Михаил Армалинский - Что может быть лучше? (сборник)
Эйнштейн не предпринимал поиск женщин по каким-то мечтаемым критериям, а брал тех, что попадали под руку, все они поначалу оказывались старше его, ценил в них не внешность, а доступность пизды да бытовое удобство, которое они ему создавали. Женщин он держал на расстоянии от своих привычек и дел. Когда пришла слава, женщины сами потекли к нему (и на него) со всех сторон. В придачу к обильным женщинам ему была дана их красота, которую он всегда любил, но драться за неё он не мог и не хотел, а все свои силы устремлял в физику – там красота была в его власти, так как её надо было лишь узреть, и это зависело только от него самого. В остальной жизни Эйнштейн не любил соревнований и конкурентной борьбы, следствием чего был его пацифизм, за исключением ведения «неизбежной войны с женами». Эйнштейн не играл в шахматы, эту пресловутую затею для интеллектуалов, он не любил в ней постоянную борьбу с противником. Ему была интересна не победа над кем-то, а познание как приобщение к тайне.
Он вообще не любил тратить силы на незначительные дела:
Я люблю кататься на паруснике, потому что это спорт, который требует наименьших затрат энергии.
(Хотя плавать он не умел, носить спасательный жилет отказывался.)
Эйнштейн и не дрался за свою жизнь, отказался от операции, предложенной ему врачами, и ждал, когда аорта разорвётся от аневризма. А ведь голова его была светла, других болезней не было, и, согласись Эйнштейн на операцию, он мог бы прожить значительно дольше.
Пацифизм Эйнштейна был огромных размеров и весьма активный, взращённый на ненависти к немецкой жажде крови.
Однако, когда он узнал об угрозе создания Гитлером атомной бомбы, он не задумываясь подписал письмо президенту Рузвельту, предупреждая его об опасности и призывая срочно начать собственные разработки для создания атомной бомбы. Так что, если Эйнштейна припирали, то он всегда давал отпор (кроме самого последнего случая).
Эйнштейн был человек чрезвычайно честный и говорил правду в глаза, часто ставя многих в неудобное положение. Он не лгал женщинам. Прямо говорил Эльзе о своих связях. А значит, он не считал неверность женщине нечестностью. И действительно, понятие «честность» неприменимо в сексе, поскольку честность в сексе традиционно определяется верностью одной женщине, а быть верным – это рубить сук, на котором секс сидит, поскольку верность убивает влечение. Честность необходима в деловых и прочих отношениях вне секса, поскольку честность в тех, прочих отношениях способствует их развитию и потому продуктивна. Неудивительно, что когда брак представлял из себя деловое предприятие, в котором сексом вскоре перестаёт и пахнуть, то понятие честности-верности было в нём уместным, поскольку возникали проблемы с детьми «не в мать, не в отца, а в проезжего молодца», которым могло перепасть наследство. Теперь, когда с помощью генетического теста точно определяется отцовство ребёнка, то и в браке верность стала противопоказанной.
О браке Эйнштейн отзывался как о «рабстве в цивилизованном платье», что брак был «изобретён свиньёй, у которой не было воображения». Он также утверждал, что «брак противоречит человеческой природе». А когда спросили его мнение о женитьбе еврея на нееврейке, он сказал: «Это опасно. – И тут же добавил, смеясь: – Впрочем, любой брак опасен».
Эмоциональная структура Эйнштейна была стабильна, чужда экзальтации, истерии, психопатства и искала стабильности в себе и вокруг себя. Брак был приемлем для Эйнштейна только как средство для установления стабильности, но при наличии других источников наслаждений. Он писал:
Я испытал, насколько изменчивы отношения между людьми, и научился изолировать себя от жары и холода, чтобы обеспечивать себе температурный баланс.
Когда Альберту было два годика, родилась его сестра Maja. Родители, желая подготовить его к её появлению, сказали, что у него скоро будет сестричка, с которой он сможет играть. Альберту подумалось, что сестричка – это игрушка, так что, когда его мать впервые показала ему сестричку, Альберт удивлённо спросил: «А где колёсики?»
А обо мне можете рассказывать такую историю: когда Армалинскому было два годика, родители подарили ему игрушку – легковую машинку. Он, взяв её в руки, перевернул вверх колёсиками и спросил: «А где пися?»
Читанная литература1. Alebert Einstein – Mileva Marie. The Love Letters. Princeton University Press, 1992.
