Михаил Меньшиков - ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ
И до свободного воссоединения Малой России с Великой Россией, и после него, в течение веков пролито общими предками нашими безмерное количество крови за общую нашу державу. В этом море крови, может быть, половина малороссийской. И все это должно пойти теперь насмарку, во славу и честь жидов, тянущих русское добро под австрийскую корону!.. Придумано не худо. Но, оставляя жидов и мазепинцев государственной расправе, что мы, великороссы, могли бы сказать нашим южным братьям, колеблющимся в соблазне? Слушайте, братья, змея-искусителя, да остерегайтесь от того, чтобы поверить ему! На что толкает Малороссию партия проклятого Церковью Мазепы? На «самостийность», то есть отдельное государственное существование. Но оглянитесь в историю: по силам ли оно было когда-нибудь Южной России? Как только татарский удар расколол Россию, ни один из осколков не мог вернуть свое державное существование, и даже самому крупному из русских племен – великорусскому – потребовались века, чтобы выбиться из-под власти какой-то степной орды. А вы, малороссы и белорусы, без нашей помощи никогда не выскочили бы из польско-жидовской петли. Поглядите, как крепко держит совсем обветшавший габсбургский обруч народы, когда-то имевшие крупную государственность. Допустим, что вы доведете до кровавого бунта и превращенная в развалины Малороссия добьется призрачной «самостийности». Но ведь Господь не уберет же врагов ваших, многочисленных соседей, с которыми придется воевать, истощая силы. И тот исполинский щит, который охраняет вас от всех давлений, – Русская Империя, превратится в ваш могильный камень. Ибо отказаться от наследия Рюрика, от святой киевской земли, отказаться от завоеванных нами Бессарабии, Новороссии, Крыма, Донской области, Прикавказья и Черного моря, вы сами понимаете, России нельзя. Стало быть, вечный мир с Россией вы хотите променять на вечную войну? Не себе ли, предатели, вы роете этим яму?
27 февраля
СЕЯТЕЛИ ВЕТРА
Что такое «Заповiт» Шевченко, этот своего рода малороссийский гимн, который, судя по телеграммам, распевают теперь по всей Русской Империи «с дозволения» или без дозволения начальства? «Заповiт» – значит заповедь, предсмертное завещание поэта, и, чтобы судить вполне ясно, что такое был «батько Тарас» и связанное с ним теперешнее мазепинство, достаточно знать «залови-« весь, не как он печатается в дозволенных изданиях, а как всеми поется.
Начинается «Заповiт» общеизвестными трогательными стихами:
Як умру, то поховайте
Мене на могили,
Серед степу широкого,
На Вкраiнi милiй.
Щоб ланы широкополи
I Днiпро, i кручи
Були виднi, було чути
Як реве ревучiй…
Туг все невинно и жалобно и, как видит читатель, понятно для всякого великоросса без перевода. Единственное здесь нерусское слово «ланы» (поля) – слово польское. На этом месте и обрывается русский перевод, вероятно, известный большинству наших сановников. Но ведь в подлиннике он не обрывается. В подлиннике следует добавление, которое я советовал бы крепко усвоить и правительству, и всему русскому обществу. Вот что говорится о Днепре ревучем: «Яко понесе у сине море кровь ворожу, от тодi я встану i полину (полечу) до самого Бога молитися; а до того я не знаю Бога».
Далее заповедуется:
Поховайте та вставайте,
Кайдани порвите
И ворожью злою кровью
Волю окропите.
И мене в семьи великiй,
В семьи вильнiй, тихiй
Не забудьте памянути
Не злим щирым словом.
Как видите, раньше, чем Днепр не понесет кровь врагов Украины в синее море, Шевченко не хочет знать Бога, а вот когда случится это желанное событие, когда польются реки человеческой крови, широкие, как Днепр, «батько Тарас» согласен встать из могилы, полететь на небо и признать Господа. «Похороните меня, – говорит он, – да поднимайте восстание, порвите кандалы и свободу свою окропите злою кровью врагов». Вот что гласит подлинный «Заповiт», распеваемый повсюду, где собирается кучка охваченных мазепинским движением малороссов.
