Александр Фурсенко - Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964
Кастро, конечно, хотел, чтобы его слова скорее дошли до Кремля, и преуспел в этом. О содержании его доклада стало известно Алексееву. Он тут же информировал Москву. Эту телеграмму немедленно распространили среди высших советских руководителей: кроме Хрущева его получили Фрол Козлов, Алексей Косыгин, Отто Куусинен, Н.А.Мухитдинов, Анастас Микоян и Михаил Суслов, а также заведующий международного отдела ЦК КПСС Борис Пономарев{46}. В Советском Союзе речь Кастро была воспринята как доказательство изменения его личной философии, которая с 1959 года была загадкой как для Москвы, так и для Вашингтона. В биографической справке Кастро, составленной в преддверии его визита в Советский Союз в 1963 году, аналитики КГБ отмечали, что когда Кастро пришел к власти, он избегал демонстрации своих взглядов. Советы не усматривали в этом попытки замаскировать тот факт, что он — коммунист. Напротив, за этим скрывалось нежелание Кастро выставить напоказ то, что у него «вообще нет твердых убеждений»{47}.
Многие в официальной Москве сомневались в искренности Кастро в описании своего коммунистического прошлого. На основании информации кубинских коммунистов Москва могла сделать вывод, что Фидель ли фантазирует, либо играет роль просителя. На самом деле старший Кастро общался с коммунистами, будучи студентом Гаванского университета, но Москве было хорошо известно, что коммунисты считали его буржуазным революционером, членом партии «Ортодоксов» и сторонником вооруженного свержения диктатора Батисты. Кремлю было приятно услышать, что теперь Кастро считает себя коммунистом, хотя до середины 1959 года он по донесениям КГБ старался избегать жесткой критики империалистической политики США и не ассоциировать себя с коммунистами. В Москве все еще помнили заявление Кастро в марте 1959 года: «Деятельность Движения 26 июля не имеет ничего общего с коммунизмом, и никакой я не коммунист»{48}.
Какими бы ни были истинные взгляды Кастро, его речь подтвердила важную роль, которую НСП и его руководству предстояло сыграть в ближайшие месяцы. Признав, что революции можно учиться не только у него, Кастро проявил готовность проводить в жизнь предложения Карлоса Рафаэля Родригеса и Бласа Рока. В 1959 году он отдал на откуп НСП военную и аграрную политику. На очереди были экономические и социальные реформы. Своей речью Кастро хотел уверить промосковское крыло Движения 26 июля, что представители левых сил могут проводить их по своему разумению.
Ответ ХрущеваСвоим утренним монологом Кастро, казалось, хотел вознаградить Хрущева за риск, которому он подвергался целый год. Не важно по какой причине, но президент Эйзенхауэр не решился в октябре на интервенцию против Кубы. Военные действия могли бы помочь Ричарду Никсону, который проиграл выборы с небывалым отставанием. Хотя Кастро по-прежнему избегал высказывать свои симпатии, опытному наблюдателю было ясно, что Куба избрала социалистический путь.
Это обстоятельство побудило Хрущева прибегнуть к новым методам поведения в международном коммунистическом движении. На конференции коммунистических лидеров в ноябре, спустя несколько дней после секретной речи Кастро в Гаване, Советский Союз ввел новый термин «национальная демократия» для характеристики государств типа Кубы, находящихся на переходном этапе революции: от революции среднего класса к социалистической. Это публичное признание кубинской модели явилось первым сигналом новой, в понимании Хрущева, роли Кастро в мировой политике. В течение четырех лет до того, как весной 1960 года китайцы открыто заявили о своих разногласиях с СССР, они изощренно критиковали Хрущева за поддержку доктрины мирного сосуществования. Теперь, когда Куба стояла на пороге социалистической перестройки без вмешательства Советской Армии, Хрущев решил признать идеологическую значимость вооруженного национально-освободительного движения.
В речи 6 января 1961 года Хрущев провозгласил амбициозный курс советской внешней политики, заявив, что приветствует Фиделя Кастро как законного члена социалистического блока Из уважения к Кастро и Мао Цзедуну, которые считали себя большими революционерами, чем крестьянский бюрократ в Кремле, Хрущев добавил, что впервые Москва рассматривает национально-освободительное движение «как священную войну», заслуживающую поддержки, причем не исключено, что для ее успешного завершения потребуются насильственные методы. В качестве примера он привел борьбу в Алжире и Вьетнаме{49}.
Фидель Кастро, который ранее был для Кремля «вещью в себе», превратился в образец для подражания. С января 1961 года Хрущев связывал свое лидерство в коммунистическом мире и престиж Советского Союза с успехами Кубы и Кастро{50}. Любая попытка США подорвать режим Кастро рассматривалась как серьезный вызов личному авторитету Хрущева.
