И Гарин - Пророки и поэты
А вот дух его живет и заставляет нас трепетать и содрогаться. Дух его пережил его род, опровергнув все материалистические бредни о смерти и тлене. Дух его обитает среди нас, живущих в самую шекспировскую из эпох.
Смерть каждого человека - экзистенциальная дыра, прорыв в экзистенциальном флере бытия... Рвутся духовные связи, рождается душевная боль, слабеет память... Проходит время, и дыра зарастает, боль утихает, память выветривается... Гении - это люди, чьи экзистенциальные дыры не затягиваются никогда... Одна из крупнейших "вечных дыр" - Шекспир...
Бюст на могиле поэта - одно из самых больших препятствий для понимания Шекспира, писал Джон Уилсон. - Шекспир - жертва, жертва ремесленника. Это так. Но чтоб писать Шекспира, нужен шекспировский талант...
Я перечислил скудные факты о жизни Лебедя Эйвона, но есть еще одна жизнь Великого Барда - вымышленная десятками писателей, сфантазированная: в конце концов никому не заказано писать своего Шекспира. Дюваль писал "Влюбленного Шекспира", Тик - "Праздник в Кенильворте", Хорее Смит - "Сына отечества", Лэндор - "Вызов в суд и допрос Вильяма Шекспира", Кениг "Williams Dichten und Trachten", Жан Поль (но не Рихтер) - "Приключения Шекспира", Гольтей - "Шекспира на родине"...
Чего тут не понамешано! И повесть о браконьерстве Шекспира и суде над ним. И встреча юного Шекспира с королевой, и тайная страсть Елизаветы к лицедею Шекспиру, и амурные приключения гения с актрисами и королевой, и любовные трех- и четырехугольники поэта. Приложили руку и наши: в 1841 году П. П. Каменский напечатал "Розы и маску", в 1840-м А. Славен - "Жизнь Шекспира", в 1850-м Н.Имшенецкий - "Актрису и поэта" - все примитивные и пошлые, давно забытые книжонки.
Единственная известная мне достойная внимания отечественная фантазия на тему "Мой Шекспир" Смуглая леди Ю. Домбровского.
В моих трех маленьких повестях заключено много вымысла о том, как
выглядела бы жизнь Шекспира, если бы она была такой, как я ее себе
представляю.
Великий человек умирает. Помимо его книг от него остаются дела,
портреты, воспоминания и часто документы, остаются анекдоты и сплетни
о нем- короче, остается модель человека, как ее воспроизвели
современники и соглядатаи его жизни, его нравственный костяк. Эту
модель можно признать примерно точной или не признавать совсем, но
вовсе отмахнуться от нее нельзя. Она существует, и все. Это,
собственно говоря, не человек и даже не представление о человеке - это
посмертный суд над ним.
Очень мало великих людей оказались вне этого суда - это те, о
которых вообще ничего не известно - ни истории, ни сплетникам.
Шекспир как раз такой. Это тот несчастный случай, когда писатель
оставляет биографа наедине с самим собой. Опереться не на что,
документы двусмысленны, а все - даже, казалось бы, самые интимные и
личные - произведения при ближайшем рассмотрении очень мало дают для
разгадки личности автора.
Образ простого, работящего, неутомимого, скромного труженика
оказался непостижимым и недостижимым для исследователей и литераторов,
как одна из величайших загадок человеческого бытия, и горе, поистине
горе тому биографу, который не поверит в простоту и неисчерпаемое
богатство обыкновенной человеческой души. Он так никогда ничего и не
поймет в Шекспире, не свяжет гения с его произведениями.
ЛИЧНОСТЬ
Он человек был, человек во всем.
Шекспир
Я из земли составлен и воды.
Шекспир
Он запечатлен в отзывах друзей и недругов, в списке ролей, в скорбном и таком человеческом документе-завещании, и, наконец, в тихой книге мертвых в метриках собора Св. Троицы, где он был сначала крещен, а потом похоронен. Но самое главное, он нам еще оставил около сорока больших произведений, и каждое из них мог написать только человек с его биографией. Вчитываясь в них, мы узнаем, как с годами менялся автор, как, пылкий и быстрый в юности, он взрослел, мужал, мудрел, как восторженность сменялась степенностью, разочарованием, осторожностью и как все под конец сменилось страшной усталостью.
Словом, весь жизненный путь Шекспира прослеживается по его книгам. И этот путь настолько прост и достоверен, что любой миф, самый убедительный и расчетливо построенный, неизбежно разлетается при столкновении с этой горькой действительностью. Мастера Шекспира не смешаешь ни с одним из его сиятельных двойников. Они все, выражаясь словами самого же Шекспира, сделаны из того вещества, из которого состоят сны.
