Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя
Грандиозная система подкупа льготами и привилегиями служила одной цели — приручить, спаять общими материальными интересами входящих в этот избранный круг, сделать их обязанными тому, кто этот круг очерчивает. Как тут не вспомнить Троцкого, уже в начале 30-х годов пытавшегося, правда, уже из-за границы, привлечь общественное внимание к «дачно-гаремному характеру» сталинской бюрократии!
В сталинском секретариате
Окончание Гражданской войны, введение нэпа вызвали существенные изменения в политической жизни страны. Складывание многоукладности в экономике не сопровождалась расширением демократии. Все большая политическая власть сосредоточивалась в руках большевистской партии. Однопартийная система, отсутствие конструктивного противовеса формирующемуся единовластию неизбежно вело к обюрокрачиванию аппарата, отбору в него не по профессиональным, а по идеологическим мотивам, к самозахваливанию коммунистов. Не за горами было время, когда народ был принужден говорить партии спасибо за все то, что достиг собственным изнурительным трудом.
Власть в стране стала сосредоточиваться даже не в руках парторганизаций, а их комитетов, освобожденного аппарата. Роль последнего особенно хорошо и много раньше своих соперников в Политбюро уловил Сталин. Через Секретариат и Оргбюро ЦК, организационно-распределительный отдел ЦК он подбирал и расставлял в центре и на местах свои кадры, которые через какое-то время были бы способны (и в конце концов оказались способны) обеспечить генсеку большинство на партийных съездах, что являлось основным условием для легитимизации завоеванной неправедным путем власти.
Уникальная роль в возвышении Сталина принадлежала Политбюро ЦК, которое, по мнению некоторых исследователей, уже в 1923–1924 годах «превратилось в гипертрофированное сверхправительство, одновременно выполнявшее функции верховного законодателя страны… Таким образом, «политику партии» определяла не партия и не ее ЦК, а узкая верхушечная группа… Наиболее важные вопросы проходили через личную сталинскую канцелярию».
Именно сюда, в «личную канцелярию», а точнее, секретариат Сталина, пришел Мехлис, став в ноябре 1922 года одним из помощников генерального секретаря ЦК. О специфике его должности — помощника, а потом первого помощника и заведующего бюро Секретариата ЦК (позднее — секретного отдела ЦК) — широкая публика имеет некоторое представление по воспоминаниям политиков, управленцев высшего эшелона, военачальников в той их части, которая касается небезызвестного А. Н. Поскребышева.
Но какую же конкретную роль отводил Сталин именно Льву Захаровичу, беря его в свое ближайшее окружение? Об этом сам Мехлис предпочитал не распространяться, а архивы весьма скупы на подобные материалы. И дело тут не только в сугубой секретности документов, исходивших из сердцевины партийного аппарата — секретариата генсека. Надо также иметь в виду, что деятельность Мехлиса в этот период не носила публичного характера, само положение помощника, секретаря предполагает преимущественно личные, устные, не фиксируемые на бумаге отношения с шефом и его окружением.
Как писал американский биограф советского лидера Р. Такер, «будучи Генеральным секретарем, Сталин в 20-е годы образовал корпус личных помощников, отобранных в силу таланта, смекалки и преданности. Они держали Сталина в курсе всех событий в любой сфере, включая и международные дела, и помогали ему вырабатывать политическую линию. Они же являлись связующим звеном между ним и бюрократическим аппаратом… Личных помощников Сталина, среди которых в 20-е годы особо выделялись Товстуха и Мехлис, наделили титулом «ассистент секретаря ЦК»».[31]
Об этом периоде жизни ЦК, генсека и его аппарата более или менее подробно рассказал бывший секретарь Сталина Борис Бажанов, бежавший в 1927 году за границу и оставивший злую, но интересную и в основном достоверную книгу воспоминаний. Именуя себя помощником по Политбюро, Мехлиса он называет личным помощником генерального секретаря. Тот получает всю корреспонденцию, которая приходит лично шефу, и сам же ее докладывает. Только он да Бажанов имеют право входа к Сталину без доклада, что не позволено даже Г. О. Каннеру и И. П. Товстухе — двум другим помощникам. Всем остальным в кабинет генсека можно войти только после доклада Мехлиса.
