после эпидемии. «В истории возник пробел, зияние. Строительство всех зданий было остановлено». Другой исследователь добавляет: «Великая эпоха соборов и крестовых походов закончилась гниением и ужасом».
«…Люди умирали одинаково как при отсутствии ухода, так и в том случае, когда их хорошо лечили. Против этой болезни не помогали никакие средства: то, что одним приносило пользу, другим вредило. Недуг поражал всех, как сильных, так и слабых, без различия в образе жизни. Однако самым страшным во всем этом бедствии был упадок духа: как только кто-то чувствовал недомогание, то большей частью впадал в полное уныние и, уже более не сопротивляясь, становился жертвой болезни… Умирающие лежали друг на друге, где их заставала гибель, или валялись на улицах и у колодцев, полумертвые от жажды… Ведь сломленные несчастьем люди, не зная, что им делать, теряли уважение к божеским и человеческим законам. Все прежние погребальные обычаи теперь совершенно не соблюдались: каждый хоронил своего покойника, как мог».{84}
Нет, это не фрагмент итальянских хроник, а отрывок из «Пелопоннесской войны». Описание Фукидида с достаточной точностью отражает ужасную эпидемию в Сиене, которая унесла три четверти жителей города.
Падение правительства Девяти углубило анархию в самом неистовом городе Тосканы, над которым постоянно висела угроза нападения грозных кондотьеров, подобных сеющему ужас Джону Хоквуду{85}, он же Акуто.
