Л. СИМОНОВА - Надо посоветоваться!
Я представляю: Таня тогда от этих шепотков была, наверное, словно бабочка из гербария под увеличительным стеклом. По одну сторону стекла — она одна, по другую — сто глаз. Любопытных. Ехидных. Глупо смеющихся.
Никто не подумал, зачем и к чему такое. Никто не остановил себя. Никто, кроме одного — Таниного товарища. И хотя не принято хвалить мальчишек, которые прибегают к помощи кулака, когда у них не хватает доказательств, я хочу похвалить этого мальчишку. И буду писать дальше это слово с большой буквы, потому что хотя и не знаю имени этого Мальчишки, но очень уважаю его.
Я хочу сказать Тане, чтобы она очень дорожила своим товарищем. Это не так легко и не так просто — найти друга, верного друга, друга не на словах, а на деле.
Серьезным происшествие в пятом классе мне представляется не потому, что нашлись две девчонки, распустившие сплетню, а потому, что против сплетниц и против сплетни поднялся всего лишь один человек из целого класса — один Мальчишка.
И вот здесь-то я хочу поговорить о главном. О том, что быть лишь добродетельным в наше время слишком мало. Наверное, в Танином классе не все ребята и не все девчонки под стать Галке и Лене — я даже уверен: не все. И, наверное, были люди в этом классе, которые в душе осуждали Галку и Лену и которые сплетню, пущенную Леной, другим не передавали. Иначе говоря, кроме тех, кто готов шушукаться и шептаться про любого своего товарища, кроме этой силы, злой, хоть, может, и не очень раздумывающей над своими делами, есть другая сила — думающая, но нейтральная. Сила, которая знает, что болтовня эта, это промывание косточек, это трепачество — противное занятие, но раз речь идет не о ней — сила нейтральная. Молчащая.
Так вот, я осуждаю не только Галю и Лену и им подобных, открыто творящих зло, но и нейтральных. Молчунов, тихонь, соглядатаев.
Представьте такую историю. Идет суд. Судят хулигана, который избил слабого. Или того страшней: пырнул его ножом. На суде выступают свидетели.
— Свидетель, — спрашивает судья, — где вы были во время преступления?
— Шел мимо.
— И не вмешались, не помогли слабому, не отняли нож у хулигана?
— Нет, — отвечает свидетель, — он же не на меня напал.
Все вы, конечно, в один голос возмутитесь таким свидетелем. И все Танины одноклассники — уверен — возмутятся. Но потом скажут: «Так это ж бандит!» Мол, вот там, в такой истории, любой из них не остался бы равнодушным, а вмешался и помог слабому.
Однако я бы нейтральной силе из Таниного класса не поверил.
Соврал человек помалу — так и знай, соврет в большом. Промолчал, когда Галка с Леной про Танины стихи и письмо в редакцию слухи распускали, — промолчит и тогда, когда столкнется со злом в будущем, став взрослым.
А смелый и благородный Мальчишка, Танин друг, я верю, став взрослым, таким же и останется, и эти его черты станут помогать не только ему, но и всем, кто рядом с ним окажется.
Вот расскажу вам про одного своего товарища, взрослого человека. Каким он в детстве был, в пятом классе, например, я не знаю, но думаю, таким, как Мальчишка, потому что на человека ничто с неба не сваливается: ни зло, ни добро.
Так вот, зовут моего товарища Володей, и в то время, о котором я рассказываю, был Володя, инженер по образованию, комсомольским работником.
Однажды к нему пришел человек, незнакомый, посторонний совсем человек, и рассказал, что у него беда: в больнице умирает жена. У нее опухоль мозга, нужна сложнейшая операция, которую может сделать только один профессор. Но он живет в Ленинграде, а в Сибирь — дело было там — прилететь сейчас не может. Нужно отправить больную в Ленинград, но вот беда: врач, который лечил больную тут, в Сибири, думает, что она умрет в дороге, и боится, что виноватым окажется он.
Представляете, это говорит врач, специалист! И, в общем-то, к нему стоит прислушаться, если быть просто благоразумным и вместе с тем нейтральным.
Но мой товарищ, инженер по профессии, а вовсе никакой не медик, решает по-другому.
Он срочно звонит в Ленинград и консультируется с профессором, который должен делать операцию.
Он связывается с Министерством здравоохранения и добивается, чтобы под его ответственность — прочтите это внимательно: под его ответственность! — врач, который лечил больную, разрешил перевезти ее в Ленинград.
Он убедил двух комсомолок-медсестер, и они согласились сопровождать больную. Он открыл сейф в небогатой комсомольской кассе и взял деньги на пять авиабилетов до Ленинграда — два медсестрам и три для лежачей больной. Наконец, он сел рядом с шофером «скорой помощи», надев белый халат, и велел ему включить сирену, потому что они уже опаздывали к самолету.