2. Kenji Sugimoto. Albert Einstein. A Photographic Biography, Schocken Books. N.Y., 1989.
3. Albrecht Fösing. Albert Einstein: A Biography. N.Y.: Viking, 1997.
4. Dennis Overbye. Einstein in Love. A Scientific Romance. N.Y.: Viking, 2000.
5. John Stachel, ed. Einstein s Miraculous Year: Five Papers That Changed the Face of Physics. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1998. The great 1905 papers, translated and explained.
6. Roger Highfield and Paul Carter. The Private Lives of Albert Einshtein. St. Martin s Press. N.Y., 1993.
7. Peter А. Виску. Private Albert Einstein. Anrews and McMeel, Kansas City, 1992.
8. Albert Einstein. Relativity. The Secial and the General Theory. A Popular Exposition. Crown Publishers. N.Y., 1961.
9. http://www.alberteinstein.info
Сгущая краски
…в толпе словить посмел-таки
чужую женщину в красе
из платья и косметики.
Михаил АрмалинскийВпервые опубликовано в General Erotic. 2003. № 103.
Если красота мужского лица определяется его чертами, то красота женского лица определяется косметикой. Большинство женщин, лицо которых не тронуто косметикой, выглядят непривлекательно, а часто и отталкивающе.
Особенно разительно это заметно на кинозвёздах (см. http:// stars-without-makeup.info), которые, согласно общественному мнению, являются эталоном красоты. На этом сайте даются фотографии знаменитых молодых актрис при полном параде косметики и без неё. Увидеть кинозвезду некрасивой, то есть без косметики, – это всё равно, что увидеть королеву с голым задом – невзрачность ниспровергает кинозвезду с пьедестала почёта. В данном случае понятие женской красоты подвергается сомнению – если такая красавица, думается жадно смотрящему, так безлика без косметики, то чего же стоит их красота? И вообще, что же такое красота лица?
Очевидно, что женщина может быть красивой или уродливой не только в сравнении с другими женщинами, а прежде всего по отношению к самой себе. А если единственное, что превращает женщину из непривлекательной в красавицу, – это косметика, то она хотя красотой не является, но наделяет ею. То есть красота, подобно химической реакции, возникает при соединении женского лица с косметикой. Красота – это чудо, волшебство, возникшее как результат взаимодействия живого и неживого, то есть мёртвого. Так и в сказках волшебство осуществляется совместно живой и мёртвой водой.
Волшебство это состоит в том, что женщина в собственных глазах, и в особенности для мужчин, превращается из сексуально непривлекательной в сексуально привлекательную – свидетельством чему резко возникающий огромный интерес мужчин к женщине, ставшей смотреться красивой.
Исходя из этого эффекта, сексуальную привлекательность можно с чистым сердцем отождествить с красотой.
Слово «красиво» повсеместно заменяется словом sexy, что выказывает тождественность красоты и сексуальной привлекательности. Об этом тождестве люди догадывались с давних времён с разной степенью убеждённости, которая для меня в конце концов предстала в своём абсолютном виде (см. General Erotic. 2003. № 86).
Принято говорить, что женщина использует косметику, чтобы «лучше выглядеть». Но что значит «лучше»? Лучше – это значит привлекательней, а если привлекательней, то привлекательней для ебли.
В злободневном быту мужчины и женщины не осознают, что красота и есть сексуальная привлекательность. Они убеждены, что красота – это… красота. В основе этой любимой тавтологии лежит основа жизни, построенная на бездумных инстинктах, которым люди послушно подчиняются, не задумываясь над их сутью.
Эта неосознанность по отношению к сексуальной сути красоты напоминает мне неосознанность речи, в которой человек использует слова, этимология которых ему не известна и не интересна, тогда как первоначальный смысл многих слов так изменился со временем, что многие слова стали нести прямо противоположный смысл по сравнению с первоначальным (например, слово «наверное» использовалось раньше в смысле «точно», «наверняка», тогда как сейчас оно используется в смысле «может быть»). Но человеку важно донести сиюминутный смысл своих порывов, и ему не важно, что бейсбольная бита была сделана для удара по мячу – ею же можно вполне убедительно ударить по голове.
Естественное невежество в этимологии используемых слов уподобляется невежеству людей в области истории нравов, а потому люди обречены повторять одни и те же ошибки. По-видимому, во вдохновенном повторении ошибок и кроется один из смыслов жизни, ибо знание истории обременяет человека печальным опытом и усложняет сиюминутное бытие, тогда как невежество даёт упорную иллюзию беззаботности и безнаказанности. А пребывание в этих: иллюзиях даёт человеку уже вовсе не иллюзорное, а вполне реальное ощущение счастья.
