И. Беглов - США: собственность и власть
Был случай, когда американскому федеральному суду, разбиравшему иск Джеймса Моффета к нефтяной корпорации «Арамко» пришлось решать вопрос о том, сколько именно следует платить человеку, «торгующему своей дружбой» с президентом США. Джеймс Моффет входил в число близких друзей президента Рузвельта и имел свободный доступ в Белый дом[758]. В течение 20 лет он состоял на службе рокфеллеровских нефтяных компаний и, используя дружбу с Рузвельтом, помог «Арамко» закрепить свои позиции в Саудовской Аравии в наиболее трудные для компании времена.
В 1946 г. Моффет предъявил компании «Арамко» судебный иск об уплате ему комиссионного вознаграждения в размере 1,2 млн. долл, за ту услугу, которую Моффет оказал «Арамко» в 1941 г. в переговорах с правительством Рузвельта о предоставлении финансовой помощи королю Ибн Сауду. Обосновывая иск Моффе-та, его адвокат говорил на заседании федерального суда, что в апреле 1941 г. «Арамко» - «наняла» Моффета для переговоров в Вашингтоне об освобождении ее от бремени финансирования короля Ибн Сауда путем переложения этого бремени на плечи правительства СЩА и Англии. «Арамко» выбрала Моффета для этого дела потому, говорит адвокат, что он долгие годы дружил с президентом Рузвельтом. Моффет, по словам адвоката, «сумел привлечь как помощь президента, так и государственного секретаря Хэлла, и в результате этого «Арамко» сэкономила 30 млн. долл., которые она должна была бы выплатить Ибн Сауду, если бы Моффет не Добился финансовой помощи от правительства США. Поэтому Моффет имеет право, заключал адвокат, получить комиссионное вознаграждение»[759].
Возражая адвокату Моффета, адвокат «Арамко» выдвинул следующий аргумент: «Никто не может заключать контракт о продаже своего влияния на государственных деятелей»[760]. Однако члены присяжного суда придерживались иного мнения. После трехлетнего разбирательства федеральный суд 15 февраля 1949 г. вынес приговор, согласно которому «Арамко» была обязана уплатить Моффету 1 млн. 150 тыс. долл.[761]
Гарри Трумен стал обитателем Белого дома при таких обстоятельствах, которые превратили его в политического должника авантюриста и спекулянта Эдвина Поули. Калифорнийский нефтепромышленник Поули приобрел значительный вес в руководстве демократической партии еще в годы правления президента Рузвельта. В 1941—1942 гг. он помог ликвидировать крупный долг партии, собрав в ее фонд деньги среди нефтепромышленников Калифорнии и Техаса. В награду за эти услуги Рузвельт сделал его казначеем Национального комитета демократической партии. Во время избирательной кампании 1944 г. Эдвин Поули заявил президенту Рузвельту, что он сможет собрать крупную сумму денег в избирательный фонд, демократической партии среди нефтепромышленников, если их заверят в том, что федеральное правительство не будет делать новых попыток утвердить свои права на прибрежные подводные нефтеносные земли в Калифорнии, Техасе и Луизиане[762]. Поули выполнил свое обещание в ответ на заверения президента, собрав 300 тыс. долл.
Во время избирательной кампании 1944 г. Эдвин Поули сделал все, что было в его силах, для того чтобы воспрепятствовать выдвижению Генри Уоллеса кандидатом в вице-президенты и обеспечить выдвижение кандидатуры Гарри Трумена. Поули в частных беседах говорил делегатам съезда, что, выдвигая кандидата в вице-президенты, они фактически выдвигают кандидата в президенты[763]. Он намекал на плохое состояние здоровья Рузвельта.
В 1945 г. Поули стал наиболее влиятельной фигурой в близком окружении нового президента. В качестве вознаграждения за оказанные ему услуги Трумен назначил Поули на пост представителя США в союзнической репарационной комиссии и обещал ему в будущем пост заместителя морского министра. Выполнить это обещание Трумен не смог, потому что назначение Поули в морское министерство натолкнулось на сильное сопротивление в сенате.
Некоторое время спустя президент назначил своего друга в о.бход сенатской комиссии на пост гражданского помощника военного министра. По сути дела Поули сделался главным интендантом американской армии. В январе 1948 г. стало известно, что Поули использовал закрытую служебную информацию о предстоящих закупках правительством крупных партий продовольствия для спекуляции на товарной бирже. На одной из таких спекуляций с хлопковым маслом Поули за несколько часов нажил более 1 млн. долл.[764], что, разумеется, вскоре проникло в печать и вызвало бурную реакцию буржуазной прессы. После этого президент Трумен уже не решался оставлять калифорнийца на правительственной службе.
