Богдан Заднепровский - Национальная доктрина
Таким образом получается, что сегодня защищать можно права только меньшинств и личности, по дурацкому принципу количества. В то время, как в правовом и политическом поле важнее принцип влияния на общественные образования, неважно большинство они или меньшинство. То есть большинство «должно» быть слабым и равным меньшинству. И получается, что меньшинство будет сильным, а большинство из-за уравниловки будет слабым, иначе это однозначная угроза для меньшинств. Это какой-то чистый биологизм (шовинизм меньшинств).
Если так, то вывод прост: сильные имеют, значит, право быть сильными, независимо от количества. Но раз количество может быть силой, то она должна прагматично использоваться, не так ли? Добиться количества не так-то просто — это порой дело долгих лет и столетий. По Дарвину к максимальному размножению стремятся и те, кого мало и те, кого много. Идет битва за ресурсы, за потребление, за выгодное жизненное пространство. Тех, кто слабее получается надо давить — много их или мало, а не прислушиваться к их лживым речам, изворотам, к их увиливанию. Это как на охоте. Хитрость и тактика. Главное вовремя нанести мощный удар — враг рассеивается. И добивать по одиночке. Такая логика объективно прослеживается за действиями современных элит, меньшинств, корпораций: мораль господ. Через малое управлять большим, чтобы никто не мог через большое управлять малым: типичная антидемократия. Элиты с большинства постоянно канючат быть лояльным и демократичным во взглядах, но сами в этой лояльности и демократии участвовать не намереваются. Некоторые хотят быть «равнее» всех.
На самом деле следует уяснить себе главную мысль: у большинства не меньше прав, чем у любых меньшинств по их любимому принципу равноправия. Исходя из этого же принципа меньшинства, не могут иметь никаких приоритетов и привилегий в плане «защиты» и «развития» своих интересов в отношении к большинству. Интересы большинства нуждаются в не меньшей защите, чем интересы любой по численности и интересам группы, особенно при агрессивном воздействии на большинство со стороны реакционных меньшинств, корпораций, всячески нарушающих законы, устои, обычаи и традиции общественного большинства, что далеко не редкость в наши дни. Взять хотя бы, к примеру, любые противоправные действия правительства — исполнительной власти. Эту группа людей не избирается большинством или наибольшей группой представителей большинства, но ее деятельность напрямую направлена на жизнь всего общества как на меньшинства, так и на большинство.
В конце концов, надо избавиться и от самого огульного предрассудка о том, что большинство — это «толпа», «чернь», серая масса. «Масса» («толпа») очень важный процесс в рамках формирования общественных групп и предпочтений, к нему нельзя относиться пренебрежительно, как показывает история. Но все же это явление, а большинство это общественный институт любого государства. Масса формируется в ограниченной исторической ситуации в виде кратковременного всплеска эмоций на содержание ситуации. После «разрядки» (по Э. Канетти) масса (толпа) растворяется в перманентном состоянии общества. Большинство формируется продолжительное время в соответствии с историческими задачами социума. Большинство — систематическое образование, которое коллективно осознает себя в ландшафте, истории и культуре. Оно есть наибольший кристалл масс общества со своей четко детерминированной системой идентификации и признаков. В динамическом политическом процессе большинство определяется и воспринимается в соответствии с актуальным общественным мнением по отношению к остальным группам и по отношению к наиболее влиятельной группе интересов (социума). В зависимости от исторических условий группа влияния может быть органично связанной с судьбой большинства — тогда она является «меньшинством от большинства». Либо может быть неорганичной, оторванной (порой это происходит постепенно) от большинства — «меньшинством над большинством», «меньшинством против большинства». В общем всякого рода элитаризм. Также следует сделать замечание и по отношению к количественному фактору: большинство не просто аморфное количество людей — оно есть количество по признаку заинтересованности, традиции. Также напомним, что меньшинство и большинство — группы, и формируются по одним принципам. Вот поэтому нельзя путать большинство с «массой» и «толпой». Большинство определяется по четкому признаку расслоения — религия, раса, этнос, партия, класс — и поэтому не может просто отождествляться с толпой, массой. В обществе, стране может быть только одно большинство чаще всего национальное, либо расовое (США), либо религиозное, также оно может определяться как политическое (партийное), или как экономическое (классовое). С какой стороны не посмотри, оно всегда будет одним по отношению к остальному сонму меньшинств и элит. Большинство — это наибольшая группа заинтересованности и производства в государстве. От него многое зависит. Значит с ним надо во многом считаться, и в большей мере, нежели с элитами или меньшинствами. Таков путь к социальному согласию. Но нынче приходится констатировать, что большинство продолжают отождествлять с толпой эмоционально — его представляют равнодушным, запуганным, невежественным, грубым и т. д. Много грязных ярлыков может навесить индивидуалистическая гордыня на остальной род человеческий. Но большинство не предает одного, а вот один или несколько часто предают всех.
