Маргарет Тэтчер - Великая. История «железной» Маргарет
Когда пришло время фундаментальных перемен в Южной Африке, встал вопрос о том, как лучше их произвести. Мне казалось, что самым худшим была изоляция этих территорий. Было бы абсурдным считать, что правящий класс африканеров, южноафриканцев европейского происхождения, легко откажется от власти. Если бы это произошло, началась бы анархия, в которой больше всего пострадали бы черные южноафриканцы. Последние не могут считаться однородной группой. Среди них существуют племенные различия. Любая новая политическая система должна иметь в виду эти различия. Я хотела провести постепенные реформы, обеспечивающие гарантированные права человека и процветающую, основанную на свободном предпринимательстве экономику. Я хотела видеть Южную Африку полностью интегрированной в международное сообщество.
Нельзя забывать, что Великобритания имела на континенте важные торговые интересы, примерно равные в Черной Африке и Южной Африке. Среди всех африканских стран Южная Африка имела самые богатые и разнообразные полезные ископаемые. Она является крупнейшим поставщиком золота, платины, ювелирных алмазов, хрома, ванадия, марганца и других ископаемых. В большинстве случаев единственным реальным соперником Южной Африки был Советский Союз. Так что сохранение нашего влияния здесь было стратегически важно.
Южная Африка была богата еще и потому, что ее экономика в основном строилась на свободном предпринимательстве. Другие африканские страны, щедро наделенные природными ресурсами, были бедны, так как у них было социалистическое устройство. Чернокожие в Южной Африке имели более высокие доходы и в целом были более образованны, чем в других странах Африки: поэтому южноафриканцы возвели защитные заграждения, не дающие доступа в страну иммигрантам, в отличие от Берлинской стены, не дающей выезда из страны счастливцам, благословенным социалистической системой. Я признавала эти факты, и это не означает, что я выступала в защиту апартеида. Цвет кожи не должен определять политические права.
Президент П.В. Бота должен был совершить визит в Европу по случаю сороковой годовщины операции «Нептун», я послала ему приглашение приехать в Чекерс. Это приглашение спровоцировало обвинения, что я «мягко» отношусь к апартеиду. В среду 30 мая епископ Тревор Хаддлстон, ветеран кампаний против апартеида, приехал на Даунинг-стрит, чтобы отговорить меня встречаться с господином Бота. Его аргумент заключался в том, что президенту Южной Африки нельзя оказать доверие и что Южной Африке нельзя позволить войти в международное сообщество, пока она не изменит свою внутреннюю политику. А ведь изоляция Южной Африки являлась препятствием реформам.
Президент Бота приехал в Чекерс утром 2 июня. Мы имели частную беседу, продолжавшуюся около сорока минут, затем за обедом к нам присоединились Джеффри Хау, Малколм Рифкинд и официальные лица, а к южноафриканскому президенту его министр иностранных дел Р.Ф. Бота. Президент Бота сказал мне, что общественность не замечает улучшения условий жизни темнокожих. Это частично было правдой, но мне пришлось сказать, как возмущены мы выселением темнокожих из районов, определенных только для проживания людей с белой кожей. Затем я затронула вопрос о заключенном в тюрьму Нельсоне Манделе{ Мандела Нельсон Ролилахла (1918–2013]) 8-й Президент ЮАР (первый темнокожий президент) с 1994 по 1999 г., один из самых известных активистов в борьбе за права человека в период существования апартеида, за что 27 лет сидел в тюрьме. Лауреат Нобелевской премии мира 1993. (Прим. ред.)}, за чью свободу мы боролись. В основном же в центре обсуждения была Намибия, бывшая колония Южной Африки. Мы стремились поддерживать независимость Намибии. Южная Африка не намеревалась дать Намибии независимость, пока в Анголе оставались кубинские войска, но перспективы вывода кубинских войск не было, пока в Анголе продолжается гражданская война.
Год 1985-й был для Южной Африки годом назревающего кризиса. Повсюду происходили беспорядки. Во многих частях страны было объявлено чрезвычайное положение. Иностранные банки отказали Южной Африке в возобновлении кредитов, а южноафриканское правительство объявило четырехмесячное замораживание выплат по внешней задолженности. Продолжало усиливаться международное давление на Южную Африку. Президент Рейган, который, как и я, был против экономических санкций, для того чтобы предупредить давление со стороны Конгресса, ввел ограниченные санкции. Было совершенно ясно, что встреча глав правительств Содружества на Багамах в октябре того года будет для меня трудной.
