Владимир Казарезов - Самые знаменитые реформаторы России
Отказав таким образом академику Никонову в полной адекватности оценок, дадим собственную.
Общественные и экономические системы развиваются по объективным законам, действие которых следует максимальным образом учитывать, чтобы добиться успеха. Забвение их жестоко наказуется и приводит к провалу самых благих намерений. Главным недостатком всех хрущевских начинаний являлось как раз нежелание считаться с какими бы то ни было законами. Но это не было его персональным недостатком, признаком невежества. Он являлся продуктом своей эпохи, хорошо усвоившим сложившиеся до него правила игры. Кто-либо другой на его месте (Молотов, Берия, Маленков и др.) мог бы лишь в деталях, в частностях привести к иному результату. В целом же большой разницы получиться не могло.
Мы сказали об экономических законах, игнорирование которых ведет к провалу самых благих намерений. Хотя в нашем случае имело место нарушение не только экономических, но и законов биологических, законов природы. И здесь обращаю внимание читателя на гениальные, чеканные слова великого Столыпина о том, что «чувство собственности столь же естественно, как чувство голода, как влечение к продолжению рода, как всякое другое природное свойство человека».
В первые годы правления Хрущева от полного бесправия колхозников, от их труда без оплаты перешли к вознаграждению за работу — и тут же последовала отдача. Равно как уменьшение, а затем и полная отмена налогов на личные подсобные хозяйства привели к увеличению производимого ими продовольствия. Конечно, слишком это разноуровневые понятия, к тому же не подлежащие математической формализации, каковыми являются степень осознания человека собственником и его трудовая отдача. Не записать алгебраической формулой зависимость одного от другого, но несомненно — такая зависимость существует. Увы, приходится говорить банальности — чем более человек заинтересован в результатах труда, тем они выше. И можно априори утверждать — улучшение в сельскохозяйственном производстве за хрущевское десятилетие, точнее — первое пятилетие получилось настолько, насколько удалось включить частный человеческий интерес. Хрущев не мог додуматься до порочности колхозно-совхозной системы и пагубности отторжения крестьянина от собственности на землю, средства производства и продукт труда, в силу своей веры в преимущества социализма над капитализмом. Случись такое — это означало бы ренегатство, ревизионизм, за которые он поплатился бы тогда не только постами, но и головой. А попытки повысить эффективность сельского хозяйства, не затрагивая коренных его основ, изначально были обречены на неудачу. Поэтому десятилетие Хрущева, так многообещающе начавшееся для села с сентябрьского (1953 г.) пленума партии, закончилось тем, что наша страна впервые за свою тысячелетнюю историю стала покупать за границей хлеб. У капиталистов, которым Хрущев пророчил скорую гибель, которых обещал «закопать».
В промышленности количественные показатели выглядели не столь удручающими, но по качеству наши товары все более и более отставали от зарубежных. Господствовали валовые показатели. Планы с каждым годом возрастали (планирование от достигнутого) — надо было догонять Америку! Директоров заводов загоняли в угол, не давая возможности перестраиваться на выпуск более прогрессивных изделий (исключение составляла только оборонка), требуя пресловутую валовку. На товарах народного потребления лежала печать серости и примитивизма, их потребительские качества были исключительно низкими.
Но здесь Хрущев по крайней мере не инициировал каких-либо шагов, вызвавших ухудшение качества промышленных товаров. Другое дело — в строительстве. Там, как ни в каком другом деле, проявилась вся противоречивость последствий хрущевских реформ и его личности. При нем по его инициативе произошла коренная переориентация строительного комплекса.
Наши города до Хрущева застраивались добротными красивыми домами (сталинскими) по индивидуальным проектам. В стране сложились архитектурные школы, занимавшие передовые позиции в мире. Не случись хрущевского зигзага с абсолютизацией крупнопанельного домостроения, возможно, сегодня города России имели бы каждый свое лицо, а все вместе не уступали бы по красоте европейским.
Но дело в том, что при всем архитектурном совершенстве людям негде было жить, а домами они могли только любоваться, как скульптурами и произведениями живописи.
