Хуан Ариас - Пауло Коэльо. Исповедь паломника
— Ты не против путешествий, несмотря на то, что боишься летать на самолете?
— Нет, я уже не боюсь, это было раньше. Это у меня прошло в Авиле, в городе святой Терезы де Хесус, великого испанского мистика. Я пережил очень яркий религиозный опыт и расстался со всеми своими маленькими страхами, в том числе и со страхом перед полетами. Кстати о самолетах, никогда не забуду один случай, когда еще боялся летать. Рядом со мной сидела женщина, которая только и делала, что пила.
В какой-то момент, взглянув на меня, она сказала: «Не подумайте, что я алкоголичка, просто я до смерти боюсь». И начала рассказывать, что будет с нами, если с самолетом случится авария и он упадет. Во всех подробностях, как будто все это на самом деле с ней происходит. Часть этого опыта отразилась в «Пятой горе», где тоже говорится о страхе.
— Так, значит, ты человек без страхов?
— Нет, я еще многого побаиваюсь, например, выступать на публике.
— А страх смерти?
— Нет, смерти я не боюсь, я уже много раз в своей жизни встречался с нею лицом к лицу. Когда я принимал наркотики и занимался черной магией, — я тебе об этом еще расскажу, — бывали моменты, когда я был уверен, что умру.
Но сейчас, когда я думаю об этом, мне кажется, что страх смерти или того, как я буду умирать, не играет решающей роли в моей жизни. Например, страх перед полетами на самолете был не столько страхом смерти, сколько боязнью изменений, потерянностью.
— Когда ты перестал бояться смерти?
— По-настоящему я перестал бояться смерти, когда совершил паломничество в Сантьяго. У меня там был очень интересный и важный опыт, когда я пережил свою собственную смерть. С тех пор я никогда больше не испытывал страха перед смертью. А сейчас смерть для меня, наоборот, нечто такое, что внушает желание жить. Кастанеда очень хорошо говорил о смерти и тоже ее не боялся.
— Но смерть когда-нибудь придет за тобой, как и за всеми остальными. Как ты ее представляешь себе теперь?
— В «Дневнике мага» я описываю смерть как своего рода ангела. Это спокойная фигура, чье присутствие я все время ощущаю с тех пор, как побывал в Сантьяго. Конечно, я полностью осознаю, что умру. Поэтому стараюсь не копить богатства, вкладываю все силы в саму жизнь. Мне кажется, именно этого не хватает нашей цивилизации. Только когда мы полностью осознаем, что должны умереть, мы чувствуем себя живыми на все сто процентов.
— Ты не боишься смерти, а как насчет краха?
— Мне уже трудно представить себе полный крах. Что бы ни произошло в будущем, я вряд ли решу, что прожил неудачную жизнь. Ведь я добился гораздо большего, чем ожидал и мог мечтать. Так что речь идет не о крахе. Может быть, о поражении. А в этом случае я зализал бы раны и начал все сначала.
— На самом деле ты боишься, чтобы после твоей смерти не опубликовали то, что ты не хотел публиковать при жизни.
— Да, я это очень четко высказал в своем завещании. По нему я оставляю все свое имущество фонду, о котором я тебе уже говорил. И еще я указал там, что не хочу — ни под каким предлогом, — чтобы кто бы то ни было публиковал что-то, на что я не дал согласия при жизни. Хотя им будет трудно это сделать...
Каждый раз, когда я пишу что-то, а потом решаю не публиковать, я сразу все уничтожаю, чтобы избежать опасности, подстерегавшей стольких писателей. Я очень хочу этого избежать. Мне кажется, недостойно после смерти писателя извлекать на свет вещи, которые сам он не хотел публиковать. Разве что сами писатели говорили, что какие-то их записи могут быть опубликованы только после их смерти.
— Ты веришь в реинкарнацию?
— Меня по-настоящему успокаивает не вера в возможную реинкарнацию, а сознание того, что я жив. Я всегда помню о смерти, как будто она сидит подле меня, каждую минуту напоминая: «Будь внимателен, хорошо делай то, что делаешь, не оставляй на завтра то, что можешь сделать сегодня, не копи чувство вины, не стань сам себе противен». Смерть — это самое естественное, что с нами может произойти.
— А как ты вел себя, когда боялся?
— По правде говоря, Хуан, я много чего боялся, но у меня всегда было одно качество — быть храбрым в опасности. Я никогда ни перед чем не трусил. Страху никогда не удавалось парализовать мою жизнь.
— Ты его превозмогаешь или переживаешь?
— Я никогда не превозмогаю страх, я ему противостою. Превозмочь его -значит победить, а я его не побеждаю, он остается со мной, живет со мной, но не парализует. Я продолжаю двигаться вперед. Смелость — это страх, читающий свои молитвы.
