Сергей Сергеев - Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия
По точной формулировке британского историка Джеффри Хоскинга, «советское общество было задумано как эгалитарное общество, основанное на изобилии, на деле же оно стало иерархическим обществом, основанном на скудности».
В борьбе за мировое лидерство
Нет, не «модерн» и не социальное государство было главной заботой компартии. Как и самодержавие, она прежде всего стремилась к геополитическому могуществу управляемой ею страны. Идея мировой коммунистической революции, владевшая умами первого поколения большевиков, в дальнейшем трансформировалась в нескончаемую борьбу за статус первой сверхдержавы мира и в изматывающее противостояние с главным конкурентом – США. С начала 1930-х военная доктрина Советского Союза предполагала противоборство со всем капиталистическим миром (нацистская Германия стала считаться первостепенным вероятным противником только с 1935 г.), что, собственно, и вызвало создание в стране мобилизационной системы экономики. Уже «в 1933 г., по оценке советских военных руководителей, Красная армия стала сильнейшей армией мира» (О. Н. Кен). После Второй мировой войны СССР совершенно затмил Российскую империю по степени международного влияния: его сателлитами стали почти все страны Восточной Европы, советские советники и военнослужащие отстаивали «дело мира и прогресса» не только в Азии, но и в Африке и Латинской Америке. Все это требовало гигантских расходов. Во-первых, на армию и ВПК, ассигнования на которые поступательно росли с 1927 г. (с недолгими отступлениями во второй половине 1940-х и 1950-х), и в 1980-х уже поглощали, по признанию Горбачева, до 40 % бюджета страны.
Численность вооруженных сил СССР увеличилась с 562 тыс. человек в 1925 г. до 5 070 000 в 1985 г., то есть почти в десять раз (между этими датами происходил как гигантский их рост в годы Отечественной войны – более 11 млн, так и относительное сокращение – 3 623 000 в 1960 г.). В брежневскую эпоху свыше 60 % машиностроительной продукции составляли товары военного назначения, на военные цели шло 75 % всех ассигнований на науку. Дипломат и член ЦК КПСС в 1989–1991 гг. В. М. Фалин уже в наши дни вспоминает о недавнем прошлом: «Метастазы милитаризма поразили властные структуры, госаппарат, науку, экономику страны. Сошлюсь на то, что 83 % ученых и технологов занимались военной и паравоенной тематикой. Больше четверти ВВП Советского Союза поглощал ненасытный молох. Эксперты открытым текстом пытались убеждать власти предержащие: мы занимаемся самоедством, обслуживанием доктрины США, нацеленной на доведение нашей страны до экономического и социального коллапса».
Другой важнейшей затратной статьей, связанной с внешнеполитическими амбициями СССР, была помощь, оказываемая «странам социалистического лагеря и народной демократии», а также компартиям капиталистических и «развивающихся» государств. В 1981 г. СССР экономически и технически помогал 69 странам (включая Финляндию), особенно повезло Монголии (430 млн руб.), Кубе (357 млн) и Болгарии (332,5 млн). В 1988 г. Вьетнам стоил советскому бюджету 40 млрд в год, Куба – около 25 млрд, Сирия – 6 млрд. Крупнейший производитель оружия, СССР в первой половине 1980-х осуществлял военные поставки в 36 стран, что составляло треть всего оружия, поступавшего в страны третьего мира, как правило в долг. Например, к 1991 г. Северная Корея была должна Советскому Союзу 2,2 млрд долларов, Лаос – 0,8, Египет – 1,7, Алжир – 2,5, Йемен – 1, Вьетнам – 9,1, Сирия – 6,7, Камбоджа – 0,7, Бангладеш – 0,1, Ангола – 2, Мозамбик – 0,8, Эфиопия – 2,8, Афганистан – 3, Никарагуа – 1. Общая сумма, затраченная только на военные поставки социалистическим странам и странам третьего мира, по данным министра иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе, составила 700 млрд руб.
Даже в самые тяжелые времена СССР не отказывался от возможности поддержать свой престиж претендента на мировое лидерство. «Учитывая тяжелое продовольственное положение во Франции и просьбу французского правительства, – отмечалось в 1946-м, голодном году при подписании соглашения о поставках зерна во Францию, – Советское правительство решило пойти навстречу Франции как своему союзнику». Помимо Франции тогда же зерно поставлялось в Болгарию, Румынию, Польшу, Чехословакию, Берлин и т. д. Динамика экспорта зерна за границу в послевоенные годы впечатляет: в 1946 г. – 1230,2 тыс. тонн, в 1947-м – 609,5, в 1948-м – 2594,8, в 1949 г. – 2401,2, в 1950-м – 2800,2. «В самый разгар жесточайшей засухи… Сталин не стал добиваться репараций с немцев сельскохозяйственными продуктами, хотя это могло бы спасти жизни многих советских граждан, прежде всего крестьян, от голодной смерти» (В. М. Зубок).