Спрашивается, какие же такие «вороги» были у Украины при Шевченко пятьдесят лет назад? Не поляки же и не татары. Не заглядывая в другие политические выпады батьки Тараса, ясно, что единственные вороги, которые стояли тогда в его воображении, были «москали», которые будто бы держат Украину в плену, а украинцев – в кайданах, то есть в кандалах. Но правда ли это? Было ли это правдой тогда или вообще когда-нибудь в истории? Никогда это не было правдой и составляет самую обыкновенную ложь. Батько Тарас, помяни его Бог, в данном случае сознательно лгал, как лгут сознательно слишком озлобленные и не слишком умные люди, чересчур огорченные личным неудачничеством. Воссоединение Малой России с Великороссией в XVII веке было, может быть, несколько вынужденное, но вынужденное не москалями, а поляками, жидами, турками, татарами. Православному народу русскому на Украине стало невтерпеж выносить хищничество и гнет всех народностей, какие тогда окружали Русь. Кое-как на время отбившись от поляков, без надежды совсем от них отбиться, Богдан Хмельницкий, вероятно, лучше нынешних мазепинцев оценивал тогдашние обстоятельства. Само собой, идеалом каждой области служит самостоятельная государственность, почему древний арийский мир делился на столько же государств, сколько было городов. И старинная Греция, и средневековая Европа, и наша удельная Русь дробились более чем на автономные – прямо-таки на державные микрогосударства. Однако почему же нибудь ведь случилось, что этот уклад общества оказался не по силам ни одному из государственных эмбрионов. Вечная война и вечная анархия дробления повели к тому, что, как отдельные клетки тела, отдельные города и области начали группироваться в более крупные республики и монархии. Не одной Украине в век Богдана Хмельницкого не по силам было отстоять свою «самостийность». Еще раньше ее к Москве подтянулись многие уделы, республики и монархии, и даже такого могучего склада, как Великий Новгород. Богдан Хмельницкий ясно видел, что на другой же день после освобождения от Польши у разоренной и слабой Украины, никогда не имевшей собственной государственности, явится уже не один наследственный враг – Польша, а и Турция, и Крым, и, наконец, Москва. Ведь в политике, как в гидростатике, давление надо выдерживать со всех сторон, иначе явится прорыв и разгром, иногда даже с той стороны, о которой вы и не думали (тяжкий пример – наша маньчжурская война). Поэтому Богдан Хмельницкий, посоветовавшись со старшиной казацкой и народом, поступил наиболее мудро, вступив в государственную кооперацию с Великороссией. Ведь эта страна была искони для малороссов своя же, православная, русская, а не какая-либо чужая. С малороссийским наречием, как теперь, так и тогда украинец мог дойти до Белого моря, до Урала и за Урал. И всюду его встречали те же православные монастыри, храмы с золотыми крестами, тот же родной колокольный звон, то же церковнославянское Евангелие, те же молитвы, ладан, восковые свечки, мощи угодников. Почему же Великороссия – «чужая» для малоросса сторона, если за две тысячи верст от Киева, в Соловках, он встречал те же самые народные святыни, что и у себя в Киеве? Тот же был Бог, та же вера, тот же язык Церкви, то же благочестивое миросозерцание, почти тот же или, точнее, почти те же деревенские наречия (ибо великорусских наречий, как и малорусских, не одно, а много), встречал общую надежду на жизнь вечную и общее на земле национальное имя (ибо как великоросс никогда не называет себя «великоросс», а просто – русский, так и малоросс, и белорус называют себя русскими). Ясное дело, что если уже сливаться с каким-либо государственным племенем, то для Украины всего выгоднее было сливаться с Москвою. В склянке, где намешаны вода и масло, вода тянет к воде, масло – к маслу. Так естественно произошло воссоединение русских племен. Оно было добровольным, что гласит известная формула этого присоединения: «Волим под царя московского, православного». Откуда же, спрашивается, Тарас Григорьевич взял «ворогов» Украины, «кайданы» и необходимость поднимать кровавое восстание через четверть тысячелетия мирной жизни?
Он взял все это, мне кажется, из разных источников, как многие талантливые люди, лично обиженные судьбой. Очень часто талантливый человек принадлежит к невежественной и бездарной породе, и совершенно независимо от него его личный талант окрашивается расовой ограниченностью. Каждый из нас несет на себе все благословения и все проклятия предков, и у иных они причудливо перемешаны. Лично жизнерадостный человек, из которого брызжет смех и счастье веселых предков, в то же время бывает временами отравлен настроениями тех несчастных родичей, которые были так глупы, что умели только страдать. Как мне уже доводилось доказывать, вовсе не москали отравили воображение молодого Тараса Шевченко ужасами жизни. Что такое «неволя» – это впервые поэт наш почувствовал от руки родного дяди, коренного хохла, который чуть не засек племянника до смерти. Не москали же, а хохлы окружили детство даровитого мальчика глубоким невежеством, и грязью, и пьянством, и всею отравою необузданных страстей человеческих, созерцание которых так ранит впечатлительное сердце. Говорят: Тарас Шевченко был крепостной и, именно служа у своего барина, понял весь ужас рабства. Полноте, господа! Похоже ли это на правду? У бар того времени, конечно, возможны были и пинки, и подзатыльники, и розги на конюшне, но неужели те же самые побои и еще хуже любой крестьянский ребенок не встречал в родной семье? А у г-на Энгельгардта, как и у всякого помещика, деревенский мальчик кроме наказаний видел и нечто такое, чего дома не мог видеть: картину более опрятной, более красивой, более сдержанной и гуманной жизни. Видел культуру все же высшую, чем у родных чабанов.