Что представляло из себя жилье среднего гражданина России в 1950-х г.? В деревне — деревянная изба, перешедшая из XIX в., состоящая из одной-двух комнат, куда зимой могли переселяться еще и животные. В городе — в лучшем случае комната в коммунальной квартире на семью из трех-четырех человек, в худшем — та же комната, только в бараке. Много горожан проживало и в частном жилье, в таких же домах-избах, что и селяне. Шли десятилетия, а никаких перспектив на улучшение положения не было.
Великая штука — статистика! За десять лет — 1918–1928 гг. — в Советском Союзе было построено 203 миллиона квадратных метров жилья, или по 101,5 миллиона на пятилетку. А ведь это было тяжелейшее время, включая Гражданскую войну. Потом начались сталинские пятилетки:
1929–1932 гг. — 56,9 миллиона квадратных метров;
1933–1937 гг. — 67,3 миллиона квадратных метров.
Как говорил Иосиф Виссарионович, жить стало лучше, жить стало веселей, а строили жилья меньше, чем в первые годы советской власти. Пропускаем предвоенные и военные годы.
Четвертая пятилетка (1946–1950) — 200,9 миллиона. Пятая пятилетка (1951–1955 гг.) — 240,5 миллиона. Как видим, робкий прирост темпа строительства за пять лет — всего-то на двадцать процентов. В год за пятую пятилетку вводилось 48 миллионов квадратных метров, а население тогда прирастало на три с лишним миллиона человек.
Весь прирост жилья шел на вновь появившихся граждан страны, ждать же улучшения жилищных условий семьи в целом не приходилось.
И вот Хрущев со свойственным ему напором берется за решение жилищной проблемы. Он понимает, что без этого, так же как без обеспечения населения продовольствием, хотя бы по объему, ни о каком коммунизме не может быть и речи. Он ставит задачу — за десять лет (к 1970 г.) обеспечить всех граждан благоустроенным жильем.
Для решения этой задачи требовалось не только в несколько раз увеличить жилищный фонд страны, но и сделать его качественно иным, так как понятие «благоустроенное» включает совершенно определенные требования. Причем жилье должно было стать таковым как в городе, так и в деревне. Сдается мне, что если бы все наличные ресурсы страны (материальные, финансовые, людские и др.) были подчинены решению только этой задачи, она бы все равно не была решена. Но на пути к заведомо неосуществимой цели был достигнут колоссальный прирост темпов жилищного строительства. По существу, массовое строительство жилья только при Хрущеве-то и началось.
Продолжим счет в квадратных метрах по пятилеткам, теперь уже хрущевским: шестая (1955–1960 гг.) — 474,1 миллиона квадратных метров, седьмая (1961–1965 гг.) — 490,6 миллиона квадратных метров. Потом Хрущева сместили, а заметно увеличить строительство жилья не получилось, прибавляли к достигнутому темпу по чуть-чуть. Вот и в самую уже предперестроечную одиннадцатую пятилетку (1981–1985 гг.) ввели не намного больше — 552,2 миллиона квадратных метров. Детищем Хрущева стала проведенная реформа строительного дела, в результате которой была создана индустрия крупнопанельного домостроения. У людей появилась надежда на получение собственного отдельного жилья. До Хрущевской реформы надежды на это не было.
Неоднозначное восприятие хрущевского строительного бума вполне вписывается в черно-белый характер всех его деяний. Он и здесь остался верным себе. Города СССР оказались застроенными одинаковыми, малоудобными домами, потеряли свою индивидуальность. Приведу одну хорошую пословицу — что сделано быстро, то люди забудут, а что плохо — будут помнить всегда. Нынешнее и будущее поколения только по книгам и кинофильмам знают, как тесно жили люди и что именно Хрущев дал импульс массовому жилищному строительству и породил у людей надежду на отдельную квартиру. Но зато все видят, какое примитивное жилье тогда строилось. Однако нет весов, на которых можно было бы взвесить — чего же было больше в строительной реформе Хрущева — положительного или негативного?
Не имея возможности останавливаться на других проблемах строительства, отметим, что блочное строительство прочно вошло в практику, было заимствовано и многими зарубежными фирмами, государствами.
Но отдельные направления усилий Никиты Хрущева в развитии нашей экономики не вызывают противоречивого восприятия и могут быть оценены однозначно положительно. Взять, к примеру, его настойчивость в развитии энергетики. Без сделанного в этой отрасли в 1950–1960-е гг. ничего бы не удалось в промышленности, строительстве, сельском хозяйстве.
