Анатолий Манаков - Апостолы двуликого Януса: Очерки о современной Америке
То, что пресса время от времени не соглашается с правительством, точнее, с некоторыми аспектами правительственной политики, действительно верно. Но каждый раз в этих случаях речь идет о частностях, об отдельных фактах, а не о существе. Пресса и правительство в США являются в конечном итоге союзниками, и, хотя союз сей не скреплен никакими формальностями, от этого он нисколько не ослабевает, особенно в периоды наиболее серьезного социального брожения. Вспомним хотя бы войну во Вьетнаме. Тогда «большая пресса» не вымолвила и слова осуждения по поводу военной интервенции США во Вьетнаме, аморальности действий американцев против вьетнамских патриотов, боровшихся за освобождение своей страны. В лучшем случае указывалось на бессмысленность гигантских затрат на войну, ее дороговизну и бесцельность, на то, что она может привести к расколу Америки.
Позднее в статьях и корреспонденциях о гонке вооружений и ядерной стратегии администрации США содержалась какая угодно информация: самая подробная раскладка стоимости каждой новой системы оружия и уязвимости межконтинентальных баллистических ракет, технические данные «трайдентов» и MX, сценарии возможного обмена ядерными ударами в «ограниченной войне», возможности «потенциала первого удара» и милитаризация космоса. Но не найти в ней было главного — осуждения аморальности ядерной войны. «Большая пресса», стряхнув с себя «послевьетнамский синдром», снова заступила на вахту при Пентагоне, а в передачах радио- и телекомпаний все чаще замелькали рекламы фирм военно–промышленного комплекса.
«Правительство США полностью контролирует средства массовой информации». Думается, это не совсем точная формула. Конечно, у правительства есть достаточно мощные рычаги оказания влияния на содержание той или иной публикации или телепередачи: пресс–конференции, официальные брифинги и конфиденциальные беседы, наконец, хитроумно пускаемые «утечки» информации через надежные связи в прессе. Контроль со стороны правительства есть, но он в значительной мере носит взаимный характер, как в той компании, где никто друг другу не доверяет. Да и контролем это можно назвать весьма условно: зачем он, если сложилась такая общность классовых интересов, которая действует безотказно и не менее эффективно, чем любая регламентация.
Нужен ли правительственный надзор, если, например, только пять нью–йоркских банков владеют контрольными пакетами акций в трех ведущих радиотелевизионных компаниях и являются влиятельными акционерами «Нью–Йорк тайме» и «Тайм». В свою очередь сами радиотелевизионные корпорации владеют контрольными пакетами акций издательств, кинокомпаний и компаний грамзаписи. Система работает словно живой организм с присущим ему инстинктом самосохранения. И попробуйте при этом протащить в эфир или на газетную полосу инакомыслие, затрагивающее такие нервные центры, как прибыль и распределение доходов, подлинные причины инфляции, безработицы и экономического спада. Подобное «вольнодумство» пропустят лишь в том случае, если его можно подать в качестве пикантного развлечения, а потом использовать опять–таки для укрепления мифа об «объективности» прессы и ее «независимости».
Не случайно печать называют в Америке «четвертой властью», наряду с исполнительной, законодательной и судебной. Ее первоочередная государственная функция — обеспечить в условиях «информационного взрыва» единомыслие в понимании национальных интересов Соединенных Штатов так, как их трактует военно–промышленный комплекс, того главного, без чего система работать не может. А одновременно тщательно скрыть, что столь священные национальные интересы почему–то всегда совпадают с финансовыми интересами крупного бизнеса.
Вот она — «свобода печати», оборачивающаяся на деле свободой крупных собственников создавать и настраивать общественное мнение в пользу буржуазии и к ее выгоде. Но об этом, конечно, вслух ничего не говорится.
А БИЗНЕС ОСТАЕТСЯ БИЗНЕСОМ
Поведав вкратце об успешных делах его фирмы после прихода к власти республиканской администрации, собеседник за массивным столом едва заметно качнулся в кресле и кинул в мою сторону вопросительный взгляд: «Чего вы еще хотите?» Стало быть, очередь за мной.
