Артуро Перес-Реверте - С НАМЕРЕНИЕМ ОСКОРБИТЬ (1998—2001)
ДУРНАЯ РЕПУТАЦИЯ
Ничего особенного. Просто пару дней назад, когда я сидел на скамеечке и наслаждался солнечной погодой, мимо пробежал мальчишка с ружьем, ранее принадлежавшем то ли Терминатору, то ли одному из Людей в Черном, — должно быть, недавним подарком волхвов. Решив, что я как нельзя лучше подхожу на роль инопланетного монстра, маленький негодяй «разрядил» в меня целую обойму, а когда я схватился за сердце, бросился наутек. И я подумал: «Этот мальчуган далеко пойдет. По крайней мере, он уже нашел свое призвание. Из него выйдет прекрасный сербский артиллерист».
Позже я задумался о том, как несправедливо обошлась с царем Иродом история. Современные испанские детишки, конечно, смотрели мультик про принца Египта, но понятия не имеют, кто такой Царь Иудейский и что это вообще за Иудея такая. Сочинения Матфея и его коллег давно исчезли из списка бестселлеров. С такими агентами, как монсеньор Сетьен и Кароль Войтыла, ни один писатель ничего не продаст. Даже при поддержке текстового редактора «Вордперфект 6.0» и духа святого.
Однако, возвращаясь к Ироду, я должен сказать, что у этой истории есть не только отрицательные моменты. Детишки бывают еще те. К тому же все твердят об избиении младенцев, но никто не удосужился подсчитать, сколько невинных детей вырастает в иродов. Гитлер, Радован Караджич и Пиночет какое-то время тоже были невинными. Пока не решили внести свой вклад в сокращение социальных расходов. Здесь ничего нельзя предугадать.
В случае с Иродом есть еще один непростой момент. Несколько лет назад я видел один итальянский фильм. Названия не запомнил. В нем Ирод утверждал, что неповинен во всех убийствах, которые ему приписывают, и жаловался, что масштабы Вифлеемской бойни были сильно преувеличены. Теперь, познакомив вас с обстоятельствами дела, перехожу к его сути. У Матфея (2:16) сказано, что царь «послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже». Так родилась черная легенда об Ироде.
Однако честный исследователь не должен скрывать от своих читателей правду. Для начала обратимся к цифрам. Сколько человек могли жить в «Вифлееме иудейском»? Во времена Ирода небольшим городом считалось крошечное селение — несколько хижин пастухов и земледельцев. Согласно энциклопедии «Эспаса», в 1910 году население Вифлеема составляло десять тысяч человек. Учитывая скорость демографического роста, можно предположить, что в первом веке в городе и окрестностях было не более тысячи жителей. Все это, конечно, очень приблизительно. Тысяча жителей — это около ста семей, если считать, что в каждую семью входит примерно десять человек, включая стариков и младенцев. Предположим, что в каждой семье было по шесть детей. Половина из них девочки. Итого на каждую семью приходятся трое детей мужского пола моложе восемнадцати лет. Всего около двухсот мальчиков. Сколько же среди них было младенцев, не достигших двух лет? Если учесть характерную для того времени высокую детскую смертность и многочисленные опасности, которым подвергались младенцы, получается не более пятнадцати-двадцати процентов, то есть человек тридцать-сорок, плюс-минус один детеныш. Тридцать пять, скажем. Примерно столько гибнет за каждый час бомбардировки каждый день бессмысленной войны, пока развязавшие ее Милошевич и Билл Клинтон наслаждаются завтраком. Так почему же царь Ирод Первый, погубивший всего тридцать пять детей, вот уже двести веков пользуется репутацией самого страшного злодея? К тому же большинство путает этого царя с его сыном, и полагает, что это он приказал обезглавить Иоанна Крестителя по просьбе чертовки Саломеи, которая была вылитая Сельма Хайек, только злая. Молва людская — что волна морская.
КОСТИ ЦУЛЬТЕПЕКА
Золото и слава дались нелегко. В Мексике есть область, которая называется Цультепек. Год назад археологи обнаружили там среди развалин древнего храма останки четырех конкистадоров и нескольких воинов из покоренного ацтеками племени цалькальтеков, верных союзников испанцев, сражавшихся на стороне Кортеса и в Горькую Ночь, и во время резни в Отумбе. Ацтеки совершили над испанцами обряд цомплантли: сломали ребра, чтобы извлечь сердца, съели внутренности, а скелеты выставили на ступенях храма. Примерно так.
Сейчас затерянный в сельве храм Цультепека является собой дюжину черных камней, образующих круг под палящим солнцем. Четыре века назад индейцы-аколуа из Теласко, союзники ацтеков, основали здесь культ бога ветра Эхекальта. Сейчас археологи, в том числе испанские, пытаются восстановить историю этого племени. У Теласко дурная слава. В первые дни июня 1520 года ацтеки захватили в здешней сельве пятьдесят испанцев Кортеса и триста верных им индейцев. Пленных принесли в жертву, окрасив их кровью алтари и стены храма. Больше об этих несчастных ничего не известно. В третьем письме Эрнана Кортеса сказано, что в Цультепеке нашли оружие испанцев и останки их лошадей. Кортес утверждает, что видел надпись углем на стене строения, в котором держали обреченных на смерть пленников: «Здесь томился злосчастный Хуан Юсте».