— Вернемся к твоей частной жизни. Что тебя больше всего смущает в твоих отношениях с другими людьми?
— Самое трудное для меня — приемы, на которых мне часто приходится бывать. Когда я там встречаюсь с издателями, все нормально. Но когда нужно идти на прием, потому что меня пообещали представить каким— нибудь важным персонам, а я не могу отказать человеку, который мне очень помог, — вот это я выношу с трудом. Мне трудно изображать знаменитость. Приходится ходить на такие приемы, иногда я даже получаю от этого удовольствие, но могу тебя уверить, что избегаю их, как только могу. Я предпочитаю спокойно посидеть в гостинице, почитать, заняться чем-нибудь.
— А когда ты здесь, в Бразилии, у себя дома?
— Знаешь, когда я путешествую, я весь обращен наружу, все время растворяюсь в других людях, а когда возвращаюсь домой, то как будто вся энергия возвращается обратно. Я только что выпустил свою новую книгу о Веронике, и мне снова придется ездить по всему свету, но, если бы можно было этого избежать, я бы с удовольствием остался дома. Сегодня, например, я был приглашен на свадьбу, и все уже знают, что я пошлю подарки, но не приду. Я люблю быть дома, обожаю свой компьютер, мне нравится гулять по пляжу...
— Ты умеешь быть один?
— Да, умею. Правда, я никогда не остаюсь совсем один, со мной всегда рядом Кристина, но она работает в своем ателье, вон там, напротив, а я сижу за компьютером. Мы часами можем не разговаривать друг с другом, но чувствуем присутствие друг друга. Я очень люблю гулять по пляжу Копакабаны, здесь, перед домом. Для меня эти прогулки сразу после моего позднего пробуждения (я ведь работаю по ночам) — это ритуал, от которого я не могу отказаться. Я люблю гулять, встречаться с людьми, жить как можно проще.
— Тебе, наверное, трудно теперь сохранять простоту во всем, когда ты стал знаменитостью, человеком, к которому мало кто решится подойти.
— Да, единственная проблема, которая возникла у меня из-за успеха. Это нечто довольно странное. Люди начали говорить мне то, что в моем случае совсем не правда, и, думаю, это неправда для девяноста знаменитостей из ста. Я вот о чем: тебе говорят «Я знаю, ты очень занят...» Но это неправда, я не так уж занят. «У тебя ни на что и ни на кого не остается времени», но это тоже не так. Видишь, сегодня я проснулся в двенадцать, потому что хотел посмотреть матч, который передают из Франции, потом у меня было длинное интервью, я немного поспал... но у меня нет никаких дел. Какие у меня могут быть дела? Так что я пишу про запас в газету, потому что знаю, что приближается период, когда будет очень много работы. Но с тех пор, как я вернулся в Бразилию в десятых числах, я еще ничего не сделал.
— Но это почти неизбежно случается со всеми знаменитостями. Все думают, что это какие-то нереальные существа, что у них нет времени даже вздохнуть.
— Возникает барьер даже между тобой и старыми друзьями. Даже самые близкие друзья начинают вести себя более официально, думают, что ты изменился, что ты уже не тот, кого они когда-то знали, и начинают вести себя с тобой по-другому. А на самом деле — по крайней мере в моем случае — ничего не изменилось. Часто приходится слышать, как эти друзья говорят: «Я любил того Пауло, каким он был, прежде чем стал знаменитым». Но как они могут так говорить, если я не изменился? Напротив, сейчас я особенно дорожу старыми друзьями, потому что знаю: они дружат со мной не потому, что я знаменит, а потому, что мы были друзьями, когда я еще был никем.
— Но ведь когда становишься знаменитостью, трудно, чтобы тебя не воспринимали в этом качестве даже старые друзья.
— Да, но я-то продолжаю существовать и благодаря моим друзьям сохраняю равновесие во внешнем мире.
Если я потеряю контакт с ними, это будет огромная потеря, исчезнет стабильность. Такое уже случалось со мной в прошлом, я совершил эту ошибку, когда сочинял тексты песен. Я тогда почувствовал себя властителем мира, стал знаменитым, начал зарабатывать деньги, работал для международной звукозаписывающей фирмы и первым делом сменил друзей. Я думал: «Теперь я важная птица, мне нечего делать с этими хиппи -у них совсем другие взгляды». И что произошло? Как только я потерял эту работу, я остался совершенно один. Те, кого я считал своими новыми друзьями, перестали мне звонить, а старых друзей я уже потерял. Пережив это на собственном опыте, я сказал себе: «Если у меня будет еще шанс, я сохраню своих друзей во что бы то ни стало».
