Невидимый комитет - Грядущее восстание
Ни один общественный порядок не может долго продержаться на принципе «ничто не истинно». Поэтому приходится усиленно поддерживать его жизнь. Сегодняшнее применение ко всему и вся понятия «безопасность» воплощает этот проект введения в сами существа, в их поведение и населяемые ими места того идеального порядка, которому они уже не готовы подчиняться. «Ничто не истинно» не говорит нам ничего о мире, но говорит все о западном понимании истины. Истина здесь понимается не как атрибут существ и вещей, а как характеристика их репрезентации. Истинной считается репрезентация, соответствующая опыту. По большому счету, наука является империей всеобщей верификации. Но ведь всякое человеческое поведение, от самого ординарного до самого изощренного, опирается на фундамент более или менее имплицитных очевидностей. А все практики начинаются с точки, в которой вещи и представления неразрывно связаны, и где в каждую жизнь входит толика истины, игнорируемая западным понятием. У нас здесь, конечно, могут говорить о «настоящих людях», но лишь с тем, чтобы неизменно посмеяться над этими нищими духом. Вот почему те, кого западные люди колонизировали, считают их лгунами и лицемерами. Вот почему завидуют лишь тому, что они имеют, их технологической развитости, но никогда — тому, что они есть и что вызывает обоснованное презрение. И невозможно было бы в старших классах школы преподавать Сада, Ницше и Арто без предварительной дисквалификации этого понятия истины. Бесконечно сдерживать все утверждения, умерщвлять шаг за шагом всякого рода уверенность, которая неизбежно появляется на свет — таково долгосрочное действие западного рассудка. И двумя средствами к этому, сходящимися, хотя и формально различными, являются полиция и философия.
Разумеется, империализм всеобщей относительности находит себе в любом пустом догматизме, в любом марксизме-ленинизме, в любом салафизме или неонацизме соперника по плечу: который, подобно ему самому, путает утверждение с провокацией. На этой стадии сугубо социальный протест, который отказывается признать, что проблема, стоящая перед нами — не в кризисе общества, а в угасании цивилизации, тем самым делается сообщником ее сохранения. В том, кстати, и состоит отныне привычная стратегия: критиковать это общество в тщетной надежде спасти эту цивилизацию.
Итак. У нас на руках труп, но от него так просто не избавиться. От конца цивилизации, от ее клинической смерти не стоит ожидать ничего хорошего. Как таковая она может интересовать только историков. Это факт, а нужно сделать из нее решение. Факты — вещь преходящая, а решение — вещь политическая. Решить, что цивилизация умерла, взять в руки процесс ее смерти: только это решение избавит нас от трупа.
В путь!
Восстание… мы уже и не знаем, где оно может начаться. Шестьдесят лет замирения, передышки в исторических передрягах, шестьдесят лет демократической анестезии и управления событиями[43] — все это притупило нашу способность резкого ощущения реальности, того, на чьей стороне мы в этой войне… И для начала нам следует восстановить в себе это ощущение.
Не стоит возмущаться тем, что последние пять лет действует такой явно антиконституционный закон, как «Закон о повседневной безопасности».[44] Нет смысла в легальном протесте против развала правовой системы. Вместо этого надо соответствующим образом организовываться.
Не стоит входить в очередной гражданский коллектив, в тот или иной ультралевый тупик, в еще одно ассоциативное надувательство. Все организации, которые якобы критикуют существующий порядок, сами обретают формы, мораль и язык причудливых миниатюрных государств. До сих пор робкие потуги «делать политику иначе» лишь бесконечно плодили государственных клонов.
Не стоит реагировать на последние новости. Любую информацию следует воспринимать как еще одну стратегическую операцию в лагере противника, значение которой надо расшифровать; как операцию, которая должна вызвать ту или иную реакцию у того или иного индивида. И за мнимой информацией прочитывать реальное сообщение.
Не стоит больше ждать — вспышки, революции, ядерной катастрофы или социального движения. Промедление смерти подобно. Катастрофа не надвигается, она уже здесь. Мы все отныне находимся посреди процесса развала цивилизации. Вот тут-то и надо понять, на чьей мы стороне.
Перестать ждать — это значит, так или иначе, войти в повстанческую логику. Это значит, снова услышать в голосах наших правителей легкую дрожь страха, который никогда их не покидает. Потому что «управлять» всегда означало лишь отодвигать, с помощью тысячи уловок, тот момент, когда толпа предаст тебя казни. И любое действие правительства — ни что иное, как попытка удержать контроль над населением.
