Харуки Мураками - Край обетованный
После того как я проработал четыре года с начальными классами, мне неожиданно предложили перевестись в среднюю школу. В том же городке. Она стояла как раз напротив. Два здания разделяла спортивная площадка. Вообще-то я предпочел бы остаться на старом месте, но как раз в это время начальная школа начала хиреть – учеников становилось все меньше, а средняя, наоборот – разрасталась. Я получил диплом «естественника», так что с точки зрения квалификации вопросов не было, хотя методика преподавания в начальных и средних классах отличается. Из-за этого пришлось порядком помучиться. Вдобавок ко всему мои шестиклассники, которых я учил, окончили начальную школу и перешли в среднюю. Опять стали моими учениками.
С ними было много хлопот. Потому что все они знали, как я их учил, знали, чего я стою. Вот в чем загвоздка! Они быстро росли, развивались, а я, даже став учителем средней школы, оставался на месте. Наверное, если бы меня перевели в другую школу, в какой-нибудь другой район, проблем было бы куда меньше.
На четвертый год работы в новой школе мне в руки в первый раз попала литература, которую издавала «Аум». Однажды в книжной лавке я обратил внимание на маленькую книжечку – журнал «Махаяна». Купил, почитал… Тогда все только начиналось. Это был четвертый или пятый номер. В нем рассказывалось об эзотерической йоге, о которой я мало что знал. Тогда я еще не читал книг Синъити Накадзавы. И мне захотелось узнать об этом побольше.
Как-то в воскресенье я и еще один учитель из нашей школы поехали в Синдзкжу43 за учебными материалами. Обратно сели на линию «Одакю», по пути проезжали «аумовский» додзё44 в Сэтагая. Он находился на станции Готокудзи. Дел у нас больше никаких не было, и я решил туда заглянуть. В тот день как раз выступал Дзёю. Народ собрался на что-то вроде семинара по «по-а», что значит – «повышение уровня духовности».
«Вот это да!» – думал я, слушая Дзёю. Он говорил ясно и четко, используя яркие метафоры. Его слова обладали притягательностью, особенно сильно действующей на молодежь. После этой проповеди он отвечал на вопросы. Очень убедительно, точно и целенаправленно – каждый, кто спрашивал, получил свой, только ему предназначавшийся ответ.
Спустя месяц я стал членом «Аум». Дал себе месяца три или полгода, чтобы посмотреть, что это такое, разобраться. С меня взяли вступительный взнос – две-три тысячи иен. Еще за год – десять тысяч. Ерунда, короче. Новообращенные получали «аумовские» книги и журналы и право присутствовать на собраниях, где произносились проповеди. Они были трех видов: для широкой публики, для мирян и для тех, кто оставил мирскую жизнь. Я посещал эти собрания раз или два в месяц.
Когда я пришел в братство, у меня в жизни, в общем-то, все было нормально. И все же, как бы благополучно это ни выглядело внешне, было у меня ощущение, будто внутри у меня большая дыра, в которой свистит ветер. Все время казалось, что чего-то не хватает. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что со мной не все в порядке. Уже когда я сделался послушником, мне многие говорили: «Что не давало тебе покоя? Никогда бы не подумал, что с тобой что-то не так».
Мне думается, в жизни каждого человека случаются времена, когда наваливается какая-то тяжесть, охватывает тоска, депрессия. Всего колотит, кажется, сейчас вывернет наизнанку. С вами такое бывало?
Нет, до таких крайностей не доходило. Не припоминаю.
Летом 1989-го я провел три дня в только что отстроенной «штаб-квартире» у горы Фудзи. Но всерьез стал посещать додзё только осенью. Уходил вечером каждую субботу, в воскресенье возвращался. А в будни занимался дома самостоятельно. Особенно взялся за это, когда прошел «шакти-пат»45 – надо было держать себя в форме, чтобы соответствовать. Усвоение полученной энергии – очень деликатный процесс, для этого надо много тренироваться. Я занимался асанами46, дыхательными упражнениями, простыми упражнениями по медитации. В среднем по три часа. Этот комплекс нужно повторить двадцать раз. Делаешь, делаешь… и начинаешь понимать, что меняешься. Смотришь на вещи оптимистичнее, более открыто. Действительно становишься другим человеком.
В додзё я встретился с серьезными и порядочными людьми. В них было много искренности. Это касается и Учителей, и инструкторов. Душевные, привлекательные… Хотя что касается отношения к внешнему миру, они могли бы… как бы это выразиться… действовать и получше. Это как со студентом-выпускником. В первый раз в жизни он пошел на работу, мандраж, конечно, страшный. Но по-другому быть не может, ведь у него жизненного опыта – ноль. «Аум» производил впечатление угловатого, не знающего жизни студента.
