А. Поздняков - Антивоенный синдром или Преданная армия
Совершенно естественно, что политические силы, ожидающие часа, когда народы «в единую семью соединятся» под руководством мирового капитала во главе с каким-нибудь Бильдербергским клубом, полагают, что армия наша представляет величайший вред для дела «мирового прогресса» и, стало быть, чем слабее она будет и чем раньше деградирует, тем для этого самого дела лучше. Эти антигосударственные силы (а сильная национальная государственность есть главное препятствие для упомянутого дела), конечно, прекрасно осознают все те реальности, связанные с ролью армии в государстве, о которых шла речь выше, и всемерно способствуют ее разложению. Антиармейские силы — прежде всего силы антигосударственные, и любые антигосударственные силы не могут не быть антиармейскими.
Наступление на армию развертывается по нескольким направлениям, и антиармейские проявления весьма разноплановы. Они проводятся очень разными людьми и течениями, многие из которых субъективно никак не связаны с упомянутыми выше силами, но существенно то, что объективно они работают на результат, желанный этим силам. Пацифистское движение существует во многих странах, но нигде не представляет опасности для боеспособности армий, поскольку тем, кто определяет военную политику, не приходит в голову прислушиваться к его требованиям, а в условиях устоявшихся политических реалий оно не может повлиять на приход к руководству тех или иных экстремистских сил. Другое дело у нас: в обстановке анемии управленческих структур, истеричности «общественного мнения», склонности его бросаться из крайности в крайность и полной непредсказуемости результатов голосований (зависящих подчас от совершенно случайных обстоятельств) умело подогретые в нужный момент страсти (а поводом может быть любая крупная катастрофа или какое-либо ЧП в Вооруженных Силах) способны послужить толчком для принятия драматических решений.
В последнее время получила широкое распространение мысль о ненужности армии по причине провозглашения примата общечеловеческих ценностей, международного права, идеалов мира и гуманизма, вслед за чем должна будет неминуемо воцариться всеобщая дружба народов. А для приближения этого светлого часа необходима полная демилитаризация общества. При этом не имеет существенного значения то обстоятельство, что в других странах с этим как будто не спешат (и даже вопроса так не ставят): ведь должен же кто-то быть первым! Почему бы нашей стране не подать пример и не разоружиться первой — тогда и другие сделают то же самое, ведь их-то политика строится на приверженности демократии и гуманизму, и как им не последовать такому примеру? Но нет, не следуют…
Нет слов, принципы гуманизма, уважения международного права, неприменения силы в международных отношениях и т. п. хороши всем. Плохи они только одним: им никогда не следуют в реальной политике, когда речь идет о существенных национально-государственных интересах. Увы, именно эти презренные для либералов интересы оказываются всегда весомее каких бы то ни было абстрактных принципов…
Операции последних лет, проведенные США против Гренады и Ливии и совсем недавно — против Панамы (получившие полную поддержку всей американской демократии), должны были, казалось бы, открыть глаза даже самым наивным людям, если бы дело было в наивности. А дело, конечно, совсем не в ней, а в том, что «демократия всегда права». Пример Панамы как раз наиболее подходящий: «демократическая» оппозиция утверждает, что на выборах победила она, правительство это отрицает; США же, как страна демократическая, склонны больше «верить» оппозиции — и с помощью войск приводят ее к власти, обеспечивая «торжество демократии». Допустим теперь, что и на наших выборах заявит о своей победе какая-нибудь партия, получившая реально неважно сколько голосов, но зато самая «демократическая», и тогда… Конечно, Россия — не Панама, но… только до тех пор, пока ее армия не распущена ввиду предстоящего торжества гуманизма.
Конечно, так просто армию не ликвидируешь. Но для начала можно лишить ее обученного резерва. Последнее время «общественность» стала весьма озабочена тем, что неразумные детишки по-прежнему питают порочную любовь к игрушечным пистолетам, танкам и т. п. и вопреки ослаблению международной напряженности продолжают играть в солдатики, а подростки — так и в военно-спортивную игру «Зарница» и, страшно сказать, носят военизированную одежду. Развернута целая кампания с требованием запретить производство «аморальных» игрушек (но тут, похоже, выйдет осечка: за свободу поездок-то «гуманисты» всей душой, а за границей таких игрушек тьма…). С этой точки зрения становится понятным, почему так усиленно внедряется идея о наемной армии, которая в некотором отношении вроде бы невыгодна «демократическим силам» (такая армия более надежный инструмент в руках командования, и ее почти невозможно разложить по причине отсутствия в ее рядах случайных лиц, внутренне чуждых или даже враждебных ей). Но зато резко сужается в стране круг людей, охваченных «милитаризмом», тогда как в настоящее время подавляющее большинство населения так или иначе проходит «военную школу». К тому же если удастся привить юношеству стойкое отвращение к форме и оружию, то и наниматься в «профессионалы» будет особенно некому.
