Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Борисов Александр Николаевич
В Париже Балашевич находился всего около года. Следующей весной его внезапно отозвали в Петербург. Отставка Балашевича была вызвана происками против него в самой конторе III Отделения. Противники опасались, что Балашевич в дальнейшем может стать «диктатором агентуры». Агент А. Бутковский объяснял причину удаления Балашевича его необузданным тщеславием, претензиями на роль дипломатического агента при русском правительстве, а также «неспособностью к подобной должности по — совершенному незнанию иностранных языков». Однако Балашевич прозябал в Петербурге недолго. В начале сентября 1862 года, получив заграничный паспорт на имя графа Альберта Потоцкого, он выехал в Париж. Сначала в Париже, а с декабря 1863 года в Лондоне Балашевич-Потоцкий развивает активную провокационную деятельность в польских эмигрантских организациях, направленную против наиболее радикальных представителей польского национально-освободительного движения, однако в начале 70-х годов умудряется даже занять почетный пост «председателя польских эмигрантов в Англии».
В ноябре 1865 года III Отделение решило перевести Балашевича в Женеву, где с середины 60-х годов развертывалась издательская деятельность Герцена и Огарева и складывался центр русской политической эмиграции. Однако Балашевич, став к тому времени владельцем антикварного магазина в Лондоне, категорически отказался. В наказание «за строптивость и непослушание» III Отделение сократило ему наполовину жалованье, но оставило в Лондоне. Анализ донесений Балашевича показывает, что он был лично знаком с такими выдающимися деятелями международного и русского революционного движения, как К. Маркс, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, М. А. Бакунин, П. Л. Лавров, и другими.
В начале 70-х годов III Отделение усиленно следит за участием польских и русских эмигрантов в деятельности I Интернационала. Балашевич, получив два коротких письма от Маркса, тотчас же пересылает их в III Отделение в качестве «вещественного доказательства своей успешной деятельности» в работе Интернационала. Однако вскоре Маркс отказался от услуг подозрительного «графа Потоцкого».
Тогда же в Лондоне Балашевич сумел познакомиться с Лавровым и понравиться ему. С марта 1874 года, когда Лавpoв переселился в Лондон для издания газеты «Вперед», «граф» установил с ним довольно тесные отношения. В 1871–1875 годах Балашевич-Потоцкий подробно Информировал III Отделение о Лаврове и его окружении. Балашевич сотрудничал с III Отделением не менее 16 лет, пока не был разоблачен в 1876 году как агент и провокатор русской политической полиции.
«ШПИОНСТВО УСИЛИЛОСЬ ДО НАГЛОСТИ…»
Создание Герценым Вольной русской типографии и прессы. — Государственные тайны абсолютной монархии. — Борьба III Отделения с распространением в России изданий Герцена. — Попытки агентов охранки проникнуть к Герцену и раскрыть его корреспондентов. — Инспекция управляющего III Отделения А. Тимашева. — «Дело о лицах, обвиняемых в сношении с лондонскими пропагандистами».
После ряда лет скитаний, преследуемый царизмом и французскими властями, в Лондоне обосновался А. И. Герцен. Летом 1853 года он организовал в столице туманного Альбиона Вольную русскую типографию, которая начала выпускать революционные воззвания, направленные против реакционного режима Николая I и крепостного права в России. В 1855 году вышла в свет первая книжка «Полярной звезды», где публиковались острые, запретные в России политические сюжеты. С 1 июля 1857 года Герцен совместно с Огаревым начал издавать газету «Колокол». Герцен считал основание русской типографии в Лондоне «делом наиболее практически революционным, какое русский может сегодня предпринять в ожидании исполнения иных, лучших дел». Особое место в Вольных изданиях занимали добытые «из-под спуда» зловещие факты последних лет николаевского царствования. «Нашими устами говорит Русь мучеников, Русь рудников, Сибири и казематов, Русь Пестеля и Муравьева, Рылеева и Бестужева, — Русь, о которой мы свидетельствуем миру и для гласности которой мы оторвались от родины. Мы на чужбине начали открытую борьбу словом в ожидании дад», — писал Герцен.
