Анатолий Вишневский - Время демографических перемен. Избранные статьи
39. Козлов В. И. (1977). Этническая демография. М.: Статистика.
40. Белова В. А., Бондарская Г. А., Дарский Л. Е. (1988). Современные проблемы и перспективы рождаемости // Методология демограф. прогноза. М.: Наука; Аничкин А. Б., Вишневский А. Г. (1991). Три типа рождаемости в СССР: этапы демографического перехода // Экономика и мат. методы. Т. 27. Вып. 4.
41. Воспроизводство населения СССР / под ред. А. Г. Вишневского, А. Г. Волкова. М.: Финансы и статистика, 1983.
42. Волков А. Г. (1976). О необходимости воздействия на рождаемость // Рождаемость. М.: Статистика. С. 59.
43. Антонов А. И. Социология рождаемости. С. 265–269.
44. Мулляджанов И. Р. Демографическое развитие Узбекской ССР. С. 266, 274; Кадыров Ш. (1990). В защиту традиций // СССР: демограф. диагноз. М.: Прогресс. С. 562.
45. Атамирзаев О. (1978). Многодетная женщина: Социально-демографический анализ // Женщины на работе и дома. М.: Статистика. С. 41; Атамирзаев О., Атакузиев А. (1978). Проблемы народонаселения и региональная демографическая политика // Коммунист Узбекистана. № 1. С. 43–44.
46. Шелестов Д. К. (1983). Демография: история и современность. М.: Финансы и статистика. С. 227.
47. Кабузан В. М. (1963). Народонаселение России в XVIII – первой половине XIX в. М.: Изд-во АН СССР; Водарский Я. Е. (1973). Население России за 400 лет (XVI – начало XX в.). М.: Просвещение.
48. Максудов В. (1989). Потери населения СССР. Benson, Vermont.
49. Укажем лишь наиболее известное исследование последних лет: Андреев Е. М., Дарский Л. Е., Харькова Т. Л. (1993). Население Советского Союза. 1922–1991. М.: Наука.
50. Козлов В. И. (1969). Динамика численности народов. М.: Наука; Араб-Оглы Э. А. (1978). Демографические и экологические прогнозы. М.: Статистика; Гу-
зеватый Я.Н. (1970). Проблемы народонаселения стран Азии, Африки и Латинской Америки. М.: Наука; Гузеватый Я. Н. (1980). Демографо-экономические проблемы Азии. М.: Статистика; Княжинская Л. А. (1980). Рост населения и продовольственная проблема в развивающихся странах. М.: Статистика; Петров В. В. (1978). Народонаселение Индии. М.: Наука; Вяткин А. Р. (1979). Население Бирмы: историко-демографический очерк. М.: Наука.
51. Демографическая политика в современном мире. М.: Наука, 1989.
52. Preston S. Where is US Demography Headed?: Les contours de la Demographie au seuil du XXIe siècle. Actes du Colloque international «1945–1995: un demi-siècle de demographie. Bilan et perspectives» / J.-C. Chasteland, L. Roussel (eds). INED, 1997.
53. Demographic Trends and Patterns in the Soviet Union before 1991 / W. Lutz, S. Scherbov, A. Volkov (eds). L.; N.Y.: Routledge, 1994.
ПЕРЕПИСИ НАСЕЛЕНИЯ: УРОКИ ИСТОРИИ[320]
На одном из англоязычных сайтов, посвященных Римской империи, я нашел главку, посвященную переписям населения, которые проводились в Древнем Риме со времен Сервия Туллия, т. е. с середины VI в. до н. э. Приведу небольшую выдержку из этой главки.
«Вначале была перепись (census).
Каждые пять лет каждый римский гражданин мужского пола должен был пройти в Риме перепись. Он должен был заявить о своей семье, жене, детях, рабах и имуществе. Если бы он этого не сделал, его имущество было бы конфисковано, а сам он был бы продан в рабство.
Прохождение же переписи означало свободу. Рабовладельцу, если он хотел освободить своего раба, нужно было только внести его в цензорский список как гражданина (manumissio censu). На протяжении всей республиканской эры прохождение переписи было единственным способом, который гарантировал римлянину, что его личность и статус как гражданина будут признаны. Отцы записывали при переписи своих сыновей, рабовладельцы – вольноотпущенников.
Изначально переписи проводились для подсчета числа граждан, а также для того, чтобы оценить потенциальную военную мощь и будущие налоговые поступ ления. Но самое главное, – это то, что переписи превращали город в политическое и военное сообщество.
Более того, переписи выполняли в высшей степени символическую функцию. Они делали римлян чем-то большим, чем просто толпа или варварская чернь, превращали их в populus, в народ, способный к коллективным действиям.
Для римлян переписи населения были одним из краеугольных камней их цивилизации»[321].
