Сергей Кургинян - Кризис и другие
Этот подход Ленина (а также Эхнатона, апостола Петра, Кромвеля, Петра Первого, Робеспьера, Наполеона, Сталина и других) – и подход, реализованный в "перестройку"… Согласитесь, это два качественно разных подхода. Один – нормален, хоть и жесток, другой – вопиюще аномален. Исторически абсолютно беспрецедентен.
В основе этого подхода – война с Идеальностью как таковой. Приглядимся к тому, как велась такая война.
Утверждалось, что советская система – это антисистема. И соответственно все, что антисистема предъявляет в качестве блага, – есть зло. А все, что антисистема предъявляет в качестве зла, – есть благо. Это-то и называется карнавализацией. Или "выворачиванием мира наизнанку". Как советский мир "выворачивался наизнанку", мы помним.
Советская "антисистема" боролась с ворами? Боролась. Выворачиваем ее наизнанку – и восхваляем воров! Бродский пишет: "Ворюга мне милей, чем кровопийца". Устал я уже повторять, что ворюга вполне может быть кровопийцей, да еще каким! Но повторю еще раз – в качестве иллюстрации на новую тему карнавализации.
Вот еще один пример. Советская "антисистема" ввела жесткие моральные нормы? Ввела. Раз надо вывернуть ее наизнанку, то надо отменить эти нормы. Рассказать советским школьницам, как хорошо быть валютной проституткой. Создать миф об этой валютной проститутке, не имеющий ничего общего с реальностью. Солгать, соблазнить, подорвать Идеальность как таковую. Отменить не только советские, но и христианские нормы.
Да что там христианские! Отменить надо и табу, существующие с древнейших времен. В чем коллизия "Антигоны" Софокла? Труп Полиника должен быть похоронен. Выворачивание наизнанку этой нормы создает беспрецедентную антинорму, в которой сын должен выкопать труп отца и выкинуть на свалку. И к этому призвала "перестройка". Вспомним еще раз знаменитый фильм "Покаяние". Вспомним – и соотнесем с карнавализацией, которой занимался Бахтин.
Шиворот-навыворот… Мир наизнанку…
Бахтин сие изучил. "Перестройка" – воплотила на практике. Кто готовил "перестройку"? Юрий Андропов.
Не успел я обратить на это внимание, как начались вопли о том, что Андропов вообще ничего особенного не подготавливал. Легче всего ответить: "На воре и шапка горит!" Но я предпочитаю другой стиль полемики. Основанный на терпеливом приведении по возможности очевидных аргументов. И постепенном усложнении всего сразу – как аргументов, так и интерпретационной модели.
Доберемся мы и до Андропова. Но… Андроповым больше, Андроповым меньше. Роль личности в истории нельзя ни преуменьшать, ни преувеличивать. И потому давайте сначала рассмотрим основной вопрос. Было ли (с Андроповым – или без) политико-метафизическое подполье, поставившее своей целью уничтожение в советском обществе Идеальности? Да, именно Идеальности как таковой – как почвы, на которой могут произрастать растения под названием "идеалы"!
В поисках ответа на этот вопрос сравним два утверждения. Утверждение президента США Рональда Рейгана о том, что СССР – это "империя Зла". И утверждение Н. Пигулевской: "Теперь строится синагога сатаны, из которой – сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать".
Разберемся сначала, в чем разница между двумя образами – "синагога сатаны" и "империя Зла". Установим, что, в принципе, разницы никакой нет. Что и первый, и второй образ – это образы СССР как абсолютного, метафизического зла. Что из такого сходства образов не могут не вытекать далеко идущие выводы самого разного, в том числе, и политического характера.
Рейган – тот ясно, чего хотел. Уничтожить империю Зла любыми средствами, включая ядерные бомбардировки. Чего хотела Пигулевская?
Скажут: "Да мало ли чего! Освобождения народа от власти зла! Не обязательно же – уничтожения народа! Не обязательно – интервенции! Вы что, лишаете людей, для которых нечто является скверной, права на отчуждение от оной и даже борьбу с ней?".
Никоим образом я не лишаю такого права госпожу Пигулевскую. А также Бахтина и других.
Я только обращаю внимание на неслучайное сходство образов. И, удивившись этому сходству ("остраннение" называется – ключевой, между прочим, прием в предлагаемом мною аналитическом методе), двигаюсь дальше. От этого удивления – к удивлению несравненно более сильному.
Н. В. Пигулевская написала 7 ноября 1922 года, что "в свое время" верила в возможность достройки коммунистического здания, установки на нем креста. А "теперь" – иначе. "Теперь строится синагога сатаны, из которой – сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать".
Значит, до 1922 года Пигулевская верила в возможность установки креста над коммунистическим храмом, а в 1922-м – разуверилась. Вы ничему не удивляетесь? А зря!
