Лев Троцкий - Наша первая революция. Часть I
Вынужденные ввиду всего этого оставить конференцию, мы выражаем вместе с тем уверенность, что неудача одной попытки не остановит настойчивого стремления к повторению ее в самом близком будущем, и что стоящая пред всеми революционными партиями задача практического соглашения будет выполнена этой ближайшей конференцией в составе действительно работающих в России, а не фиктивных организаций.
За Латышскую СДРП – Ф. Розин.
За «Вперед» Росс. СДРП – Н. Ленин.
За Центр. Ком. Бунда – И. Гельфин.
За Арм. СДРП Организацию – Лерр".
Через 1 1/2 – 2 недели т. Гапон передал мне следующее заявление:
"Дорогой товарищ! Препровождая вам две декларации, исходящие от известной вам конференции, прошу сообщить их предстоящему III съезду РСДРП. Считаю долгом оговориться лично за себя, что я принимаю эти декларации с некоторыми оговорками в вопросах социалистической программы и федералистического принципа.
Георгий Гапон".
При этом заявлении были переданы два интересных документа, в которых обращают на себя внимание следующие места: «Применение федеративного начала в отношениях между национальностями, остающимися под одной государственной кровлей»…
«Социализация, т.-е. переход в общественное заведывание и в пользование трудового земледельческого населения всех земель, обработка которых основывается на эксплуатации чужого труда, причем определение конкретных форм, последовательности в проведении этой меры и ее размеров остается в сфере компетенции партий отдельных национальностей, сообразно особенностям местных условий их страны и развития общественного, муниципального и общинного хозяйства»…
"…Хлеба – голодным!
Земля и ее блага – всем трудящимся!".
«…Учредительного Собрания из представителей всех мест Российской империи, за исключением Польши и Финляндии».
«…Созыв для Кавказа, как автономной, федеративно-связанной с Россией части, – Учредительного Собрания»…
Результат конференции, как видно из приведенных цитат, вполне подтвердил опасения, побудившие нас покинуть конференцию. Здесь перед нами сколок с с.-р. программы со всевозможными уступками националистическим пролетарским партиям. Странно было бы без национальных пролетарских партий участвовать в решении выдвинутых на конференции вопросов. Ею выставлено, например, требование особого Учредительного Собрания для Польши. Мы не можем быть ни за, ни против. Наша программа признает принцип самоопределения национальностей. Но недопустимо решать этот вопрос без с.-д. Польши и Литвы. Конференция поделила Учредительное Собрание – и это без присутствия рабочих партий! Мы не можем допустить практического решения подобных вопросов помимо партии пролетариев. Но вместе с тем нахожу, что принципиальные разногласия не исключают все же возможности практических конференций, но, во-первых, в России, во-вторых, по проверке реальности сил и, в-третьих, отделяя национальные вопросы, или по крайней мере приглашая на конференцию представителей местных к-тов тех из районов, где есть национальные с.-д. и не с.-д. партии".
Н. Ленин (В. Ульянов). Т. VI. 1905 г. (Речь по поводу соглашения с с. – рами, стр. 188, 189, 190 и 191).
61
Гапон Г. – родился в 1870 г. в Полтавской губернии, в семье казака. Учился в полтавской духовной семинарии, по окончании которой некоторое время служил земским статистиком. По настоянию жены, принял священнический сан, затем вскоре поступил в петербургскую духовную академию, а по окончании последней получил место в петербургской пересыльной тюрьме. Еще будучи слушателем академии, он связался с рабочими и сблизился с начальником московского охранного отделения Зубатовым и др. высшими чинами полиции, на службе у которой находился во все время своей деятельности в рабочих организациях. В том же году Гапон основал в Петербурге «Общество фабричных и заводских рабочих» по типу зубатовских организаций и был его председателем. В начале 1904 г. Гапоном был организован кружок рабочих полиграфического дела, который к концу года насчитывал до 70 – 80 человек. Кружок открыл на Васильевском острове чайную, в которой устраивал беседы. Упоминая о своих связях с полицией, Гапон объяснял их тем, что они необходимы для выполнения задач его организации. Мечтая об устройстве клубов по всей России для объединения всех рабочих, Гапон предполагал при общей экономической вспышке предъявить политические требования. Во время своих бесед Гапон развивал и некоторые положения своей будущей петиции. К декабрю 1904 г. гапоновское общество фабрично-заводских рабочих имело уже районные организации по всему Петербургу. Несмотря на недоверие сознательных рабочих и предостережения социал-демократических организаций, Гапону удалось объединить в своих организациях большое количество рабочих. Забастовки первых чисел января 1905 г. и натиск рабочей массы вынудили гапоновское общество принять на себя руководство движением. Вместо революционной борьбы стихийное движение масс было направлено Гапоном на путь ходатайства перед царем. Он лично выступал в последние дни перед 9 января на всех собраниях районов, произнося везде горячие зажигательные речи. Во время шествия к Зимнему дворцу Гапон был ранен, но спасен своими друзьями. При помощи эсера, инженера Рутенберга, он бежал за границу.