— У крупного бизнеса, который вы представляете, есть действительно основания для оптимизма, — начал я издалека. — В минувший квартал года прибыли корпораций перешагнули двадцатипроцентную отметку. Не знаю, как вы делите их внутри вашей компании, но скажется ли оживление производства на положении уволенных вами же два–три года назад? Возьмете ли вы их обратно на работу?
— Скорее всего, нет, — заметил он и глубже откинулся в кресле, будто под тяжестью брошенного в него вопроса, — Видите ли, автоматизация приводит к росту производства в расчете на одного рабочего. Куда мне девать уволенных, ума не приложу…
Нет, разговор получался поистине бессмысленным. Между нами стояла стена не просто непонимания, а стена, разделяющая миры с совершенно разными духовными ценностями и шкалой мышления.
— Ну а если бы вы оказались без работы? — ответил я вопросом на вопрос и тут же почувствовал реакцию собеседника: такой вариант никогда не приходил ему в голову.
— Случись это, все тогда полетит к чертям. А этого, дай бог, не случится, — парировал он и резко встал из–за стола.
Интуиция подсказывала: моя попытка поиграть воображением собеседнику показалась наглостью, к которой он не привык в стенах своего офиса. Не злоупотребляя долго его терпением, я поблагодарил за короткую, но весьма откровенную беседу и вышел из кабинета. В приемной подтвердил еще раз миловидной секретарше: «Пусть босс не волнуется. Упоминать в газете его имени я не стану. Джентльменское соглашение остается в силе».
ПРИБЫЛИ НА БЕЗУМИИ
Короткий визит к первому вице–президенту крупнейшей аэрокосмической корпорации — лишь небольшое вступление к разговору о военно–промышленном комплексе. Впрочем, чтобы представить себе, как он действует, совсем не обязательно знакомиться лично с кем–либо из его представителей. О его роли в системе американского государства известно немало. Даже президент США Эйзенхауэр признавал в свое время его бесконтрольное, видимое и невидимое влияние — экономическое, политическое и духовное — в каждом штате, в каждом городе, в каждом учреждении федерального правительства. Кстати, сам термин «военно–промышленный комплекс» впервые пустил в оборот именно он.
Сегодня американский ВПК продолжает прочно удерживать позиции крупнейшего, быстро развивающегося и самого влиятельного сектора экономики. Президент Рейган унаследовал от своего предшественника военный бюджет в 138 миллиардов долларов. В проекте государственного бюджета на 1986 финансовый год на военные нужды уже выделялось более 300 миллиардов. Руководители «Локхид эйркрафт» не преминули тогда заметить: «Мы имеем большие заказы, самые большие с середины 60–х годов. Наше будущее выглядит прочным, а компания будет процветать, по крайней мере, предстоящие десять лет». И они были правы. Только за четыре года правления администрации Рейгана прибыли ее подскочили почти в два раза. Напомним, что компания производит спутники–шпионы, ракеты для ядерных подводных лодок «Трайдент», патрульные самолеты, выполняет особо секретные заказы Пентагона и ЦРУ в рамках программы «звездных войн». И процветает она отнюдь не в одиночестве.
Своеобразные рекорды ставят сейчас военно–промышленные корпорации не только на производстве, но и в экспорте вооружений. «Американская торговля оружием растет астрономическими темпами, — указывает сотрудник Института изучения политики Майкл Клер. — Заказы, размещенные в рамках правительственной программы иностранных военных поставок, выросли в среднегодовом исчислении с 500 миллионов долларов в начале 60–х годов почти до 12 миллиардов в конце 70–х. За последние шесть лет эти заказы составили невероятную сумму — 79 миллиардов долларов, что в пять раз больше, чем за предыдущие двадцать лет. Продолжают расти также поставки вооружений, осуществляемых непосредственно американскими корпорациями в рамках программы коммерческой торговли оружием».
ВПК, или четвертая часть американской промышленности, может без труда игнорировать механизмы конкуренции рыночного хозяйства. Не случайно прибыли военных корпораций почти на 60 процентов выше прибылей в невоенных отраслях. В политическом лексиконе слова «военные ассигнования» приобрели силу поистине магическую, и стоит только погромче произнести их — все пути для Пентагона откроются словно по мановению волшебной палочки. Сомневаться в целесообразности все больших затрат на вооружение просто непатриотично.
