Елена Хаецкая - Как писать книги
А вот если вам по-прежнему скучно, то дело почти провалено. Потому что читателю тоже скучно.
Например, вы знаете, что ваш молодой герой, будущий рыцарь, непременно должен обучаться фехтованию и верховой езде. Но до вас эти вещи описывала уже куча народу. Полным-полно романов, в которых старый солдат, соратник отца, обучает юного главного героя владению мечом. Описания полны технических подробностей. Но зачем? Ваш читатель это либо уже сто раз читал, либо ничего в этом не понимает и сто раз уже пролистывал, либо все в этом понимает и сто раз уже сам такое мысленно проиграл, а то и не мысленно.
Ваш герой — знатный лорд-морд или там даже король, и вот он поехал к другому королю на переговоры или еще зачем. Устроен пир. Стоп. Вы задумывались о том, сколько раз описывались подобные пиры? С менестрелями, фаршированными павлинами и т. п.? Вам самому интересно в сотый раз читать или в сотый раз создавать описание фаршированного павлина? Далее, начинаются переговоры между лордами. Произносятся ничего не значащие фразы типа «для нас великая честь принимать у себя столь великого короля» и т. п., а второй в это время думает либо о прелестях какой-нибудь дамы, либо о том, что ему до смерти надоел этот пустой обмен любезностями. Сколько раз вы читали подобные эпизоды? Если больше двух — то зачем сами плодите подобные тексты? Ах, так надо, так принято? А вам лично это интересно?
Согласна: если лорд поехал в гости к лорду, то не обойтись без пира и речей. Но это пусть будет штрихом, коротко и за скобками. Что важно в данном эпизоде? То, чем конкретная поездка к конкретному лорду отличается от тысяч похожих на нее. Особенные встречи, особенные взгляды, особенные наблюдения. Фаршированный единорог вместо фаршированного павлина — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Упор на уникальное. Тогда «обязательный» эпизод станет полезным для сюжета и героя и, следовательно, перестанет быть тоскливым.
Что еще делает сцену скучной? Я считаю — техническое, чисто внешнее отношение к происходящему. Авторы почему-то часто считают, что очень важно описать, кто где стоял, кто куда руку положил, кто из какой позиции нанес удар. Особенно это касается эпизодов с боями и сексом. По степени увлекательности и по терминологии они почти не отличаются. Их основная особенность — обильное использование слов, обозначающих части тела. Для редактора такие куски — мука мученическая, потому что нет синонимов для слов «рука» и «нога». А авторы еще пытаются разнообразить меню, пишут — «конечности» или, не дай Бог, «члены». Однажды моя приятельница, подрабатывавшая редактором, подсчитала и ужаснулась: выходило, что в страстном соитии у автора сплелись какие-то по меньшей мере шестирукие создания. Иначе истолковать технические подробности сексуальной сцены просто не получалось.
Книжный секс в механистическом исполнении невыразимо скучен. «Он положил руку на ее бедро, она игриво прикусила его сосок. Он настойчиво…» ну и так далее. Приблизительно так же выглядит поединок: «Он перенес тяжести на левое бедро и, сделав выпад снизу вверх, нанес удар в подбородок. Отбив удар, противник отступил на два шага». Товарищи, это скучно.
Следует также помнить о том, что «у королев нет ног». То есть, некоторые естественные отправления мы просто не описываем. Мы знаем, что у королевы есть ноги, там, под пышной юбкой. Мы знаем, что все люди на свете, даже принцесса Астрель, писают и более того. Мы знаем, что все должны есть и во время еды человек жует, измельчает пищу, разбавляет ее слюной и проглатывает. (А потом человек писает и т. д.) И еще мы в курсе, что человек моется.
Но.
Не пишите, умоляю вас, не пишите о том, как люди жуют! Невыносимо бывает вслед за «реалистичным» автором заглядывать поочередно в рот то одному, то другому жующему персонажу. «Тщательно переваривая пищу, ты помогаешь обществу». Мне попадались совершенно чудовищные романы, в том числе — исторические романтические приключения и фэнтези, — в которых герои общались с набитым ртом. «…старательно жуя, сказал граф», «…проглотив разжеванный кусок, ответила прекрасная Аэлис». Они перекладывают куски за щеку, глотают, разжеванное идет по пищеводу и т. п. Избавьте меня от этого, пожалуйста.