В Париже Гапон пробовал было сойтись с революционными организациями, несколько раз встречался с Плехановым, но обнаружил полное невежество в политических вопросах, честолюбие и властолюбие. Позднее он совершенно отошел от революционных организаций, не без основания подозревавших его в связи с охранкой.
После октябрьской амнистии политических деятелей Гапон возвратился в Россию, вновь завел связь с охранкой, получил от нее задание – восстановить разрушенное общество фабричных и заводских рабочих, получил деньги, намеревался даже издавать свою газету, но 28 марта 1906 г. на даче под Петербургом, в Озерках, был убит тем же Рутенбергом.
Насколько 9 января на время сделало из Гапона яркую революционную фигуру, показывает, напр., отношение к нему В. И. Ленина. Н. К. Крупская в N «Правды» от 21 января 1925 г. сообщает по этому поводу следующее:
"Один товарищ недавно возмутился: как это Владимир Ильич имел дело с Гапоном!
Конечно, можно было просто пройти мимо Гапона, решив наперед, что от попа не будет никогда ничего доброго. Так это и сделал, например, Плеханов, принявший Гапона крайне холодно. Но в том-то и была сила Ильича, что для него революция была живой, что он умел всматриваться в ее лицо, охватывать ее во всем ее многообразии, что он знал, понимал, чего хотят массы. А знание массы дается лишь соприкосновением с ней. Как мог пройти Ильич мимо Гапона, близко стоявшего к массе, влиявшего так на нее!
Владимир Ильич, придя со свидания с Гапоном, рассказывал о своих впечатлениях. Тогда Гапон был еще обвеян дыханием революции. Говоря о питерских рабочих, он весь загорался, он кипел негодованием, возмущением против царя и его приспешников. В этом возмущении было немало наивности, но тем непосредственнее оно было. Это возмущение было созвучно с возмущением рабочих масс. «Только учиться ему надо» – говорил Владимир Ильич. «Я ему сказал: Вы, батенька, лести не слушайте, учитесь, а то вон где очутитесь, – показал ему под стол».
8 февраля 1905 г. Владимир Ильич писал в N 7 «Вперед»: «Пожелаем, чтобы Георгию Гапону, так глубоко пережившему и перечувствовавшему переход от воззрений политически бессознательного народа к воззрениям революционным, удалось доработаться до необходимой для политического деятеля ясности революционного миросозерцания».
Гапон никогда не доработался до этой ясности. Он был сыном богатого украинского крестьянина, до конца сохранил связь со своей семьей, со своим селом. Он хорошо знал нужды крестьян, его язык был прост и близок серой рабочей массе; в этом его происхождении, в этой его связи с деревней, может быть, одна из тайн его успеха; но трудно было встретить человека, так насквозь проникнутого поповской психологией, как Гапон. Раньше он никогда не знал революционной среды, а по натуре своей был не революционером, а хитрым попом, шедшим на какие угодно компромиссы".
62
Постановление большинства ноябрьского земского совещания о предоставлении решающего голоса народным представителям (см. примечание 3) побудило «реформатора» Мирского сделать доклад Николаю о необходимости ряда реформ. В связи с этим докладом царь созвал совещание министров, которое поручило Витте написать проект соответствующего указа. Проект указа под заглавием: «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» и был выработан Витте совместно с Нольде и подписан всеми членами совещания. Утверждая проект, Николай, при активном участии Витте и Победоносцева, вычеркнул основной пункт о необходимости привлечения общественных деятелей в законодательное учреждение. Манифест был опубликован 12 декабря; он говорил об административных реформах и, в очень туманных выражениях, о расширении прав населения и свободы печати. В подкрепление вычеркнутого пункта, следом за манифестом было издано «правительственное сообщение», которое запрещало обсуждать в общественных собраниях вопрос о конституции. Вполне естественно, что подобный указ ни в малой мере не мог удовлетворить даже самых умеренных земцев. Витте сам признается в своих «Воспоминаниях», что указ лишь обострил отношения между самодержавием и «обществом». Но возбуждение либералов, как подобает, ограничилось лишь новыми банкетами. Практические результаты манифеста свелись к некоторым проявлениям веротерпимости по отношению к старообрядчеству и сектантству и к изменению положения в школах западных губерний.