Исходя из представлений о вторичности интересов Отечества по сравнению с «общечеловеческими», ставится под сомнение и смысл военной присяги. Наиболее удачно эта точка зрения сформулирована в одном из писем, публикуемых «Огоньком» (1989 г., № 48): «Военная присяга… указывает на неотвратимость кары за предательство. Предательство кого и чего? В свете нового мышления, приоритета общечеловеческих интересов над классовыми, в масштабах планетарного мышления бездумная п безоговорочная преданность сугубо интересам Родины становится узковедомственным подходом к идее выживания рода человеческого». Главный же вред «безоговорочной преданности сугубо интересам Родины» видится в том, что присяга «не позволяет воину своим умом и сердцем компенсировать моральную неполноценность вышестоящего командира. Вернее, позволяет, но только ценой своей собственной жизни по приговору военного трибунала за невыполнение приказа». Сей самодеятельный манифест бьет в самую точку: армия перестает быть армией именно тогда, когда в ней перестают исполняться приказы. Отдадим должное его огоньковским сочинителям и пропагандистам.
Для того чтобы приказы не исполнялись, следует прежде всего дискредитировать тех, кто их отдает, посеять рознь и недоверие между солдатами и офицерами, офицерами и генералитетом. Поводов и материалов для этого, увы, достаточно. Неспособность и нечистоплотность части высшего командования, аварии и катастрофы, гибель личного состава во время учений, злоупотребления по службе, пресловутая «дедовщина» — все это благодатная почва для журналистских упражнений в остроумии и «гражданском гневе». Причем возражать по существу действительно очень трудно. Отрицать? Бессмысленно. Сказать, что подобные явления существуют во всех армиях мира? Но это не оправдание… Обещать исправить положение? Но это невозможно при существующих условиях…
Да и вообще пререкаться с журналистами — занятие безнадежное и неблагодарное. Подобные попытки, как показывает хотя бы пример с недавним письмом маршала С. Ф. Ахромеева в «Огонек», служат только к вящему глумлению над их авторами. Это игра на чужом поле, и армия здесь абсолютно бессильна. Совокупный тираж военных изданий многократно уступает тиражу популярных органов массовой информации, ведущих антиармейскую пропаганду, и если учитывать, что военные газеты и журналы почти никто, кроме военных, не читает, то эффективность «самозащиты» армии измеряется ничтожно малой величиной.
Похоже, что армейская пропаганда не способна даже противодействовать разложению в рядах самой армии.
Военные издания, находясь под мощным прессом идеологических догм, пытаются ориентироваться на «народ» (который их все равно не читает), подавая материал с рекламным уклоном, чем вызывают неуважение военнослужащих, знающих истинную картину, и теряют их доверие. Отсутствие изданий и публикаций, обращенных не по форме, а по существу к самой армии, упорное нежелание понять, что то, как осознает себя сама армия, более важно, чем то, что о ней думают другие, может сыграть печальную роль в судьбе армии. Сплоченная и уверенная в себе армия непобедима — что бы ни думало о ней население. Но внутренне разложившуюся армию не спасет и самое благоприятное мнение о ней народа.
Поскольку это тоже вещь достаточно очевидная, то усилия «пацифистов» направлены не только на принижение престижа армии в глазах населения, но и на искоренение ее уважения к самой себе, тем более что военнослужащие не могут быть изолированы от «общественного мнения» (и если военные издания за пределами армии читают редко, то военные читают гражданскую прессу весьма широко). Объективно престиж военной профессии снижается уже от постоянных уверений в скорейшем всеобщем и полном разоружении и призывов таковое осуществить: если таково всеобщее намерение, полагает обыватель, то, наверное, так и будет, а раз так, то армия — явление временное и офицерская профессия бесперспективна, так сказать, в историческом плане. Советский человек вообще приучен мыслить глобально-историческими категориями, привыкнув жить в ожидании «светлого будущего всего человечества», когда и государства-то не будет, не то что армии. Сейчас, правда, о том светлом будущем, которое, по хрущевским прогнозам, должно было наступить еще в 1980 году, упоминать стесняются, но зато вместо него формируется образ другого столь же светлого будущего (в виде слияния с «мировой цивилизацией» под патронажем транснациональных корпораций), в коем места для армии также не усматривается. Естественно, что символом «прекрасного нового мира» видится профессия менеджера или мастера по ремонту видеомагнитофонов, а никак не офицера.