Мы стартуем сегодня с позиции крайней изолированности и беспомощности. Нам предстоит выстроить повстанческий процесс от «А» до «Я». Ничто не кажется более невероятным, чем восстание… Но и более необходимым.
Находите друг друга
Случайная встреча, открытие, массовая забастовка, землетрясение… — любое событие производит истину, воздействуя на наше бытие в мире. И напротив, утверждение, оставляющее нас равнодушными, незатронутыми, невовлеченными, недостойно называться истиной. В каждом жесте, в каждой практике, в каждом отношении и ситуации, которыми мы обычно стремимся управлять, есть своя подспудная истина. Но у нас вошло в привычку от нее увиливать. Отсюда и берется растерянность, характерная для большинства современных людей. На самом деле, все, что происходит, происходит с нами неспроста. И ощущение жизни во лжи — это тоже истина. Не надо его гнать от себя, наоборот, оно станет точкой отсчета. Истина — это не взгляд на мир, а то, что привязывает нас к нему неистребимым образом. Истина — это не то, чем мы обладаем, а то, что движет нами. Она нас создает и уничтожает, организует и дезорганизует, она отдаляет нас от многих, но сближает с теми, кто ее разделяет. Изолированный индивид, привязавшийся к истине, неизбежно встретит себе подобных. На самом деле, любой повстанческий процесс начинается с истины, которой не готовы пожертвовать. Вспоминается Гамбург 1980-х, где горстка жителей оккупированного дома решила, что отныне их могут выдворить оттуда только переступив через их труп. За этим последовала осада квартала танками и вертолетами, дни уличных боев и массовых демонстраций, и в результате, мэрия капитулировала. У Жоржа Гэнгуана, первого «партизана Франции», в 1940 году была единственная точка отсчета — абсолютное неприятие оккупации. Тогда для Компартии он был лишь «безумцем, живущим в лесах»; до тех пор, пока этих лесных безумцев не стало 20 ООО и они не освободили Лимож.
Не отступайте перед элементом политического, содержащимся в каждой дружбеНас приучили воспринимать дружбу нейтрально, как чистую, ни к чему не обязывающую привязанность. Но всякая близость есть близость внутри общей истины. Любая знаменательная встреча есть встреча внутри общего утверждения, пусть даже это и утверждение разрушения. В эпоху, когда неотступно дорожить чем-либо чревато серьезным риском безработицы, когда, чтобы работать, нужно лгать, а затем работать, чтобы сохранить средства для лжи, любая связь между людьми отнюдь не случайна. Существа, сошедшиеся на почве квантовой физики и поклявшиеся друг другу извлечь из этого все возможные следствия во всех сферах, связаны друг с другом ничуть не менее политическим образом, чем товарищи, ведущие совместную борьбу против какой-нибудь агропромышленной транснациональной корпорации. Рано или поздно они либо предадут друг друга, либо вместе ринутся в бой.
У инициаторов рабочего движения были мастерские, а затем и целые заводы, чтобы найти друг друга. У них была забастовка, чтобы посчитать свои силы и обнаружить предателей. У них были отношения наемного труда, сводящие друг с другом партию Капитала и партию Труда, чтобы сформировать солидарности и фронты борьбы в мировом масштабе. У нас же, чтобы встретиться, в распоряжении все социальное пространство. У нас есть повседневное непослушание, чтобы провести перекличку и выявить отступников. У нас есть ненависть к этой цивилизации, чтобы сформировать солидарности и фронты борьбы в мировом масштабе.
Не ждите ничего от организаций. Остерегайтесь существующих тусовок, и прежде всего — сами не становитесь таковойНередко случается, что в процессе постепенного отчуждения мы набредаем на всякие организации — политические, профсоюзные, гуманитарные, ассоциативные и т. п. Иногда там даже попадаются люди вполне искренние, но отчаявшиеся, или же энтузиасты, но себе на уме. Привлекательность организаций объясняется их ощутимой устойчивостью: у них есть свои история, штаб-квартира, название, средства, руководитель, стратегия и дискурс. Но все равно они — лишь пустой каркас, который едва ли способна заполнить респектабельность их героического прошлого. Во всех делах и на всех своих уровнях организации заняты прежде всего собственным выживанием и ничем более. Своими многократными предательствами они, как правило, отчуждают от себя собственный рядовой состав. Вот почему иногда там можно встретить вполне достойных существ. Но обещание, содержащееся в знаменательной встрече, сможет реализоваться лишь вне организации и, с неизбежностью, вопреки ей.