Мы, конечно, не древние римляне, но кое-какие уроки из прошлого можем извлечь и мы. Переписи населения и в Древнем Риме имели, несомненно, прямое практическое, прикладное значение, служили фискальным и военным целям государства. Но было еще и нечто, что делало перепись важной не только для государства, но и для граждан, придавало ей значение акта коллективной самоидентификации общества и одновременно акта выражения своей причастности, принадлежности к нему. И это – не единственный пример.
В 1787 г. была принята федеральная Конституция Соединенных Штатов Америки. В первой статье этой Конституции говорилось, что места в Палате представителей и прямые налоги должны распределяться между штатами пропорционально численности населения, в связи с чем «всеобщее исчисление населения будет произведено в течение трех лет после первой сессии Конгресса Соединенных Штатов, а затем через каждые 10 лет в порядке, установленном законом». Эта статья существует в Конституции США и сейчас, и она строго соблюдается на протяжении уже более 200 лет. Первая перепись была проведена ровно через три года после принятия Конституции, в 1790 г., и с тех пор она неукоснительно проводится каждые 10 лет. Американская перепись 2010 г. была, таким образом, 23‑й по счету.
Я думаю, что распределение налогов и мест в Палате представителей США сегодня можно было бы проводить на основе имеющейся информации и без переписи населения, но американцы с неизменной регулярностью проводят эту становящуюся все более и более дорогой статистическую операцию, видимо, придавая значение не только узко практическому, но и символическому ее смыслу, а регулярность переписей лишь усиливает этот смысл.
К сожалению, ничего этого нельзя сказать о российских всеобщих переписях населения. Возможно, сказывается их длительная предыстория, хорошо описанная в этой книге. Опыт всех предыдущих счислений и ревизий – это опыт государственных усилий расширить базу собираемых податей и набора солдат и одновременно опыт усилий населения по возможности полностью или частично укрыться от ведущего к этим целям государственного учета. На такой почве едва ли мог возникнуть столь важный для общества интегрирующий символизм переписи, хотя не исключено, что именно на это рассчитывали представители просвещенных слоев российского населения в XIX столетии. Неслучайно Лев Толстой, участвуя в переписи (это была не Всеобщая перепись 1897 г., а московская перепись 1882 г.), хотел видеть в ней нечто большее, чем просто учетную операцию. «Для людей науки перепись имеет свой интерес; для нас она имеет свое, совсем другое значение. Для общества интерес и значение переписи в том, что она дает ему зеркало, в которое, хочешь не хочешь, посмотрится все общество и каждый из нас»[322].
Первая Всеобщая перепись 1897 г. была воспринята с энтузиазмом – и тоже не просто потому, что появился новый источник информации: в ней видели шаг в движении России по пути прогресса, еще один акт ее приобщения к европейской цивилизации. Но последующие события российской истории едва ли способствовали поддержанию этого энтузиазма. Была упущена возможность возродить его и повысить символическое значение переписей населения и в советское время.
Вся теперь уже более чем столетняя история современных российских переписей – это история мучительного бега с препятствиями, как будто специально подтверждающего третьестепенность и даже некоторую сомнительность столь важного государственного мероприятия. Иногда кажется, что мы проводим переписи не потому что это нам нужно, а лишь потому, что не хотим отставать от других, чтобы и у нас все было «как у людей», с сожалением тратимся на это, всегда стараясь израсходовать поменьше. Переписи так и не стали у нас регулярным и в этом смысле ординарным событием. Скорее напротив, почти каждая перепись окружена ореолом чрезвычайности или, во всяком случае, какой-то особой штучности.
Хотя уже в проекте Положения о переписи П. П. Семенова-Тян-Шанского 130 лет тому назад предполагалось проводить переписи каждые 10 лет в годы, оканчивающиеся нулем, это условие почти никогда не соблюдалось. Сроки российских переписей то откладывались, то, уже будучи назначенными, переносились, интервалы между ними не совпадали по длине, чуть ли не к каждой переписи готовились так, как будто страна проводила ее впервые, а вопросы в переписных листах нередко изменялись таким образом, что частично утрачивалась сопоставимость результатов последовательных переписей и все как бы снова начиналось с чистого листа. Если добавить к этому, что одна из семи переписей XX в. была признана вредительской, ее результаты аннулированы, а ее организаторы репрессированы, что в отношении другой существуют небезосновательные подозрения в серьезной фальсификации ее результатов, что итоги большинства переписей никогда не публиковались в полном объеме, а в значительной своей части оставались секретными или полусекретными, наконец, то, что уже в наше время, после двух российских переписей XXI в., постоянно встречаются люди, которые жалуются на то, что никакие переписчики к ним не приходили, и это похоже на правду, то мы должны признать: что-то у нас с переписями не задалось.
