Михаил Леонтьев - За Путина, за победу_NoRestriction
Говоря о поиске нового «Субъекта Стратегического Действия», можно отметить, что факт применения системного террора в отношении России свидетельствует о том, что этот «Субъект Стратегического Действия» находится вовне. Что бы ни говорили и мы сами о нынешнем кризисе, полезно лишний раз напомнить, что этот самый «Субъект» все тот же, и никакого другого субъекта в рамках нынешней мировой системы не просматривается. Тем более актуальны те вроде как абстрактные историкополитические проблемы, которые поднимают наши авторы. Поскольку если для кого-то это абстракция, то ее конкретизация - это куски человеческих тел в зале прилета аэропорта Домодедово.
Нет никакого международного терроризма. Это очень удобный демагогически-дипломатический жупел, вокруг которого, по возможности, можно «крепить солидарность» неоднозначно настроенных друг к другу политических субъектов. Есть терроризм как инструмент, и нечего здесь распускать сопли по поводу двойных стандартов. Здесь стандарт всегда один, ион у каждого свой. Если одна из сторон по каким-то субъективным или объективным причинам отказалась от использования инструмента, у нее нет никаких рациональных оснований полагать, что от него добровольно откажется какая-нибудь другая сторона. Это такая же ерунда, как одностороннее разоружение. То есть, в принципе, есть способ купировать терроризм - это капитуляция перед террором. Причем не столько перед «слесарем» и «начальником цеха», сколько перед конечным заказчиком. Собственно, и сам факт терроризма свидетельствует о том, что такая капитуляция пока еще не произошла.
В этом контексте особо странно выглядит идея ввести так называемые цветные уровни террористической угрозы. При этом замечательна ссылка на богатый американский опыт. Представьте себе: государство систематически вводит более «цветастые» уровни террористической угрозы, что так же систематически приводит население в состояние паники и стресса. Или, наоборот, власть отказывается повышать уровень «цветастости», не желая провоцировать социальное напряжение. Если в этом случае происходит теракт, власть автоматически расписывается в своей безответственной слепоте. То есть власть наша намеренно, находясь в здравом уме и трезвой памяти, готова поставить себя в раскоряку.
Дело в том, что американский опыт здесь в известном смысле очень показателен. Америка не является объектом «международного терроризма», поскольку смысл такого террора - уничтожение государства. То есть такая дестабилизация, социальная и политическая, которая может представлять собой угрозу существованию данного государства и данной политической системы. То есть совершенно очевидно, что нынешняя американская политическая и социальная система по отношению к такому терроризму пока еще, к счастью или к сожалению (кому как нравится), неуязвима. Посему никакого системного террора против Америки быть не может. Вот против Израиля может, потому что это специфическое средство ведения совершенно конкретной войны. А против Америки - нет. Именно поэтому против Америки никогда не было терактов, в том самом смысле «международного терроризма». Ни одного. Объясняется это отнюдь не эффективностью американской полицейской или антитеррористической системы, а отсутствием угрозы как таковой. В Америке можно с легкостью расстрелять школу, университет и супермаркет, убить выстрелом в голову конгрессмена (вы удивитесь, но есть прецеденты даже среди сенаторов и президентов). А просто взорвать бомбу на людной улице, наверное, ну никак невозможно? Пример 11 сентября является доказательством от обратного. То есть это просто означает, что это было не совсем то и не совсем так, как это трактуют официальные источники.
Именно поэтому Америка может, во всяком случае пока, достаточно свободно экспериментировать с «цветастыми» угрозами. Это удобный инструмент манипулирования общественной температурой и возможностями спецслужб. Россия - не может. В свете реального опыта и реальных угроз.
Можно попытаться сформулировать два обстоятельства, определяющие возможность и интенсивность использования террора против той или иной страны. Первое - это наличие «интереса» со стороны заказчика. Однако это недостаточное обстоятельство, для того чтобы террористическая деятельность разворачивалась в серьезных масштабах. Второе и необходимое условие - чтобы данная страна была эластична к террористическому воздействию. Чтобы существовали серьезные основания считать, что ее политическая и социальная система уязвима по отношению к системному террору. Мы помним, что в течение нескольких лет Россию вроде как оставили в покое. И это время чудесным образом совпадает с периодом очевидной политической стабилизации. Что касается противодействия террору не на уровне полицейском, а на уровне стратегическом, то здесь тоже можно представить себе различные способы давления на заказчика, позволяющие убедить его отказаться от такого экстремального инструмента. Или, если точнее, применить имеющиеся у него средства и возможности воздействия, чтобы пресечь несанкционированную деятельность инструментальщиков.