Было заметно, что премьер-министр Австралии Боб Хоук, открывший на конференции дебаты, ищет компромисса. За ним последовал президент Замбии Кеннет Каунда, который высказал эмоциональный призыв к санкциям. В своем ответе я постаралась соединить обе точки зрения. Я начала с подробного описания очевидных социальных и экономических перемен в Южной Африке. Я привела точное количество темнокожих южноафриканцев, которые имеют профессиональные квалификации, владеют автомобилями, занимаются бизнесом. Конечно, еще многое нужно было сделать. Я увидела по реакции слушателей – речь произвела эффект. Но из-за своей природной осторожности я подготовила и запасной вариант, который должен был сработать в Лайфорд-Кей, куда главы правительств выезжали на выходные и где, как я знала, и решались основные дела.
Лайфорд-Кей, это красивое место. Дома в имении отдали в распоряжение делегаций. Приятным штрихом со стороны премьер-министра Багам было распоряжение, чтобы мне и моей делегации был приписан тот самый дом, где Харольд Макмиллан и Джон Кеннеди в 1962 г. подписали договор. В Лайфорд-Кей был сформирован комитет глав правительств, который в течение утра субботы составил проект коммюнике по Южной Африке. В это время я занималась другой работой. В 2 часа Брайан Малруни, премьер-министр Канады, и Раджив Ганди, премьер-министр Индии, прибыли, чтобы показать мне результаты своей работы. Почти два часа я объясняла, почему их проекты неприемлемы. Я настаивала, что в тексте должен звучать твердый призыв покончить с насилием в Южной Африке, но они посчитали это спорным.
После ужина на меня стала оказывать давление более многочисленная группа, чтобы я согласилась с их текстом. Мы спорили три часа. К счастью, меня измором не возьмешь. За ночь мои сотрудники подготовили альтернативный текст, чтобы представить его на пленарном заседании, которое должно было начаться в 10:30 на следующее утро. Удрученный Сонни Рамфал, генеральный секретарь Содружества, умолял меня пойти на компромисс. Когда собрание началось, доброй волей и не пахло. Британский вариант текста даже не вынесли на рассмотрение. Меня упрекнули, что я предпочитаю рабочие места в Великобритании жизням темнокожих и что я не забочусь о правах человека.
Я стала говорить своим правду в глаза. Сказала, что они торгуют с Южной Африкой, но атакуют меня за отказ ввести санкции. Спросила, когда они собираются проявить такую же заботу о ситуации в Советском Союзе, с которым у них налажена не только торговля, но и тесные политические связи. Напомнила им об их собственных скромных достижениях в области прав человека.
И когда представитель из Уганды призвал меня к ответу за расовую дискриминацию, я дала ему отпор, напомнив об азиатах, которых Уганда изгнала по расовым признакам, многие из которых поселились в моем электорате в северном Лондоне, где прекрасно живут. Президент Шри Ланки сказал, что не намеревается прекращать торговые связи с Южной Африкой, так как это оставит чайных плантаторов без работы.
Во время перерыва на обед я приняла тактическое решение. Я решила предпринять действия против импорта крюгеррандов{ Золотая южноафриканская монета, впервые выпущенная в 1967 г. для помощи в продаже южноафриканского золота на международном рынке. (Прим. пер.)} и отменить официальную поддержку торговле с Южной Африкой. Сделаю я это только в том случае, если в коммюнике будет сказано о прекращении насилия. Затем в 3.30 я могла присоединиться к «комитету проектов» в библиотеке. Когда я вошла в комнату, все пристально на меня смотрели. Удивительно, как стадное чувство может превратить даже политиков в агрессивную группу. Раньше со мной никогда так не обращались, и я не собиралась мириться с этим. Поэтому я начала с того, что сказала, что никогда раньше не чувствовала себя такой оскорбленной, как сейчас. Послышались возгласы удивления и сожаления. Я ответила, что это было личное оскорбление и что со мной это не пройдет.
Обстановка стала более спокойной. Меня спросили, что, на мой взгляд, было бы приемлемо. Я объявила об уступках, которые была готова сделать, а если мое предложение не будет принято, я выйду из переговоров. Среди «проектировщиков» произошла неразбериха. Но через десять минут все кончилось. Текст был согласован и на пленарном заседании утвержден без поправок. Хотя я чувствовала сильную обиду и была в замешательстве, но итогом в целом была довольна.
