Дмитрий Пучков - За державу обидно . Вопросы и ответы про СССР
Попутно, в качестве дополнительного «отягчающего обстоятельства», пассажиры баржи из арестованных заговорщиков (пусть даже и ложно обвиненных) превращаются в военнопленных, казнить которых категорически запрещается всякими конвенциями.
Но и это еще не конец. «Преступлению» Сталина не хватает масштабности. Этот недостаток также следует исправить:
«Сталин – это чистейший злодей, который начал свои преступления еще со времен Гражданской войны. Он утопил под Царицыном в баржах всех этих
белых генералов, офицеров, которых собрал со всех войск…»
Именно так! «Все эти» белые генералы и офицеры были утрамбованы во вместительные трюмы барж и утоплены по фарватеру главной русской реки. А тем, кому не досталось места (очевидно, у злодея кончились баржи), пришлось ждать 1937 года, чтобы быть расстрелянными вместе с Тухачевским. С такой «версией событий» не стыдно и на телевидении показаться, и в газете напечататься. И пускай к действительности она имеет весьма отдаленное отношение, зато все просто, наглядно и идеологически правильно.
stalinism.narod.ru
Эвон как вышло.
Этак можно договориться до того, что коммунисты не заставляли комсомолок работать проститутками в публичных домах для американских матросов.
Страшно подумать, что об этом скажет Борис Стругацкий.
– Как-то непонятно, почему именно на Волкогонова на основании этого отрывка валится столько нелестных отзывов. Если не кидаться с ходу какашками, а просто зайти по приведенной ссылке, то видно, что ему принадлежит только одна цитата – та, к которой как раз ни у кого нет претензий. Остальные цитаты принадлежат другим авторам. Но ведь идти по ссылке, когда можно немедленно начать подачу дерьма на вентилятор, – такая ненужная морока…
– Чтобы стало понятно, для начала надо прочитать текст по ссылке от начала до конца. После чего слегка подумать и не выставлять себя на посмешище.
– Б. Стругацкий во время войны был в блокадном Ленинграде, а А. Стругацкий – с 1943-го – в актюбинском минометном училище, а потом – в Москве, учился на военного переводчика. Так что быть свидетелем погрузки на баржи в Мурманске девушек ни один из братьев не мог. Бурная писательская фантазия заменила факты.
– Этак можно договориться до того, что коммунисты не заставляли комсомолок работать в публичных домах для американских матросов.
– При незащищенной границе что помешало бы ему «прийти на помощь восставшим финским рабочим и крестьянам"? Идо Хельсинки было бы идти совсем недалеко. Что помешало Сталину «прийти на помощь»… после прорыва линии Маннергейма? Армии у Финляндии практически не осталось, воевать в местных условиях научились, должная концентрация сил была достигнута.
– Это ж очевидно: Сталин хотел захватить весь мир. И если не захватил Финляндию, то это потому, что ему не дала мощная финская армия.
– Дмитрий Юрьевич, а почему в данном случае претензии к Борису Стругацкому?
– Поделись, камрад, где ты увидел какие-то «претензии»? Спасибо.
– Упоминание о проститутках-комсомолках было в книге «Дьявол среди людей» за авторством С. Ярославцева. С. Ярославский – псевдоним, которым подписывался Аркадий Натанович Стругацкий, когда писал без брата. Так что Борис Стругацкий здесь ни при чем.
– Спасибо, я до пятидесяти лет дожил – и не знал.
– «Страшно подумать, что об этом скажет Борис Стругацкий». Весьма смахивает на претензию.
– У нормальных людей это называется иронией. Ну, это так, на всякий случай – вдруг тебе такое незнакомо.
– Ну или на издевку, которая в данном случае не по адресу.
– Ты никак решил меня поучать, что и как мне на моем сайте делать? У тебя папа, поди, коммунист из обкома?
– Подобные эпизоды меня при прочтении тоже весьма коробили. Может, поэтому книга и не особо понравилась, хотя основной замес там довольно интересен.
– И книга – говно, и мысли в ней – говно, и произвел все это – автор.
– Да, и еще один вопрос тогда: все произведения автора, написавшего говеную книгу, становятся говном?
– Да как тебе сказать, камрад. Вот есть у тебя друг, с которым тебя многое связывает. А потом этот друг совершает некий поступок, например спит с твоей любимой женой, и она уходит к нему. Изменится ли твое отношение к вашему прошлому? Сможешь ли ты помнить его хорошим?
– Может, и так конечно… Сложно спорить с такими аналогиями, но ведь люди и книги не одно и то же. Люди меняются, а книги, написанные ими, нет.
– Ага. Только жену твою любимую увел твой лучший друг. А так он остался все тем же чудесным, замечательным человеком. Подростку трудно это понять, но вырастешь – глядишь, и поймешь.