Когда нормальные антисемиты (а также антикоммунисты, ревнители российского имперского прошлого и так далее) начинали верить в возможность примирения с СССР, в сочетаемость звезды и креста? При Сталине – вот когда! Это общеизвестно.
Но эти нормальные антисемиты (антикоммунисты etc) никогда не заявили бы, что ДО 1922 года все было перспективно, а ПОСЛЕ 1922 года стало бесперспективно. Потому что с 1917 до 1922 года для нормального, повторяю, антисемита, антикоммуниста etc – все было так же ужасно, как и после 1922 года. Просветление же если и началось, то при Сталине.
А с 1917 по 1922 год – те же евреи, те же инородцы, та же анархия, то же революционное безумие, то же низвержение крестов с церквей. После 1922 года – хоть как-то что-то утихомирилось. Да, не сильно. Сильно утихомирилось уже при Сталине. Но хоть как-то утихомирилось. В любом случае – почему было лучше с 1917 по 1922 год? Я понимаю, почему лучше было для Биль-Белоцерковского (читайте пьесы "Шторм" и "Штиль"). Или для Троцкого (читайте его размышления о революции и термидоре). Но почему для Пигулевской с 1917 по 1922 год было лучше, чем после 1922 года? Почему в ранний революционный период все было лучше для накаленной христианки, способной использовать такой образ, как "синагога сатаны"?
Блок принял революцию. Но он ее принял – от 1917 года и до своей смерти. Принял – и все тут. Гиппиус и Мережковский не приняли революцию. Но они сразу ее не приняли! Не приняли – и все тут. Конфликт между ними и Блоком имел, я убежден, очень глубокие метафизические основания. По одну сторону – хилиазм Блока, по другую – нечто, объединяющее Гиппиус, Мережковского, Мейера, Бахтина, Пигулевскую. Но даже установив это, мы не получаем внятного ответа на основной вопрос: ЧТО КОНКРЕТНО МАРКИРУЕТ 1922 ГОД?
Еще жив Ленин. Чем он так разочаровал Н. В. Пигулевскую? НЭПом? Он тут очевидным образом ни при чем. У меня есть ответ на этот вопрос. Но я не буду с ним торопиться. Я хочу на фактологической, а не спекулятивной основе подбираться к ответу, рассматривая все новые аспекты уже обсужденной мною темы Бахтина.
Как только я приступил к анализу тандема "Бахтин – Кожинов", начались негодующие восклицания поклонников Кожинова: "Что Вы хотите сказать? На что Вы намекаете? Руки прочь от Кожинова!".
Поклонники! Вы самого Кожинова читаете? Если не читаете – прочитайте. И проверьте, правильно ли я цитирую слова авторитетного для вас человека. Я цитирую абсолютно правильно – развернуто и без каких-либо передергиваний. И в этом смысле важно не то, что я говорю о Кожинове, а что Кожинов сказал о себе.
Не я навязал Кожинову слова о Витторио Страда. Он о нем… Впрочем, о Страда чуть ниже. Сейчас же я поясню, ради чего адресуюсь не только к текстам, но и к личному опыту (например, касающемуся ИМЛИ в 60-е годы). Метод, который я исповедую, предполагает, что, помимо рефлексии (аналитики текстов, то есть), исследователь располагает перцепцией (то есть этим самым личным опытом). Что без перцепции рефлексия хотя и возможна, но легковесна.
Я, используя метод, оговариваю наличие у меня необходимых для его использования слагаемых. Но апеллировать я намерен только к рефлексивному. Как это и положено в применяемом мною методе. Упоминание же о перцепции… В народе, знаете ли, иногда говорят: "Слышал звон, да не знает, где он". Ну, так знаю я, где он, этот звон. Знаю! Но тиражировать это знание не намерен. Так ли важно, в конце концов, где он, этот звон? Важнее – ритмы звона, его мелодика. А еще важнее – так сказать, звонари. К ним – все претензии. Не ко мне.
Не ваш покорный слуга, а Вадим Валерьянович Кожинов, выступая на "Пятничном вечере" авторского коллектива журнала "Русский переплет" в МГУ 27 октября 2000 года, сказал следующее: "Я тогда познакомился с одним итальянским коммунистом, литературным деятелем, Витторио Страда, и уговорил его написать, что итальянские писатели хотят издать книгу Бахтина. Тогда он на самом деле еще не собирался ее издавать, только в 1968 году, а тогда шел 1961 год. Но он выполнил мою просьбу. Тогда началось некое бюрократическое движение. Я пробрался к директору издательского агентства и напугал его, сказал, что рукопись Бахтина находится уже в Италии. (Она и правда была в Италии.) Мол, ее там издадут, и будет вторая история с Пастернаком, которая тогда была еще свежа в памяти. Представьте себе, этот высокопоставленный чиновник очень испугался и спросил меня, что же делать".