Ради справедливости следует отметить, что Гарри Трумен менее, чем какой-либо другой президент, поддавался влиянию и чарам капиталов нью-йоркских магнатов. Он пришел в Белый дом при помощи политической машины Тома Пендергаста и навсегда сохранил к нему чувство уважения и лояльности[765]. Трумен питал привязанность к таким капиталистам, как Э. Поули и А. Джанини, но ни один восточный финансовый магнат не мог особенно претендовать на то, что добился личной дружбы с президентом.
Эта неприязнь Трумена к магнатам Уолл-стрит кажется вполне естественной: он вырос в среде фермеров и мелких предпринимателей Среднего Запада, где антиуоллстритовские настроения впитываются вместе с молоком матери. В 1937 г. Трумен произнес в сенате речь, насыщенную огромной дозой социальной демагогии и резко осуждающую злоупотребления представителей «концентрированного богатства» в лице уоллстритовских банкиров и находящихся у них на службе юристов[766]. Может быть, именно поэтому нью-йоркская финансовая аристократия не благоволила к Трумену, хотя ее представители: Форрестол, Ловетт, Ачесон, Гарриман и другие — неизменно входили в состав его правительства.
Иногда в весьма важных для Уолл-стрит вопросах Трумен действовал вопреки советам своих министров-банкиров. В 1947 г. он наложил вето на антипрофсоюзный законопроект Тафта — Хартли, несмотря на то, что Форрестол и Андерсон на заседании кабинета министров пытались удержать его от этого шага[767].
Отношения между Труменом и Уолл-стрйт стали особенно натянутыми после избирательной кампании 1948 г., когда магнаты восточных штатов сплотились вокруг кандидатуры Томаса Дьюи и предприняли активные, «о безуспешные усилия изгнать из Белого дома «дикого миссурийца».
Водворение в Белый дом в январе 1953 г. генерала Эйзенхауэра вызвало у представителей нью-йоркской финансовой клики чувство облегчения и удовлетворения. Это был их собственный президент в полном смысле слова. Он был «сотворен» по их инициативе и их усилиями. Ни Пендергасты, ни калифорнийские «нувориши» нс имели особых прав на него. Золотая паутина влияния крупного капитала начала опутывать «героя войны» задолго до избрания его президентом. Восточные магнаты помогли ему сделаться почти в один прием миллионером, заплатив 629 тыс. долл, за посредственную книгу — мемуары «Крестовый поход в Европу». Вскладчину (в форме «подарков») они оснастили машинами и породистым скотом его «ферму» близ Гитесберга.
Вошедший к Эйзенхауэру в доверие банкир Клиффорд Робертс взял на себя управление его капиталами. Тот же самый Робертс, будучи председателем аристократического Национального клуба гольфистов в Огасто, предоставил генералу возможность играть в гольф с богатейшими капиталистами Америки (Л. Файерстоуном, Джоном Хэйем Уитни, Артуром Хаутоном и др.). Так сложилась «огастинская клика» личных друзей Эйзенхауэра. «Члены ее, — писал орган американских монополий, поддерживавший Эйзенхауэра, журнал «Юнайтед Стэйтс Ньюс энд Уорлд Рипорт», — могут извлекать большие выгоды. Члены клики могут звонить президенту по телефону, когда они пожелают, их письма пользуются особым вниманием служащих Белого дома, и для них двери в Белый дом всегда открыты»[768]. «Плененный герой», как назвал его М. Чайлдс — американской буржуазный социолог и публицист, был для финансовой олигархии идеальным президентом.
Формирование «нового правительства Эйзенхауэр передоверил своему старому другу генералу Льюшесу Клею, превратившемуся после войны в банкира и промышленника и входившему в «огастинскую клику». Новый президент не имел собственного мнения о будущем составе правительства и был готов одобрить любую кандидатуру, предложенную ему Л, Клеем и Джоном Макклоем, Эйзенхауэр разрешил каждому вновь назначенному министру подобрать себе заместителей, помощников и советников по своему усмотрению, В результате сформировалась единственная в своем роде правительственная «команда Эйзенхауэра», о которой с таким восторгом говорил банкир Барджесс,
Профессиональный солдат, всю жизнь вращавшийся преимущественно в среде военных, Эйзенхауэр питал чувство благоговейного уважения к финансовым магнатам, Обладание крупным состоянием в его глазах отождествлялось с наличием политической мудрости и проницательности.