По нужде герои ходят гораздо реже. Но случается. Тоже типа как «реализм». Поел, попил, теперь отлить — и баиньки. Мыслям об «отлить» посвящен абзац-другой. Не знаю, у кого как, а я помню некоторое изумление при чтении «взрослого» варианта «Гулливера». В детской книжке этой темы не было, а во взрослой — довольно подробно описывалось, сколько отправлений и каких герой совершил в стране лилипутов и какие экологические последствия это имело. Но Свифт жил в восемнадцатом веке, тогда это все звучало по-другому — тогда люди культивировали в себе «естественность». Сейчас мы все-таки стараемся для таких дел уединяться. И мне совершенно не хочется размышлять вместе с героем о состоянии его кишечника или мочевого пузыря, если в том нет крайней необходимости.
Меня напрягают разговоры о «напряженном мужском достоинстве» и «влажном влагалище». Я не подросток. У озабоченных граждан есть порносайты, зачем им книжку-то читать «для этого»? Не надо объяснять мне, как именно в физиологическом смысле происходит половой акт. Я это знаю, в том числе и на личном опыте. И большинство читателей тоже в курсе. А кто не в курсе — тех не надо смущать, они сами в свой черед разберутся.
Ну и наконец мне совершенно неинтересны банные подробности. Как героиня намылила сначала одну стройную ногу, потом другую. Потерла мочалкой узкую спину, изогнувшись. Взбила пену на пышных волосах. Кстати, расскажите уж заодно, какой маркой шампуня она пользовалась.
Для чего мы описываем секс, для чего мы описываем бой, для чего мы описываем пир?
Мы описываем секс, бой, пир, мытье, еду и поход в сортир потому, что этого потребовал сюжет и потому, что герой во время этих происшествий испытал нечто уникальное, нечто важное для развития его, героя, и для развития сюжета.
Не просто пир, каких много в романе и за его пределами, — а этот, конкретный, уникальный пир, пир, на котором отравили короля (и зловещие намеки должны быть рассыпаны по всему описанию, дабы «предчувствия его не обманули»). Не просто секс, а некое эмоциональное состояние, удивительное переживание любви — или наоборот, отвратительная грязная история. В описании уникального секса (а секс в идеале всегда уникален, нет двух одинаковых актов —??) главный упор не на «влажное влагалище», а на эмоции, на чувства, на то, что героя изменяет. Уверяю вас, что такую сцену можно дать одновременно и чувственно, и целомудренно. Целомудренно — означает: без разрушения целостности души, читательской, писательской и персонажной. Какой бы пример привести… «Штабс-капитан Рыбников» Куприна, например, эпизод у проститутки. А совершенно жуткий «секс без секса» — эпизод соблазнения Анатолем Наташи Ростовой? Там вообще все просто дрожит от грязной, запретной физологической страсти — при полном отсутствии физиологии в реале. Можно очень много сказать, не называя вещи прямо. И это скольжение взгляда мимо «обнаженных членов» и «сплетенных бедер» действует гораздо сильнее.
Никогда. Никогда. Никогда не заглядывайте герою в рот.
Когда мы описываем манеру персонажа есть? Когда это сюжетно необходимо или когда это значимо для личностной характеристики. Конан отрывает крепкими зубами целые куски от огромной говяжьей ляжки. Мадам Рекамье на бамбуковой скамье деликатно покусывает круассан мелкими зубками. Король вот-вот возьмет в руки и надкусит отравленный персик.
Во всех остальных случаях положите челюсть в стакан с водой и накройте ее платком.
Когда мы вместе с героем ходим в туалет?
…Когда-то Солженицын, кажется, сказал, что русский человек никогда не забывает, при каких обстоятельствах и что он ел и при каких обстоятельствах он испражнялся. Думаю, это не только к русскому человеку относится. Наш школьный военрук в свое время изрек другой, еще более глубокий афоризм: «Человек ест, пьет и отбрасывает фекалии — и в этом заключается сущность человеческой жизни». Он говорил это, рассказывая об устройстве бомбоубежища. Где сущность человеческой жизни действительно может быть — на время — сведена к еде, питью и отбрасыванию фекалий. В этом ужас тотальной войны.
Но если у вас в романе нет ужаса тотальной войны, а есть простое фэнтезийно-средневековое или космически-футуристическое бытие персонажей, не сосредотачивайтесь на функциях кишечника и мочевого пузыря.
Если герой пошел отлить, а его убили в кустах — тема имеет место. Если герой просто пошел отлить, а потом вернулся и лег спать — тема места не имеет.
Если в туалете произошел важный разговор — тема место имеет. Если там ничего не произошло, кроме того, для чего туалет и предназначен, — сами понимаете.
![Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]](/uploads/posts/books/275812/275812.jpg)