Полагаю, от меня ожидают политически корректного комментария, вроде того, что каждый получает по заслугам, а экспедиции за чужим золотом чреваты смертельным риском. Завоевание Мексики обернулось настоящим кошмаром, звериной жестокостью противоборствующих сторон и непомерной алчностью испанцев. Индейцы потеряли свободу. Все это хорошо известно. Об этом я узнавал из книг, от друзей, от самой земли Мексики. И все же, когда бог ветра играет на своей флейте среди камней Цультепека, нельзя не содрогнуться, вспомнив о судьбе Хуана Юсте и его товарищей.
Не потому, что мы сострадаем их участи. В конце концов, судьба тех, кто покинул неблагодарную Испанию магнатов и святош и отправился на завоевание Перу или Мексики, была не более чем лотереей. Рискованное предприятие, в которое они ввязались, предполагало две возможности: убивать или быть убитым. Одни быстро разбогатели, а другие, истерзанные лихорадкой, в тяжелых доспехах, покрытых грязью и кровью, сражались с индейцами и проиграли. И враги потащили их в храм, где уже поджидал жрец с обсидиановым ножом: «Получай свое золото, приятель!»
Стоя на ступенях Цультепека, я не чувствовал жалости к Хуану Юсте и его товарищам. Скорее я сопереживал этим храбрецам, нашим соотечественникам, которые, не удовлетворяясь правом лизать сапоги знатных господ и умереть в нищете, решали отправиться в опасное путешествие в поисках золота или лютой смерти. Так писалась история, кровавая и великая.
Прочтите донесения Кортеса или воспоминания храброго солдата Берналя Диаса дель Кастильо, и вы поймете, что я имею в виду. Злосчастный Хуан Юсте и другие бесшабашные смельчаки рисковали собственной шкурой, чтобы отыскать Эльдорадо. А мы, их праправнуки, смотрим мыльные оперы и готовы продать душу за чашку скверного кофе с молоком.
ЖЕНЩИНЫ СТАРОГО КИНО
Как-то раз я, сам того не желая, оказал одному человеку медвежью услугу. У меня есть друг по имени Сеальтиель Алатристе, и всякий раз, приезжая в Испанию и называя свое имя, слышит в ответ: «Нет, а серьезно?» В ту ночь, в самом сердце колонии Герреро, когда играли марьячи и текила лилась рекой, никто из нас не мог и предположить, что данное мной обещание назвать в его честь персонажа романа приведет к таким последствиям. На самом деле, мой друг, подаривший имя храброму фехтовальщику XVII века, — влиятельный мексиканский издатель и автор двенадцати книг, многие из которых стали бестселлерами.
Испанские агенты Сеальтиеля рекомендовали мне «Правду о любви», которую я прочел в мексиканском издании — прочел с двойным удовольствием, которое можно получить от хорошей книги, написанной твоим другом. Открыв роман, я погрузился в историю о парижском бармене-синефиле, страстно увлеченном известной актрисой, которую он однажды увидел обнаженной. В книге присутствует тень женщины, которую мы с Сеальтиелем — дружба состоит из таких вещей — боготворим уже много лет: Марии Феликс. Мария моей души. Донья. Гордая, сильная и холодная женщина. Воительница в черном, сумевшая своими болеро до дна выпить душу стройного Агустина Лары, который написал для нее «Марию Бониту». Воплощение роковой женщины, привыкшей разбивать сердца.
В мире, заваленном продуктами голливудского конвейера, остается лишь тосковать о пленительных образах прошлого. Сейчас, когда образцом женской прелести стала — подумать только! — Сандра Буллок, немногочисленным уцелевшим солдатам старой гвардии осталось лишь уйти в подполье, избрав своим паролем названия черно-белых фильмов. Лишь изредка, когда можно поручиться, что в округе не включен ни один чертов телевизор, хозяин бара увлекся мытьем стаканов, а все их Вайноны, Алисии и прочие куклы Барби из телесериалов отправились спать или мечутся по палубе «Титаника», обреченного потонуть, едва Кейт и Лео кончат целоваться, — лишь тогда мы достаем бутылку и поднимаем бокалы за Женщину с большой буквы, Ту Самую Женщину, мой милый Ватсон, воплощение истинной женственности. Ту, что волнует, исцеляет, сводит с ума и убивает, ту, в чьих чреслах — жизнь и смерть. Жестокую и прекрасную, с твердой поступью. За femme fatale[3], ради которой мужчины идут на войну, принимают вызовы на дуэль и дерутся на ножах в насквозь прокуренных тавернах, сочиняют танго, болеро, снимают великие фильмы, что вновь и вновь заставляют нас трепетать, несмотря на то, что пленка давно потрескалась.
