Александр Зиновьев - Распутье
На Западе чуть ли не каждый советский человек воспринимается как жертва советского режима, подобно тому, как раньше жители Запада воспринимались в Советском Союзе как жертвы капитала. И меня организаторы моих встреч с читателями и авторы статей по моему поводу настойчиво представляют как жертву коммунизма. Я категорически возражаю против этого. Это вызывает удивление. Быть жертвой советского режима — это так удобно здесь, на Западе. А тут человек сам отказывается от такого преимущества. С точки зрения западных людей, это очень непрактично. Я мог бы моим недоумевающим слушателям сказать, что именно моя непрактичность была самым сильным моим защитным средством в советском обществе. Но я по их лицам вижу, что это может внести еще большую сумятицу в их сознание. И я говорю им такие простые, как мне кажется, слова. Я не есть жертва советского режима. Скорее наоборот: этот режим сам есть моя жертва, ему от меня досталось больше, чем мне от него. К тому же не будь этого режима, я не смог бы написать свои книги и благодаря этому избавиться от него. Мои слушатели безуспешно силятся понять смысл последнего парадокса. А я, глядя на их оторопевшие лица, ощущаю преимущество диалектически мыслящего советского человека перед метафизически мыслящим человеком Запада. Для нас, советских людей, никаких проблем вообще нет, ибо мы находим решения наших проблем задолго до того, как сами осознаем их. Этот своеобразный упреждающий элемент нашего способа мышления несколько портит нашу жизнь здесь на Западе. В частности, мы с тоской думаем о том, что всё это западное изобилие и благополучие немедленно исчезнут после того, как советизм (если не сами советские люди) завоюет Запад. А Запад делает всё для того, чтобы советизм не смог его не завоевать. И опять-таки, поди, растолкуй западным обывателям, почему мы, советские люди, в глубине души не хотим, чтобы и на Западе установился такой же строй жизни, как у нас...
В одной западной стране, в которой до сих пор сохранилась королевская власть, произошел такой кошмарный случай. Невдалеке от королевского дворца есть озеро, в котором живут королевские утки. Утки в течение веков жили в полной уверенности в своей безопасности и проявляли величайшее доверие к гражданам, принимая пищу прямо из их рук. Но вот в королевстве появились эмигранты из некоей коммунистической страны, и поголовье уток стало стремительно сокращаться. Выяснилось, что эти эмигранты подманивали доверчивых птиц и затем употребляли их в пищу, экономя тем самым свои скромные денежные средства на более важные нужды. Узнав об этом, граждане королевства (строящего, кстати сказать, свой социализм!) пришли в ужас от такого вандализма. А нам, когда мы слушали эту историю, стало очень смешно. Один из нас нашел в кармане хлебные крошки, сохранившиеся еще с Москвы, подмигнул рассказчику и предложил свернуть шею парочке аппетитных птичек, с вожделением глядевших на московские хлебные крошки на ладони моего соотечественника. «Да, — вздохнул наш западный собеседник, — непостижимые вы для нас существа, советские люди!»
Мюнхен, 1979
Советский образ жизни
Я не претендую на то, чтобы дать здесь полное и систематичное описание советского образа жизни. Я не хочу заниматься здесь ни разоблачением язв этого образа жизни, ни защитой его добродетелей. Я хочу лишь сориентировать внимание читателя в том направлении, которое, как мне кажется, более соответствует здравому смыслу в понимании важнейшей тенденции современности — тенденции к коммунистическому типу общественной жизни.
Проблема. Проблема советского образа жизни не есть нечто такое, что представляет интерес лишь для любителей экзотики или для представителей отвлеченной науки. Это — проблема особая. Почему? Да потому, что Советский Союз осуществил великий поворот в истории человечества — осуществил великий коммунистический эксперимент, стал образцом для подражания многим другим народам и угрожает помочь всему человечеству установить или навязать силой изобретенный им строй жизни. Пора подвести итоги этому эксперименту и извлечь из него какие-то уроки.