//__ * * * __//Честь и слава учителю Волкову из легендарной 57-й школы, остановившему хотя бы на время неумолимую поступь нашей образовательной реформы. Однако создается впечатление, что, подкладывая каменюки под это безумное колесо прогресса, мы боремся с ветряными мельницами. Конечно, обязательных предметов в этом самом стандарте не четыре, а несколько больше, и можно вставить еще пару, идея вариативности образования - вещь вполне достойная обсуждения. Но бессмысленно корректировать данную реформу, отвлекаясь от ее реального и публично заявленного содержания. Это содержание - прагматизация. Как заметил один из авторов стандарта, главный просвещенец Кондаков, «то, что входит в школьную программу, должно ребенку обеспечить его дальнейшую успешность». Успешность в чем? Если наиболее успешными поприщами в нашей стране являются чиновник и проститутка? И какое это вообще имеет отношение к ОБРАЗОВАНИЮ?
То есть если действительно задача формулируется как предоставление образовательных услуг (кстати, заметьте, как здесь невольно и неумолимо просачивается платность, хотя не в этом главное), то все делается в принципе правильно. При обратном подходе идея народного образования не в обслуживании верно или неверно осознанных потребностей образовываемых, а в том, какие граждане, какого качества и возможностей нужны стране. Классическое гимназическое образование, как и следовавшее ему советское, были действительно направлены на формирование самостоятельно мыслящей личности. Фундаментальное образование, по сути своей, непрагматично. Прагматизация образованного и мыслящего человека - это его собственная проблема, а также проблема работодателей, ищущих нужного им работника. Фундаментальные знания не могут быть лишними. В конце концов, если человек по собственному желанию и возможности не получил должного объема образования, то его просто следует считать плохо образованным. И всего-то. Ну не может образованный человек знать меньше гимназической программы! Больше может, а меньше нет! Идея выдать плохое образование за прагматичное - это деликатный PR-ход, препятствующий образованию тяжелых комплексов у широких народных масс.
Народное образование искомого качества - это потребность страны, если таковая существует, и страну никак не трогает, нужно ли это самому учащемуся, его маме и папе, если таковые имеются. Вообще ребенок - это существо, которое, безусловно, нуждается во внешнем принуждении, его надо «ввести в Образ», хочет он того или нет. С другой стороны, требование к качеству массового образования - это самая точная характеристика государства, его целей и амбиций. Советскому государству нужно было всеобщее гимназическое образование. А нынешнему, стало быть, не нужно?
Системным принципом постсоветской эволюции является предельная ликвидность. То есть вы не можете произвести велосипед, потому что металл, резина и краска продаются быстрее. Да и стоят дешевле. Образовательная услуга тоже стоит дешевле и продается быстрее. И продукт этой услуги тоже более ликвиден. Его проще использовать в качестве низкоквалифицированного трудящегося или низкоквалифицированного паразита. Это и есть успех прагматизации.
//__ * * * __//«Не надо грустить, господа офицеры. Что мы потеряли - уже не вернуть. Уж нету Отечества, нету и веры .» И чем-то отмечен нелегкий наш путь . Главную тему номера - «Армия новой России» или, как принято говорить, «новый облик Вооруженных сил» - мы приурочили к Дню защитника Отечества. Притом что широко распространившееся отношение к нынешней попытке этот «новый облик» создать, трудно назвать праздничным: это какой-то праздник «инвалидов» в известном историческом значении этого слова. Удивительно, что предыдущие попытки реформ, не отличавшиеся, мягко говоря, ни системностью, ни результатом, никакой подобной реакции не вызывали. Это свидетельствует как минимум о том, что реформа-таки есть. Это свидетельствует о том, что армии больно и она вопит дурным голосом. Интересно, что в отношении сердюковских реформ удивительным образом солидарны и пламенные патриоты, и конченые либерал-предатели.