В заключение хочется сказать следующее: если сегодня от нас требуют отказаться от предрассудков относительно меньшинств, то необходимо требовать от меньшинств и элит избавляться от предрассудков и предвзятости по отношению к большинству (массам, нации). Если проблем большинства не существует, следовательно, нет проблем и у меньшинств. Равноправие, к которому, заламывая руки, взывают либеральные правозащитники меньшинств, — если ему следовать до конца и честно — требует упразднения не только большинства, но и меньшинств: если нет большинства, нет и меньшинства. Если же деление общества не может избавиться от подобной схемы отношений — большинство/меньшинство, то и та и другая сторона может (имеет возможность) навязывать приоритеты в соответствии со своими коренными интересами, либо отрицать внешние, противные ей экспансии, давление, приоритеты. Таким образом, сохраняется принцип диалектики: единство и борьба противоположностей. А вместе с ним дуализм и плюрализм отношений в рамках исторических закономерностей. Каждый — из большинства ли, или из меньшинства имеет право на свои принципы и борется за них.
10. Социал-демократия как фикция
Самым первым и главным вопросом и проблемой для социал-демократической модели общества является вопрос о ее распространении на членов данного общества, о том, в каком обществе эта модель реализуется. До сих пор общество ограничивается рамками национального государства, даже, несмотря на провозглашенную «многонациональность». Социал-демократия опирается в своей основе на равноправие и равноценность всех граждан данного сообщества. Но само понятие «гражданство» также обусловлено рамками национального государства, где часто возникает стереотип неравенства в дилемме граждане — не граждане. В то же время экспансия идеалов социал-демократии определяется как «всеобщая», то есть «все» и «каждый» имеют равные права с другими. Это отношение получается в реальном выражении либо слишком нечетким, размытым — кто такие «все», либо тем, что «каждый» в реальности слишком индивидуалистично, и слабо отвечает коллективным формам солидарности, которую социал-демократия провозглашает. Если «все» — это вообще общество без какой-либо внутренней стратификации по социальным, этническим, гендерным, профессиональным, возрастным и т. д. признакам, сразу же искажается демократия из-за нарушения ее главного принципа — «принципа решения большинством». Получается, что социал-демократия не соответствует содержанию своего понятия, и представляется как некая «всекратия», что противоречит концепту «демократия», по которому «все» не могут решать, ибо главное решение за большинством — остальные должны смириться. А из социал-демократической идеологии непонятно, что собой представляет «большинство»: могут ли дети участвовать в демократических процедурах, или психические больные, преступники? Могут ли «все» участвовать, допустим, не в общенациональном референдуме, а в закрытом собрании крупного акционерного общества? То есть речь уже не идет о правах «всех», а только о социальных гарантиях, а это еще не демократия — только «социал»: государство благополучия (Welfare State), социальное государство. И самое главное, создается ситуация подмены и внутреннего конфликта подобной формы демократизма, когда «всеми» будут ущемлены права тех, кто выскажется против подобного демократического решения. Тем самым идеал социал-демократического равенства будет подвержен сомнению: возникнет очевидная для реального положения вещей граница «все» — «не все». То есть права у «не всех» будут, но воспользоваться ими в свою пользу, то есть, что-либо решать, они не смогут. Какой смысл в таких правах? Принцип «развитие всех и каждого» денонсируется. Поэтому требуют уступок меньшинствам на основе «всеобщности», которые перерастают в привилегии. Что, как показывает жизнь, неизбежно ведет к элитаризму и ущемлению прав большинства — тех ради кого вся социал-демократия когда-то и создавалась. Червь этого внутреннего противоречия выедает сердцевину социал-демократии, оставляя целой лишь ее оболочку.