Огромное количество продовольствия из государственных резервов уходило в начале 1980-х в беспокойную Польшу, в то время как во многих русских городах случались описанные выше проблемы с питанием. Своего хлеба, естественно, не хватало, и в 1960—1970-х гг. ежегодно на закупки хлеба за границей расходовалось около 300 тонн золота, в середине 1980-х ежегодно закупалось до 50 млн тонн хлеба, то есть около 40 % всех хлебофуражных запасов страны. Помощь странам третьего мира не прекратилась даже накануне краха Советского Союза в 1989–1991 гг., когда его казна была практически пуста.
Немаловажным источником пополнения военного бюджета был рост государственной продажи алкоголя. 1 сентября 1930 г. Сталин откровенно писал Молотову: «…нынешний мирный состав нашей армии с 640 тысяч придется довести до 700 тысяч… Но для „реформы“ потребуются немаленькие суммы денег (…). Откуда взять деньги? Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны. Стало быть, надо учесть это дело сейчас же, отложив соответствующее сырье для производства водки, и формально закрепить его в госбюджете 30–31 года». 15 сентября политбюро приняло решение: «а) Ввиду явного недостатка водки как в городе, так и в деревне… предложить СНК СССР принять необходимые меры к скорейшему увеличению выпуска водки. Возложить на т. Рыкова личное наблюдение за выполнением настоящего постановления. б) Принять программу выкурки спирта в 90 мил. ведер в 1930/31 году».
«В 1936 г. производство спирта увеличилось в 250 раз по сравнению с „сухим“ 1919 г. и после коренной реконструкции заводов перекрыло уровень 1913 г., о чем рапортовали работники отрасли к двадцатилетнему юбилею советской власти… Размеры снижения цен на водку стали предметом специального обсуждения на политбюро в мае 1949 г. [в связи с сокращением ее потребления]… Снижение цен на алкогольные напитки должно было, по расчетам правительства, увеличить их реализацию и тем компенсировать снижение цены… Так, только за 1947–1949 гг. производство водки в СССР увеличилось с 41,4 до 60,0 млн дкл, то есть почти в 1,5 раза, а цена 0,5 л водки снизилась с 60 до 30 руб. …» (И. Курукин, Е. Никулина).
Тенденция эта в дальнейшем лишь усиливалась: в 1952 г. – было произведено 81,1 млн дкл, в 1962-м – 162, в 1970-м – 243. (И это не считая производства вин, большей частью низкокачественных). В 1979 г. казна получила от налога на алкоголь поступлений больше, чем от подоходного налога (соответственно – 25,4 и 23 млрд руб.). Душевое потребление алкоголя (в пересчете на спирт) быстро росло: в 1960 г. – 3,9 л, в 1970-м – 6,8 л, в 1984-м – 10,5 (последняя цифра превысила соответствующий уровень 1913 г. более чем в два раза).
Доступность и дешевизна спиртного провоцировала массовый алкоголизм у измученного «коренными переломами» населения. Историк Н. П. Полетика так вспоминал о пьянстве 1930-х гг.: «Пили все, и притом в массовых размерах… Пьянство двадцатых годов имело оттенок веселья и жизнерадостности. Оно соответствовало завету Владимира Святого. Причиной веселья и радости была надежда на лучшую жизнь. Массового, ежедневного пьянства, до одури, до бессознательности, в двадцатых годах было мало. Но пьянство тридцатых годов имело совершенно иной характер. Это было пьянство безнадежности и отчаяния. Рабочие в городах (Ленинграде и Москве – в особенности) допивались до бесчувствия, до положения риз, они искали в водке забвения от действительности, от тревог жизни нашей, от ее безысходности, от убивающей здоровье тяжелой работы, от страха перед нуждой и старостью. Пили отчаянно и озлобленно – и мужчины, и женщины, и даже подростки 15–16 лет. Алкоголизм охватил и интеллигенцию, в особенности творческую интеллигенцию – писателей, художников, музыкантов, артистов, работников науки… Трудно сказать, кто пил больше, – ученые, или писатели, или артисты, или музыканты…»
И. Л. Солоневич в своей «России в концлагере» рассказывает, что в начале 1930-х в подмосковной Салтыковке, «где жителей тысяч 10, хлеб можно купить только в одной лавчонке, а водка продается в шестнадцати, в том числе и в киосках того типа, в которых при „проклятом царском режиме“ торговали газированной водой. Водка дешева. Бутылка водки стоит столько же, сколько стоит два кило хлеба, да и в очереди стоять не нужно. Пьют везде. Пьет молодняк, пьют девушки, не пьет только мужик, у которого денег уж совсем нет». «Водка единственное, что можно покупать в сколь угодном количестве. В Москве вечером 7 [ноября] хорошо одетые люди валялись пьяные на тротуарах», – записал в дневнике в ноябре 1938 г. Вернадский. Ему в дневнике того же года вторит Пришвин: «Ныне душа русского человека в бутылке: вино – реализация скрытой души, а для государства питейный доход». В декабре 1938 г. нарком обороны К. Е. Ворошилов издал специальный приказ «О борьбе с пьянством в РККА», в котором, в частности, говорилось: «За последнее время пьянство в армии приняло поистине угрожающие размеры…»