Машина ворвалась на лётное поле, когда самолет уже отруливал от стоянки. Володя задержал самолет, подогнал трап и внес вместе с шофером носилки с больной.
Когда самолет взлетел, у Володи не было никакой гарантии, что все кончится благополучно. И теперь только он, лишь он отвечал за все.
Все обошлось хорошо. Больную оперировали и спасли, сказав, что, опоздай Володя на сутки, было бы уже поздно.
Повезло? Пусть так, пусть повезло, но я уверен, что везение это, эта удача тоже не для всех. А для смелых. Для тех, кто не остается в стороне, а умеет быть смелым, кто берет на себя ответственность, кто умеет драться против трусости, несправедливости, зла.
У поэта Станислава Куняева есть такие строчки:
Добро должно быть с кулаками,
Добро суровым быть должно,
Чтобы летела шерсть клоками
Со всех, кто лезет на добро.
Кто-нибудь, может, и не согласится с таким категоричным судом поэта, но мне эти строчки очень нравятся. Потому что они выражают суть жизни.
А жить стоит лишь тогда, когда ты не ракушка, приставшая к дну быстроходного корабля, а матрос, который ставит паруса, или рулевой, который стоит у руля. Словом, когда ты вдыхаешь ветер полной грудью, когда ты живешь, а не приспосабливаешься, когда ты, если это нужно, дерешься со злом за добро.
Нет, я не за то, чтобы лупить Галок и таскать за косы Ленок, это прописная истина: с девчонками драться не стоит.
Я за драку по большому счету.
Вот почему мне нравится Мальчишка с большой буквы, Танин товарищ. Вот почему я уважаю его.
С. А. ГУРЕВИЧ
УРОК И УВЛЕЧЕНИЕ
Однажды в лагере у нас возник спор. Одни говорят: «Выучи учебник и все будешь знать». Другие говорят, что этого мало. Один мальчишка сказал, что он, может быть, учился бы хорошо, если бы у него не уходило много времени на радиотехнику. А по-моему, если у тебя есть увлечение, оно должно тебе помогать учиться, а не мешать.
Как вы думаете, кто из нас прав? Ответьте, пожалуйста.
Галя ПАВЛОВА, д. Ляхово, Ярославская, обл. Гале ПАВЛОВОЙ отвечает заслуженный учитель РСФСР С. А. ГУРЕВИЧ.В соседнем классе шум. У меня свободный урок, и я иду узнать, что случилось. Оказывается, заболел учитель географии.
— Чем вы собирались сегодня заниматься? — спросил я ребят.
— Волгу задавали...
И началось словесное наводнение: «крупная», «великая», «с устойчивым уровнем», «широкая», «глубокая»... Все говорят одно и то же. И Волга во всех ответах одинакова — в верховьях и в устье, весной и осенью, в далеком прошлом и сегодня. Под баюкающий шелест ответов, грустно похожих один на другой, я вспоминал, как совсем недавно, в тридцатый раз, видел Волгу и города Поволжья от Калинина до Астрахани. То, что я слышал, с Волгой, такой, как она есть, роднило только изобилие воды. Звонок прервал ее унылое журчание...
Готовить один и тот же урок — вовсе не значит готовить его одинаково.
Вероятно, в классе есть ребята, влюбленные в географию. Почему же они ограничились только учебником? Ведь вокруг множество источников: бывалые люди, книги, кино, радио, журналы, газеты. Если бы каждый на уроке по любимому предмету сообщал то, что он знает, видел, слышал, прочитал, богатства каждого стали бы достоянием всех, исчезли бы одинаковые ответы, одинаковые письменные работы.
Мы решили тогда продолжить наш разговор. Встретились через неделю.
В классе нашлись ребята, побывавшие на Волге. Один отдыхал летом на Куйбышевском море. Другой ездил зимой в Казань. Третий видел реку с палубы теплохода. Четвертый плавал на байдарке по окрестностям Юрьевца. Наконец, кто-то наблюдал реку с самолета, когда возвращался из Баку, — «совсем как на карте».
Расспросили отцов — участников битвы на Волге — и строителей волжских электростанций.
На партах почти перед каждым — книги, справочники, журналы, фотографии.
Один ссылается на вчерашнюю газету, другой — на утреннюю радиопередачу, третий — на старый фильм. Кто-то захватил газетные заметки и статьи о том, что произошло за эти семь дней в городах Поволжья. Принесли стихи Некрасова, воспоминания Репина, очерки Горького. Сделали закладки в «Днях и ночах» Симонова и в «Сталинградских очерках» Гроссмана. Появились репродукции с картин Левитана, фотографии и даже магнитофонная запись волжских песен.
