Вадим Слуцкий - Русская Атлантида
Но, с другой стороны, не меньше обожают и плюнуть Европе в лицо (или не плюнуть, а снять штаны — и громко пукнуть, опять же — прямо в ихний глянцевый фэйс).
Никакого противоречия тут нет. И то, и другое — варианты самоутверждения инфантильного, закомплексованного существа, которое в равной мере стремится и почувствовать себя взрослым, и сделать назло взрослым, чтобы убедить себя в своей от них мнимой независимости.
* * *
4) Мама: — Поздоровайся с дядей! Дитё: — Нет! Дядя чужой! Я боюююсь!!!
Дети боятся всего незнакомого, избегают всяких изменений.
Для них психологически очень важна стабильность: чтобы сегодня происходило то же, что вчера, чтобы вокруг были те же люди, та же обстановка.
Ребёнок просто не умеет меняться и поэтому боится изменений. Поэтому неизменность его мира — кажется ему гарантией безопасности.
Как известно, тысячи и даже десятки тысяч лет первобытные люди (психологически они были очень похожи на детей) ровно ничего не стремились менять в своей жизни. Они строили жилища, охотились, сватались и растили детей — в точности так же, как их предки.
Никакими объективными причинами это не было вызвано. Это особенность детской психологии и психологии инфантильных взрослых людей.
Вот почему «Как бы нам подморозить Россию?!» — всеобщее русское желание.
Так что, когда русский человек включает телик и видит на экране всё ту же, что и 30 лет назад, железную матрёшку Катю Андрееву и всё того же пряничного дедушку Николая Николаевича Дроздова, он испытывает глубокое чувство удовлетворения и спокойствия: всё в моём доме хорошо, славно и по-прежнему. Значит, живём!
* * *
5) «А теперь я буду как будто доктор!»
Детей не смущает то, что они ничего не умеют. Они тут не видят проблемы.
Если ребёнка попросить провести урок в классе или полечить кого-то, бойкое и уверенное в себе дитя ничуть не смутится. Возьмёт указку или стетоскоп — и будет изображать учителя или врача: играть в него.
Разумеется, вменяемый ребёнок — пусть даже 4-5-летний — отлично понимает при этом, что он не настоящий врач или учитель, и что его действия — лишь имитация взрослой деятельности, детская игра.
Но представьте себе, что это дитё выросло, стало большое и толстое: в точности как взрослые. Оно занимает должность, имеет оклад, и немалый. Все его считают взрослым.
Вот в такой социальной ситуации невозможно догадаться, что ты не занят серьёзной деятельностью, а играешь, имитируешь её.
На эти имитации — чего угодно: парламента, суда, защиты прав человека (при отсутствии самого объекта защиты этих прав, т. к. Россия населена не людьми, а рабами, а это существа, по сути противоположные и даже антагонистичные человеку), государственного управления, экономической и научной деятельности и пр., и пр. — уходит огромное количество сил, времени и денег, хотя, вообще-то, лучше было бы потратить их не на эти игры, а на взросление.
Но это детям не приходит в голову.
И вообще, если дети живут без взрослых, это им и не может придти в головы. О том, что им нужно меняться, взрослеть, дети узнают от взрослых. Более того, без НЕОБХОДИМОСТИ взрослеть, без определённой системы стимулов — этот процесс роста невозможен, так как он психологически труден.
Дети — коль скоро всё зависит от них самих, от их решения — всегда отказываются от взросления, если рядом с ними нет Образца-Взрослого (обычно это мама или папа) и нет никакой необходимости взрослеть: их никто не поощряет за взросление — и не наказывает за отказ от него.
А раз от взросления отказались, то и делать ничего не умеют — и приходится имитировать.
По этой причине в России не существует понятия «репутации». Все притворяются: кто кем может. Один притворяется государственным деятелем. Хотя объективно его деятельность направлена к разрушению государства. Другой — законодателем. Хотя он разрушает Закон. Третий — правоохранителем. Хотя он скорее «правоохренитель» или «правохоронитель». И т. д., и т. д., и т. д.
Имитировать — это обычная деятельность россиян.
Скажем, Гарри Каспаров всю жизнь играл в шахматы. Так как играл он не у себя во дворе, а в роскошных залах с большим количеством публики, это освещалось в прессе, ему платили большие деньги, он прославился — то ему казалось и кажется до сих пор, что он занимался важным делом. Хотя он всю жизнь играл в игры — как дитя. И ничего полезного не научился делать.