Н. Я. Эйдельман в своей книге «Герцен против самодержавия» обращает внимание на то, что исторические материалы в Вольной печати Герцена и Огарева в среднем опережали примерно на 30 лет соответствующие публикации в России и долго являлись источником многих сведений, важных для общественной мысли.
«Расширительное толкование государственной тайны, безгласность, — пишет Эйдельман, — были органически свойственны в той или иной степени всякой абсолютной монархии. Признавая свои семейные тайны делом чести, не подлежащим стороннему обсуждению, вмешательству, самодержавие легко включало (поскольку „государство — Это я“) в систему семейных, интимных секретов общие проблемы, касающиеся экономики, политики, культуры. Поэтому с первой группой „табу-фактов" династических, придворных, касающихся смены властителей, дворцовых переворотов и т. п., обычно были связаны ограничения на правду о революции, восстаниях, конституционных движениях и других видах оппозиции властям. Постоянное вето накладывалось на многие литературные произведения или историю литературы (как часть революционной оппозиции или народного сопротивления)».
Издания Вольной русской типографии тайно переправлялись в Россию, широко распространялись в обеих столицах и провинции, проникали в барские усадьбы и чиновничьи канцелярии, гимназии и университеты и повсюду находили своего читателя. В те годы Герцену шли корреспонденции со всех концов страны. В Лондон, чтобы познакомиться с автором и издателем «Колокола», приезжали люди разных сословий и политических взглядов. В 1850-х годах во многих европейских странах активно действовал так называемый «Международный комитет» — организация, связывавшая революционеров между собой и, в частности, с вольными русскими издателями. «Как декабристы разбудили Герцена, — справедливо писал Ленин, — так Герцен и его „Колокол" помогли пробуждению разночинцев, образованных представителей либеральной и демократической буржуазии, принадлежавших не к дворянству, а к чиновничеству, мещанству, купечеству, крестьянству».
В отчете III Отделения за 1858 год указывалось, что общественное мнение «сильно раздражалось сочинениями Герцена». Несмотря на усиление таможенного надзора, обыски, секретное наблюдение, эти издания «проникали всевозможными путями в отечество, где производили вредное влияние». Отмечалось, что число этих изданий начинает быстро возрастать: «Многие парижские, лейпцигские и берлинские книгопродавцы принимаются за издание русских запрещенных сочинений. Русские типографии кроме Лондона открываются в Париже, Берлине, Карлсруэ, Гамбурге и особенно в Лейпциге. Их издания проникали в Россию, несмотря на неоднократные распоряжения к строжайшему наблюдению по границам, и распространялись в значительном числе сначала в столицах, а потом и внутри империи».
Обеспокоенное большим влиянием лондонских изданий на представителей различных слоев населения, царское правительство в 1857–1861 годах настойчиво и последовательно стремится пресечь их распространение в стране путем полицейского преследования, запретительных мер и специальных административных воздействий. Назначенный в 1856 году начальником штаба корпуса жандармов и управляющим III Отделением генерал-адъютант А.Е.Тимашев запретил на всей территории России розничную продажу периодических изданий. Как сказано в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, «при Тимашеве некоторые вопросы были исключаемы из сферы обсуждения печати; изъятие из обращений сочинений, напечатанных без предварительной цензуры, предоставлено, вместо суда, комитету министров». Кроме того, со второй половины 1857 года в правительственных кругах специально обсуждается вопрос о создании печатного органа антигерценовского направления и внедрении секретных агентов политической полиции в среду революционной эмиграции. Тем не менее имена герценовских корреспондентов, пути доставки лондонских изданий оставались вне поля зрения политической полиции. Поэтому III Отделение решило обзавестись «своими людьми» в самой лондонской штаб-квартире Герцена.