ВЛАДИМИР БУШИН НА ЛИНИИ
21.05.08
Цитата:
Особенно убедительно свидетельствует о полоумии классика его рассуждения и цифры о репрессиях. Вот хотя бы… «Говорят, в 1929 году расстреляли 35 тысяч бурят-монголов» (1, 62). Но ведь еще говорят, что никаких бурят-монголов никогда и не существовало. «В Ленинграде сажали четверть города» (1, 29). То есть тысяч 250? «Была амнистия белым казакам. Многие вернулись из-за границы, получили землю. Позже всех посадили» (1, 51). Всех до единого! «С конца лета 1941 года в лагеря и тюрьмы хлынул поток осужденных окруженцев» (1, 86). Да, окруженцев было немало, но, как в большинстве своем ни в чем не виновных, их тут же направляли в другие части. Почитай об этом, дядя, хотя бы в воспоминаниях маршала Рокоссовского. «Был поток заключенных, которые, как началась война, не сдали радиоприемники или радиодетали. За одну найденную радиолампу давали 10 лет» (1, 85). Да, 25 июня вышло постановление правительства о сдаче приемников, и ни о каких 10 годах там ни слова (Органы госбезопасности в Великой Отечественной войне. М., 2001, т. 2, кн. 1, с. 75). Но – «поток» осужденных!…
Во-первых, до войны радиоприемники имели не очень-то многие даже в Москве. Из моих знакомых, например, только в семье одноклассницы Нины Головиной, моей возлюбленной. Так что даже если бы все владельцы приемников не сдали их и были осуждены, то «потока» никак не получилось бы. Но, во-вторых, советские люди были законопослушны, и не сдать приемник могли только злостные единицы вроде Солженицына, если бы не были трусливы. А сдавали их в почтовые отделения. И я сам помогал в этом однокласснице Нине. В-третьих, какую опасность могла представлять радиолампа? Даже этого не соображаешь? «Победа под Москвой породила новый поток – москвичи, которые не эвакуировались. Они подозревались в ожидании немцев» (1, 87). Да, среди трех миллионов москвичей водились и такие экземпляры, которые ожидали немцев, например писатель Юрий Нагибин и его друзья, он сам написал об этом в воспоминаниях. Думаю, что и отец Сванидзе ждал, и мать Радзинского. Но их, к сожалению, не арестовали, а за казенный счет отправили в Ташкент. Остальные три миллиона москвичей ушли на фронт, работали на заводах и фабриках, строили оборонительные сооружения… Лично я тоже не эвакуировался, а работал на авиационнолл заводе им. Лепсе, потом – на ткацкой фабрике, потом – армия, фронт… Не забыл ЖПК, конечно, и «поток евреев», который, правда, только «стал намечаться», говорит: «Кажется (!), Сталин собирался устроить большое еврейское избиение» (1, 97). Кажется – перекрестись.
А еще, говорит, был поток из двенадцатилетних пацанов, которым давали по 25 лет за украденный огурец (1, 94). Ах, Господи, даже если вдруг в виде исключения это оказалось бы правдой, то ведь когда было! А вот ныне, в пору цветущей демократии, в сооружении коей Солженицын с супругой приняли столь выдающееся участие, профессор Л. Пичурин, член Томской областной комиссии по вопросам помилования, рассказывает, что женщину, укравшую в магазине 56 рублей, осудили на 6 лет – на такой же срок осудили и убийцу («Советская Россия», 8.04.08).
И нет конца могучему солженицынскому потоку полоумия и бесстыдства! «Известный Стельмах расстреливал днем прямо во дворе, так что другие осужденные могли видеть» (1, 276). Да это не известный ли писатель Михаил Стельмах, Герой Социалистического Труда, ленинский лауреат, расстреливал своих критиков и так притом, чтобы другие критики видели? «В 1939-40 годах под сводами Бутырской тюрьмы бродили цифры-слухи… Говорили арестованные ежовцы, что за эти два года расстреляно 500 тысяч политических и 480 тысяч блатарей» (1, 400). Сам-то Солженицын оказался под помянутыми сводами только в 1945-м, так что своими ушами даже и слышать-то не мог. Но кто были эти болтливые «ежовцы»? И кому они запускали под череп эти «цифы-слухи» о своих преступлениях? И не разумнее ли им было помалкивать? Надо бы знать, наконец, что «блатарей» всегда раза в два-три больше, чем политических. «Из Краснодара свидетельствуют (кто – кому?), что там в 1937-1938 годы каждую ночь расстреливали больше 200 человек! По другим источникам, на 1 января 1939 года расстреляно 1 миллион 700 тысяч» (1, 401). Но ведь по этим другим источникам получается, что ежедневно расстреливали по 2300 человек, т. е. в десять раз больше, чем по первому источнику. Ничего себе дистанция! Чему же верить? Кроме того, население Краснодарской области было тогда около 3,5 миллиона человек. Значит, расстреляли в эти два года каждого второго жителя. А если исключить детей, то, пожалуй, почти всех взрослых. И ведь сколько еще лет было впереди! Так, стоеросовый?