Но вот он перестал играть в эту игру. Перестал потому, что уже не может быть чемпионом, а он любит только выигрывать, и не любит проигрывать.
Но чем-то же нужно заняться!
И он решил поиграть в другие игры. В общественную деятельность. В журналистику.
Что это не игры, а серьёзные взрослые дела, что в этом нужно разбираться: быть квалифицированным и личностно зрелым человеком, чтобы это делать хорошо, — этого он не в силах понять.
Так же весело играют в свои игры миллионы россиян.
Любая деятельность — даже самая серьёзная, связанная с самой жизнью и смертью людей, — в России превращается в детскую игру, в имитацию. По всей стране миллионы детишек увлечённо строят замки из песка и города из бумаги. Им неважен результат: их увлекает сам процесс. И они себя прекрасно чувствуют!
Детишкам нужны воспитатели, нянечки. Кто-то должен им подтирать носы, останавливать их драки, воспитывать.
Но некому.
И они увлечённо изображают из себя взрослых, пыжатся — и очень довольны собой.
* * *
6) Я зажал кулачок — и Кукарямба не придёт!
Всем, кто интересуется детской психологией, памятен один маленький пациент, который до ужаса боялся Кукарямбу. Кто такая эта самая Кукарямба, неизвестно. И сам этот мальчишка её никогда не видел и не имел о ней представления. Тем не менее, он был уверен, что она обязательно придёт ночью, если он не зажмёт край простыни в кулачок и не будет так его держать всё время.
Если будет — значит, всё в порядке. Кукарямба не придёт и не съест его. Но не дай Бог разжать пальцы!
Такая фанатическая склонность к ритуалам очень характерна для детей. Это видно, например, в их играх, которые чрезвычайно ритуализованы. Характерны ритуалы и для т. н. «примитивных народов», которые, как я уже отмечал, психологически очень похожи на маленьких детей.
В России также ритуалы играют огромную роль в социальной жизни. Как войти к начальнику, как поклониться, куда сесть — от этого в гораздо большей степени зависит успех, чем от квалификации или других каких-то объективных характеристик просителя.
Западные инвесторы этого часто не понимают, а если бы поняли, могли бы добиться гораздо лучших условий для себя, причём, не тратя на это ни одного лишнего пенни.
Ритуал всегда повторяется в неизменном виде — и тем успокаивает ребёнка. Ритуал — это сеанс самопсихотерапии, в которой малыш нуждается, так как ещё мал и слаб, неуверен в себе.
Поэтому ритуалы пронизали всю российскую жизнь сверху донизу. Даже семейная жизнь в России очень часто ритуализована. А уж общественная — это просто сплошной ритуал.
* * *
7) Наши всё равно победят!
Для ребёнка мир делится на две неравные и, во многом, противостоящие друг другу части: на наших и ненаших.
«Наши» — это свои: мама, папа, бабушка и дедушка, тётя с дядей, братья и сёстры. «Ненаши» — все прочие.
Наш мир — большой, тёплый и прекрасный. Ненаш — незнакомый, опасный и вызывающий тревогу, хотя и чем-то притягательный.
Ребёнок никогда не обсуждает качества тех, кто входит в его мир. И так понятно, что они хорошие, добрые. Потому что — мои.
Папа — сильный и добрый. Мама — самая лучшая.
Это априори.
Любые попытки обсудить с ребёнком качества его близких воспринимаются им как агрессия, и он отвечает на неё тоже агрессией (только настоящей).
Вчера я заходил в гости к своим друзьям, уже пожилым людям. Они смотрели новости. И Геннадий Геннадьевич — человек умный, с высшим образованием, которому почти 80 лет — сказал: «Ну, наши опять наступают!»
Это — под Дебальцево.
Прекрасный образ мира. Наши — ненаши. Когда наши наступают, это хорошо. Когда ихние — плохо.
Такое мировоззрение почти у всех русских.
* * *
Сколько же может просуществовать детский сад, в котором должности заведующей и воспитателей заняли воспитанники младшей группы?
Трудно сказать. Раз повара и прочий техперсонал на месте, а финансирование поступает — то, видимо, достаточно долго.
Что там будет внутри твориться — это другой вопрос. Перспективы — опять же другой вопрос.
Но какое-то время он просуществует, пусть и недолго.
Однако, согласитесь, какое наслаждение для детей! Делаешь что угодно. Сидишь в кресле заведующей, звонишь по телефону — как взрослый!