Часть II. Столкновение
Глава 1. Залив Кочинос[3]
В свои 43 года Джон Фицджеральд Кеннеди стал самым молодым в истории США президентом. 6 ноября 1960 года Кеннеди с небольшим перевесом победил Никсона. 20 января во время церемонии инаугурации он стоял рядом с семидесятилетним Эйзенхауэром, который жался под холодным ветром, а Кеннеди снял шляпу и пальто, чтобы произнести первую речь в качестве президента.
«Пусть с этого места и в это время станет известно друзьям и врагам, что факел перешел к новому поколению американцев…» В лимузине во время поездки к Капитолию Кеннеди пытался втянуть Эйзенхауэра в обсуждение книги «Самый длинный день», посвященной истории высадки союзников в Нормандии в 1944 году. Прочел ли бывший Главнокомандующий экспедиционными силами союзников эту книгу? Нет. Эйзенхауэр воспользовался погодой и отдал приказ произвести высадку 6 июня{1}. Ему не надо читать эту книгу.
Будучи участником войны в более низком звании, Кеннеди уважительно относился к мудрости старого генерала. В военной кампании на тихоокеанском театре военных действий Кеннеди продемонстрировал героизм, спасая команду своего судна РТ после столкновения с японским эсминцем. Они познакомились с Эйзенхауэром в оккупированной Германии в конце войны. Эйзенхауэр участвовал в Потсдамской конференции в качестве советника лидеров трех великих держав — победительниц, а Джон Кеннеди работал репортером в газетах Херста.
За день до инаугурации Кеннеди приехал к старику за советом, который Эйзенхауэр охотно дал ему. Уходящий президент считал, что Никита Хрущев и коммунистический мир находятся на подъеме. Темпы роста экономики США составляли 2–3 % в год, а по оценкам ЦРУ и других правительственных ведомств, рост советской экономики был в три раза выше{2}. Более того, СССР более эффективно и успешно сотрудничал с развивающимися странами. Эйзенхауэр особо выделил проблему Юго-Восточной Азии. «Если Лаос попадет под влияние коммунистов, — сказал он, — то за ним последуют Южный Вьетнам, Камбоджа, Таиланд и Бирма. Это лишь вопрос времени». По сути это была теория домино. Куба также беспокоила Эйзенхауэра. «Мы не можем допустить сохранения теперешнего правительства Кубы». Кеннеди спросил: «Мы должны поддерживать партизанские действия на Кубе?» — «Полностью», — последовал твердый ответ{3}.
Необходимость продолжения холодной войны была преобладающей темой инаугурационной речи Кеннеди. Новое поколение, несмотря на энергию и оптимизм, разделяло беспокойство уходящего президента. В конце 50-х годов Советский Союз набирал очки. В 1956 году французы и англичане завязли в войне на стороне Израиля против Египта, союзника Хрущева на Ближнем Востоке. Надеясь отстранить от власти Гамаль Абдель Насера, европейские страны напали на Египет под предлогом защиты международного судоходства по Суэцкому каналу. Хотя Вашингтон не был информирован об окончательных планах нападения и пригрозил санкциями британцам в случае, если они не откажутся от агрессии, этот эпизод подпортил репутацию США в странах третьего мира. В 1957 году Запад был поражен успехом запуска первого спутника. В мае 1960 года за месяц до встречи Эйзенхауэра и лидеров Англии и Франции с Хрущевым в Париже советской ракетой SA-2 земля-воздух был сбит американский самолет U-2, пилотируемый Фрэнсисом Гэри Пауэрсом. U-2 — высотный самолет-разведчик, не засекаемый средствами противовоздушной обороны; в данном случае вновь проявилось превосходство советской технологии. Этот инцидент сорвал парижскую встречу на высшем уровне и усложнил усилия США по оценке заявлений Хрущева, что советские стратегические ракетные силы имеют большее количество межконтинентальных баллистических ракет, чем США.
«Пусть каждая страна знает, независимо от того, желает ли она нам добра или зла, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя и трудности, поддержим любого друга, выступим против любого врага во имя выживания и свободы»{4}. Призыв Кеннеди, прозвучавший этим январским днем, был не просто воспроизведением литургии. Кеннеди и его окружение в новой администрации верили, что для обеспечения выживания США должны укрепить свое лидерство на Западе. У них была копия речи Хрущева, произнесенной 6 января о «священной войне», которая передавалась по Московскому радио. Советский лидер и его союзник в Карибском бассейне Фидель Кастро также явно стремились закрепить свое лидерство. «Читайте, делайте пометки, изучайте и обдумывайте», — написал Кеннеди на речи Хрущева, передавая ее своим внешнеполитическим советникам{5}.