Я собрался увольняться из школы, чтобы стать послушником. Пришел к директору и предупредил, что готов работать до марта и потом хотел бы уйти. Посоветовался со «старшим братом» в «Аум», и он сказал: «Не стоит торопиться. Может, лучше поработать еще год, выполнить все обязательства и после уже прийти к нам». Это было тяжело, но я не мог ослушаться и согласился потерпеть один год.
Между тем мои тренировки принесли результат – я вышел в астрал где-то на подсознательном уровне; ткань реальности расплылась, сделалась зыбко-прозрачной. По сути, такое состояние подразумевает, что человек оторвался от окружающего мира. Произойди этот переход в подсознание во время каникул – проблем бы не было, но случилось все накануне. Где-то во второй половине июня. Прямо как нарочно. И вдобавок ко всему во время урока. Я показывал какой-то опыт и вдруг перестал понимать, что творю. Положил я реактивы или еще нет? Будто выскользнул из реальности. Память заволокло туманом: разобрать, наяву это со мной или во сне, было невозможно.
Сознание ушло за горизонт, на ту сторону. Оно должно было вернуться, но не возвращалось. В буддистских текстах говорится о таком состоянии – когда в процессе занятий вы проходите определенный этап, возникает что-то вроде эффекта раздвоения. Я как раз достиг этой стадии, и внутри у меня разом рухнули подпорки, на которых все держалось. К счастью, я осознавал, где нахожусь и что со мной, в противном случае могло дойти до шизофрении. Во мне нарастал страх. Надо было разом избавиться от этого раздвоения личности, но на психиатра в моем случае рассчитывать не приходилось. Суть дела заключалось в моих занятиях. А раз так, не оставалось ничего другого, как стать послушником. Если уж мне в самом себе не на что опереться, надо вверить себя братству. И потом, я все равно собирался рано или поздно отречься от мирской жизни.
Я снова пошел к директору и сказал, что все-таки решил расстаться со школой. Учитель уходит посреди учебного года. Представляете, что это такое? Тем не менее директор отнесся ко мне с пониманием и предложил взять отпуск по болезни до конца летних каникул. Однако это ничего не меняло – все равно, уйдя в «Аум», я уже не смог бы работать. Поэтому я резко оборвал эту связь, даже ни с кем не попрощался. И, конечно, подставил школу. Все наверняка ругали меня «безответственным типом», но мне было все равно.
Я стал послушником седьмого июля. Перед этим связался с родителями, и они тут же приехали. Я числился в отпуске по болезни до конца июня. Знали бы вы, как они на меня ополчились! Я пустил в ход все свое красноречие, но убедить их так и не сумел. Слова на них не действовали. Они знали, что я интересуюсь буддизмом, и ничего не имели против моего увлечения. Но «Аум Синрикё», по их мнению, не буддизм. Я им доказывал, что так только кажется, а на самом деле «Аум» и есть самый настоящий буддизм. Впрочем, если со стороны посмотреть, то ничего другого от родителей ожидать было нельзя.
Они требовали, чтобы я немедленно возвращался домой, на Хоккайдо. «Или едешь с нами, или отправляйся к "ним". Решай немедленно. Прямо сейчас». Хорошо быть молодым: сделал что-то не так – еще можно исправить. А когда тебе за тридцать, даже если захочешь переделать, отступать уже некуда. Это меня страшно угнетало. Вернуться на Хоккайдо значило вернуться к прежней жизни. Только и всего. Это ничего бы не решило. Я считал, что единственный выход в моем положении (опасном для психики) – идти до конца своей дорогой. Так я сделался послушником, хотя это решение далось мне с большими муками.
В школе у меня был один хороший приятель-коллега. Почти каждый день он приходил ко мне, приносил пиво и начинал: «Ну не можешь ты взять и уйти к ним!» Уговаривал чуть не со слезами. Но ведь я собирался сделать именно то, о чем думал с самого детства. «Извини, я уже все решил». Вот и все, что я мог ему сказать.
Вступив в братство, я тут же уехал в Асо47, в местечко Наминомура. На стройку. Там как раз заканчивали крышу на объекте «Аум». Работа была тяжелая, но интересная, совсем другая, если сравнить с тем, чем я до этого занимался. Совершенно новое ощущение, как будто включился другой участок мозга. Потом была какая-то работа у Фудзи48, после чего меня перевели в Камикуисики в бригаду бетонщиков на строительстве Сатиама № 249.
