Борис Миронов - Черная мантия. Анатомия российского суда
Именно на основании этих показаний и только этих показаний! следствие вписывает в обвинительное заключение (стр. 131): «Свидетель Иванов С. Л. фактически наблюдал момент, когда несколько членов организованной преступной группы покидали место взрыва».
Попробуем с этими показаниями разобраться, понять, насколько они убедительны, насколько они достоверны. Ясно, что С. Л. Иванов — свидетель не рядовой. Он — начальник штаба спецбатальона ДПС и 17 марта 2005 года не просто на службе находился, а был ответственным по батальону, когда на нем все хозяйство большого оперативного, имеющего вооружение, а, значит, войскового подразделения («У Вас большое подразделение?» — спросил его на суде Р. П. Яшин. «Да», — ответил майор) (т. 46. л.д. 97 — 103). «Примерно в 9.23 или 9.24» дежурный докладывает ему, ответственному по батальону что получил сообщение о взрыве и стрельбе в районе 39 км Минского шоссе. С. Л. Иванов тут же мчится к месту происшествия («Я сразу же на служебной машине выехал на место происшествия»). И сразу к нему масса вопросов. Зачем ответственному по батальону, бросив все, не сообщив никому, даже не выяснив у дежурного по подразделению, от кого получена информация и насколько она достоверная, самому нестись на место происшествия, хорошо зная, что очень часто и очень много поступает недостоверных сигналов?
Из протокола судебного заседания 14 ноября 2006 года:
«На вопросы представителя потерпевшего — адвоката Шугаева А. А. свидетель Иванов С. Л.:
— Кто дал Вам команду выдвигаться на место происшествия?
— Мне команду никто не давал, я сам принимаю решение. Мне сообщил дежурный, а откуда он получил информацию, я не знаю.
На вопрос подсудимого Квачкова В. В. свидетель Иванов С. Л.:
— Вы сказали, что не знаете, от кого получил дежурный информацию?
— Не знаю.
— Как начальник штаба, скажите, от кого такая информация могла поступить?
— Я не знаю. Я привык выполнять свои обязанности четко, быстро и не разбираясь.
— Как и в каком документе зафиксировано сообщение дежурного?
— Не знаю. Не могу сказать.
— Какой документ ведется дежурным?
— Книга учета сообщений и преступлений, ее ввели недавно. В то время у дежурного была просто рабочая тетрадь, в которую он записывал все сообщения.
— Такое сообщение, которое поступило 17 марта 2005 года, было зафиксировано дежурным?
— Не знаю, может быть, записал, а может быть и нет.
— В случае стрельбы на Вашем участке туда прибывает вооруженная группа?
— При выяснении обстоятельств, да. У нас очень много поступает сообщений, которые не подтверждаются.
— Через какое время Вы выехали после получения данной информации?
— Не больше чем через пять минут.
— В какое время получил информацию дежурный?
— Не знаю.
Подсудимый Квачков В. В.:
— Прошу истребовать документацию дежурного, ту рабочую тетрадь, где дежурный фиксировал 17 марта сигнал о событии.
На вопрос председательствующего судьи свидетель Иванов С. Л.:
— У Вас имеется такой журнал, где регистрируется подобная информация?
— Наверное, имеется (это ответ начальника штаба! — Б. М.). Но это журнал неофициальный был тогда. Понимаете, тогда был 2005 год, сейчас уже 2006 год. Срок хранения определенный есть. Но может быть так, что дежурный не записал такую информацию. Я думаю, что есть какие-нибудь записи. Каждый месяц приходят новые документы, раньше было одно, а сейчас другое. Я не знаю, смогу ли я тетрадь найти» (т. 46. л.д. 97 — 103).
Изо всех сил противится С. Л. Иванов представить свидетельства, когда и от кого поступила информация «о взрыве и стрельбе в районе 39 км Минского шоссе», не стесняясь, как начальник штаба, отвечающий за всю документацию батальона, говорить то и дело «не знаю», «мне неизвестно», «может быть, а может нет»… Он скрывает источник информации, если вообще информация была, а не сорвался майор С. Л. Иванов с места в заранее обговоренное время, чтобы увидеть то, что надо увидеть в определенное время и в определенном месте, и помчался один, чтобы не было свидетеля, чтобы не расширять круг лиц, участвующих в постановке спектакля «Покушение на видного государственного и общественного деятеля…».