Связь творчества с творцом многое проясняет, но в не меньшей мере многое затуманивает. Так как, по Колриджу, источник поэзии - поэт, многие поколения исследователей надеялись раскрыть тайны Шекспира, обратившись к его личности, - Вордсворт, Хэзлит, Лэм, Карлейль, Эмерсон, Рейли, Дауден, Брандес, Дж. Мэрри, Дж. Уилсон.
Единственный биограф Шекспира-сам Шекспир, писал Эмерсон. Хотя внешняя история его жизни весьма скудна, мы, обращаясь вместо Обри или Роу к самому Шекспиру, получим более реальную информацию. Шекспир делится с нами своими мыслями по таким вопросам, ответа на которые жаждет каждое человеческое сердце: о жизни и смерти, о любви, о богатстве и бедности, о жизненных удачах и о том, какие пути ведут к ним.
Утаил ли от нас Шекспир в своих драмах какую-либо черту своего я? В его полных жизни картинах, изображают ли они джентльмена или короля, можно увидеть, какие характеры и нравы более всего импонируют ему; можно видеть, как он радуется многочисленным друзьям, гостеприимству и жизнерадостности. Так пусть о его большом сердце расскажут его герои - Тимон, Варвик, купец Антонио. И неважно, что нам почти неизвестна личная жизнь Шекспира; во всей современной истории он, пожалуй, единственный человек, которого мы хорошо знаем, писал Вейман.
То же у Рейли: Шекспир был человеком и писателем; творя, он оставался самим собой, на бумаге он изображал самого себя, раскрывал свою собственную душу. Внимательное чтение любой из его великих драм позволяет нам глубже проникнуть в сердце Шекспира, чем все славословие прилежного антиквара и комментатора. Он знакомит нас со всем, что видит и чувствует; он развертывает перед нами свиток пергамента, на котором запечатлено его понимание мира. Как же мы смеем жаловаться на то, что он скрыл себя от нас?
Несколько ограничивая свою фантазию, влекущую нас к Шекспиру-Макдуфу, Шекспиру-Гамлету или Шекспиру-Отелло, к Шекспиру-любителю детей и собак, к Шекспиру-адвокату, охотнику-браконьеру или пловцу, мы, тем не менее, знаем, что характеры неотрывны от их творца. В уме гения, как правило, живет то, что он наиболее сильно и искренне чувствует.
Великий драматург доводил каждое интеллектуальное или этическое
свойство до крайности, а затем переносил эту искаженную, нередко до
патологии, модель самого себя в ситуацию драмы.
Нет, Шекспир - не природа или истина, он их квинтэссенция, а его герои-не слепки или портреты, а гениальные символы, знаки бытия.
Мы ничего не знаем о личности Шекспира, столь трудноотделимой от шекспировского мифа, от наслоений времени, от легенд, вымыслов и анекдотов о Пророке бездн. Даже портреты его - плохие документы.
Сохранилось два прижизненных портрета Шекспира-букингемский и стратфордский. Очень неудачных. С одного на нас смотрит молодой человек с вьющимися волосами и шелковой бородой. Взгляд невыразителен, ум затуманен. С другого - пожилой лысоватый олдермен с тяжелой челюстью, сжатым узким ртом и свинцовыми глазами. Первый похож на завсегдатая пабов, второй - на чопорного или больного буржуа.
Мы мало знаем о нем, и все же мне трудно согласиться с Ю. Домбровским, что жизнь Шекспира была тяжелой и безрадостной. Даже если это и правда, то отблеском небес освещает такую жизнь, внося в нее тот божественный свет, который сильнее тягот. Но трудно себе представить, что человек с темпераментом и характером Шекспира жил тяжко. Тяжким был труд, подорвавший здоровье. Тяжкой могла быть смерть, но не жизнь...
Не принимаю я и версию, будто Шекспир считал себя неудачником и не верил в собственный гений, не доставлявший ему никакой радости. Да, он был, разумеется, не такой простак, чтобы ожидать от Томов, Диков и Гарри пламенного интереса к драматической поэзии, равно как Ньютон позднее не ожидал, что они будут интересоваться флюксиями. Да, в сонетах и пьесах много сетований на ремесло фигляра, жестокие насмешки над собой, иногда чувствуется, как он беспомощно опускает руки, но в сонетах мы обнаруживаем и много строк о вхождении в вечность и о том, что он знал себе цену:
Надгробный мрамор и литую медь
Переживет сонет могучий мой...
Или:
Но можешь быть жестоким, злой колдун,
В моих стихах он вечно будет юн.
Или:
Могуществом поэзии моей
Ты будешь жить в дыхании людей.
Биографы Шекспира единодушны в мнении, будто он никогда не задумывался о вечности, не верил, что его творения когда-либо заинтересуют потомков, и вообще не причислял себя к "бессмертным".