…К моменту исчезновения КПСС с политической арены в августе 1991 года непомерно разросшийся аппарат ее ЦК занимал целый комплекс зданий в районе Старой площади. В мрачноватом сером здании, что смотрит окнами на сквер посредине площади, на пятом этаже размещалось высшее руководство. Эта традиция шла от первого генерального секретаря.
«Поднявшись на 5-й этаж, — читаем у Бажанова, — можно пойти по коридору направо — здесь Сталин, его помощники и секретариат Политбюро… Первая дверь ведет в бюро Каннера и Мехлиса. Только через него можно попасть в кабинет Сталина, и то не прямо, а пройдя сквозь комнату, где дежурит курьер…»[32]
Кроме доклада почты и упорядочения приема посетителей, Лев Захарович вместе с остальными помощниками Сталина и других секретарей ЦК готовил различную справочную информацию, принимал участие в предварительном рассмотрении вопросов, которые выносились на Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК, вел необходимую переписку, следил за стенографированием заседаний руководящих органов партии, выполнял многочисленные личные поручения генсека, причем, по свидетельству Бажанова, подчас «темные» и «полутемные».
Помимо всего прочего, на сталинском секретариате лежала также обязанность формировать положительный имидж Сталина. Был установлен порядок, в соответствии с которым Товстуха, Каннер, Мехлис, а позднее Поскребышев ежедневно просматривали и визировали все материалы о нем и фотографии для печати, внося немалую лепту в раздувание культа генерального секретаря ЦК, в утверждение в сознании масс мифов типа «Сталин — это Ленин сегодня», «любимый вождь», «отец народов».
Вполне возможно, Лев Захарович и сам не сразу оказался способен оценить головокружительность той высоты, на которую столь стремительно взлетел. Новая должность, благодаря приближенности к первому лицу партии, давала ему больше возможностей, чем иному члену правительства. Лицо вроде бы техническое, чья главная задача — по крайней мере, публичная — регулировать поток бумаг и посетителей, Мехлис приобрел незримую, но вполне осязаемую власть над огромным слоем партийных и государственных чиновников, исключая пока разве что высшую элиту.
Конечно, одновременно приходилось выполнять и мелкие, порой унизительные поручения. Вождь любил позабавиться, ставя «подданных» в неловкое положение, вроде раз за разом повторявшегося подкладывания помидора на стул подслеповатому Михаилу Ивановичу Калинину. Похожее случалось и с нашим героем. Художник Борис Ефимов вспоминал, что его брату, известному журналисту Михаилу Кольцову, Мехлис сам рассказывал о службе у Сталина. Когда вождю было нечем раскурить трубку, он звонком вызывал помощника. Тот входил. Сталин требовал: «Товарищ Мехлис, спички!» После неоднократных повторений одной и той же сцены Мехлис установил на столе у Сталина специальный звонок с надписью «спички», и когда звонил этот звонок, посылал спички с курьером. Но Сталин не отказывал себе в удовольствии поиздеваться. Он звонил в основной звонок и, когда помощник появлялся в дверях, «виновато» разводил руками и с усмешкой говорил:
— Товарищ Мехлис, спички!
Любопытно, что объект сталинских шуток рассказывал об этом безо всякой обиды и даже благодушно посмеиваясь.
Его влияние еще больше возросло, когда в ноябре 1924 года он стал первым помощником Сталина и одновременно заведующим бюро Секретариата ЦК, которое действовало на правах отдела Центрального комитета.
Круг дел и обязанностей Мехлиса заметно расширился. Определенное представление об их характере дают выдержки из личной переписки его предшественника в указанной должности А. М. Назаретяна, относящейся ко второй половине 1922 года: «С одной стороны, я прохожу здесь большую школу и в курсе всей мировой и российской жизни, прохожу школу дисциплины, вырабатывается точность в работе, с этой точки зрения я доволен, с другой стороны, эта работа чисто канцелярская, кропотливая, субъективно малоудовлетворительная, черная работа, поглощающая такую уйму времени, что нельзя чихнуть и дохнуть, особенно под твердой рукой Кобы». «Коба меня здорово дрессирует. Прохожу большую, но скучнейшую школу. Пока из меня вырабатывает совершеннейшего канцеляриста и контролера над исполнением решений Политического бюро, Организационного бюро и Секретариата».
Судя по всему, Мехлис сумел не поддаться валу текучки и внести в работу возглавляемой им структуры много нового, способствовавшего аппаратными средствами сосредоточению всей реальной власти в руках Политбюро и лично Сталина.