Коммунистический социальный строй мыслился как преодоление всех язв обществ прошлого, как царство разенства, справедливости и изобилия, короче говоря — как воплощение всех мыслимых добродетелей и как преодоление всех мыслимых зол. А что получилось на деле? Устраняет ли это общество социальное неравенство или лишь меняет его формы? Устраняет ли оно эксплуатацию одними людьми других или изобретает свои особые формы ее? Порождает оно обещанное изобилие или, наоборот, дефицит всего необходимого? Порождает оно изобилие для всех или только для избранных? Является ли оно обещанным царством свободы или изобретает свои формы насилия и приумножает последнее? Что несет с собою это общество для народов Запада — прогресс или деградацию? Насколько предлагаемое им решение проблем Запада лучше жизни с нерешенными проблемами, т.е. стоит ли игра свеч? Каковы источники зол советского образа жизни и можно ли их избежать, сохранив его добродетели? Имеет ли Запад шансы избежать той же участи? Нет надобности, я думаю, продолжать список вопросов, — они теперь на устах многих людей на Западе.
Такой подход к проблеме позволяет рассматривать советский образ жизни как целое, не раздробляя его на мелкие детали в бесплодных сравнениях с прошлым страны и с жизнью людей в других странах. Не составляет труда заметить, например, что мусульманские народы в Советском Союзе живут лучше, чем за границей, что культурный уровень населения советской России неизмеримо выше, чем России дореволюционной, и многие другие как положительные (с какой-то точки зрения), как и отрицательные сравнительные факты. Но при таких сравнениях ничего не остается от того, что характеризует советский образ жизни специфически. Лишь в сопоставлении с обещаниями идеологического коммунизма и с фундаментальными законами реального коммунизма отдельные факты советского образа жизни становятся деталями его единой картины.
Факты и их понимание. Проблема советского образа жизни не есть проблема описания ранее неизвестных и труднодостижимых для наблюдения фактов. Это — проблема понимания того, что более или менее широко известно, что сравнительно легко доступно для наблюдения, угадывается или высчитывается при наличии очевидных данных. Здесь всё самое существенное находится вроде бы на виду, а то, что скрыто от наблюдения, качественно не изменило бы общую картину страны, будучи предано гласности. Короче говоря, проблема эта — социологическая.
Трудность понимания советского образа жизни состоит, как это ни странно на первый взгляд, в изобилии фактов всякого рода и в их кажущейся очевидности и бесспорности. Тут можно наблюдать факты, удовлетворяющие любой предвзятой концепции. Тут одним и тем же фактам можно подобрать взаимоисключающие истолкования, кажущиеся одинаково убедительными или одинаково неубедительными. Можно даже изобрести методы измерения и подсчета, которые придадут видимость научности этим предвзятым концепциям. Где же, спрашивается, лежит истина? Отнюдь не в соединении противоположных фактов и не в отыскании некоей «справедливой» середины, — таковой вообще не существует в действительности. Чтобы постичь истину, мало видеть факты как таковые. Нужен еще определенный метод понимания этих фактов, нужен определенный «разворот мозгов», нужны определенные критерии отбора, оценки и сопоставления фактов. При всем изобилии сведений о советском образе жизни и доступности всего необходимого для наблюдателей основные черты этого образа жизни не увидишь просто так, т.е. в таком виде, чтобы их можно было сфотографировать. Они остаются тайной за семью печатями без упомянутого выше «разворота мозгов». Самым надежным хранителем тайн советского образа жизни являются не органы государственной безопасности Советского Союза, не цензура, не милиция, не пограничная служба, а отсутствие нужного способа понимания, нужного «разворота мозгов» в головах людей. По этой причине (да простит мне читатель!), рассказывая о советской жизни, я одновременно описываю тот «разворот мозгов», благодаря которому на нее открывается определенный вид. Картина советской действительности зависит не только от нее самой, но и от того, как вы ее разглядываете.
Старое и новое. Коммунистическое общество в Советском Союзе выросло, естественно, из того материала, какой поставила для этого дореволюционная Россия. И теперь многое в советской жизни выглядит как продолжение старых российских традиций, инерция и пережитки прошлого. Например, Россия испокон веков была бюрократическим государством, а революция лишь расчистила дорогу этой старой тенденции, многократно усилила ее. Российское население веками приучалось к покорности, крепостническому состоянию и крайне низкому жизненному уровню. Это благоприятствовало формированию нового строя и до сих пор дает ему богатые возможности для всякого рода экспериментов, для индустриализации, милитаризации, экспансионистской внешней политики. И уж совсем очевидно, что русская православная церковь и до сих пор еще значительное число верующих есть наследие прошлого. Одним словом, для очень многих явлений советской жизни можно найти аналогичные явления в прошлой истории. И кажется весьма соблазнительным объяснять их этой прошлой историей.