Ведь получается, что, приняв от своего подчиненного, дежурного по батальону, абсолютно непроверенную информацию, ответственный по батальону начальник штаба батальона даже не поинтересовался, от кого она и когда поступила, а ведь речь идет о взрыве и стрельбе на одном из стратегических московских шоссе, вместо этого несется туда один, даже начальство не поставив в известность, а ведь он в это время на ответственном посту, на нем вся жизнь и деятельность большого специального оперативного подразделения. И не такой уж он отчаянный, привыкший и умеющий брать ответственность на себя. И когда, сейчас мы это увидим, встречает в районе происшествия подозрительную машину, он не звонит тут же на подчиненные ему посты ДПС, не требует от них задержать и проверить машину, а лишь доложив своему командиру об увиденной им машине, испросив у того разрешения проверить машину, только тогда начинает что-то делать, а что не отчаянный он вовсе мужик, этот майор С. Л. Иванов, видно из того, как он сам себя характеризует на допросе предельно откровенно: «… показывает мне, мол, вон оттуда стреляют. Я-то не дурак лезть туда, я за машиной встал» (т. 46. л.д. 97 — 103).
Понятно, что не дело начальника штаба батальона, а тем более ответственного по батальону, самому, бросив пост, проверять сигналы, которые часто не подтверждаются. Ну, а если был уверен, если почувствовал, что все это очень серьезно, тогда, как он сам говорит, он обязан был поднять по тревоге вооруженную группу и уж непременно, обязан был, немедленно передать полученную информацию по команде, а не мчаться туда одному.
Из протокола судебного заседания 14 ноября 2006 года:
«— В случае стрельбы на Вашем участке туда прибывает вооруженная группа?
— При выяснении обстоятельств, да» (т. 46. л.д. 97 — 103).
Но даже если обстоятельства еще не выяснены, и неясно откуда информация, хотя это первый вопрос ответственного по батальону к дежурному, ему ведь, если что серьезное, надо докладывать выше, да и сам дежурный без наводящих вопросов должен тут же и доложить, откуда информация, но уже сама информация о взрыве и стрельбе напрочь исключает ситуацию, чтобы ответственный по батальону, начальник штаба двинулся проверять такую информацию сам и в одиночку. Чушь все это, сказки для следователя, если не самим же следователем прежде и сочиненные, то для следователя и свидетеля сочиненные тем сценаристом, что писал мистификацию «Покушение на государственного и общественного деятеля…», и сочинена была эта сцена для «свидетеля Иванова С. Л.» только для одного того, чтобы по дороге «свидетель Иванов С. Л.» увидел то, что надо ему увидеть. А увидел он, как мы знаем из его первого допроса 17 марта 2005 года «машину СААБ темного цвета (выделено мною — Б.М.), стоявшую на краю проезжей части по направлению движения в сторону Московской области. Я успел заметить фрагмент регистрационного номера данной автомашины: «226» (т. 2, л.д. 29–32). На следующем допросе, семнадцать дней спустя, 3 апреля 2005 года свидетель Иванов С. Л. прозреет вдруг: «я увидел автомобиль СААБ темно-зеленого цвета, в номере которого я заметил цифры «226» или «262» (т. 2, л.д. 202–204).
Может, конечно, и такое быть, полмесяца человек думал, вспоминал, к тому же он гаишник, и у него профессиональная память на конкретные цвета машин, — вот и вспомнил, наконец, что машина СААБ не просто темного цвета, как говорил он прежде, а именно темно-зеленого. Но если кто и может так конкретно вспомнить по прошествии времени, то только не «свидетель Иванов С. Л.», потому что нет у него привычки отмечать конкретные цвета. Вот как он привык описывать машины: «Я увидел стоящие на обочине полосы движения в сторону Минского шоссе автомобиль ВАЗ-2109 светлого цвета (выделено мною — Б.М.), рядом с ней стояла какая-то другая машина отечественного производства, но что это была за машина я не понял. Приблизительно в 200 м от увиденных машин я увидел автомобиль Мицубиси темного цвета…» (т. 2, л.д. 202–204). Это он о Мицубиси, которая, как мы хорошо уже знаем, черного цвета, тем не менее он говорит о ней, как о машине темного цвета, пользуясь привычно лишь двумя категориями цветов — темная и светлая, и 17 марта 2005 года он привычно сказал «темная», да только следствию нужен был непременно «темно-зеленый» цвет, вот «свидетель Иванов С. Л.» несвойственно для себя и вспомнил…
Еще одно обстоятельство не позволяло «свидетелю Иванову С. Л.», проезжая 17 марта 2005 года на скорости, как он говорит, 100–120 км/час, и видя, опять же как он сам выражается, на противоходе, сорвавшуюся с места машину разглядеть ее темно-зеленый, именно темно-зеленый, а не какой-нибудь там темно-синий или темно-коричневый цвет, — в тот день было очень грязно.
