Н. Черушев - Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг.
Хватка у Зиновия прямо бульдожья: была бы зацепка, а остальное он раскрутит на полную катушку. Его начальник Леплевский знал об этом — ведь не зря же он перетащил Ушакова в Москву сразу после своего назначения. Такой зацепкой, своеобразной костью в пасть бульдога— следователя Ушакова послужили показания комбрига запаса М.Е. Медведева, до 1934 года возглавлявшего Управление ПВО РККА. По этому поводу Ушаков пишет:
«15.5 (то есть 15 мая 1937 года. — Н.Ч.) Леплевский сказал, что получаю на допрос Фельдмана — известного участника процесса «8» военных заговорщиков. Так как на Фельдмана было лишь одно косвенное показание некоего Медведева, я даже выразил удивление, почему мне не дали более важную фигуру с конкретной ролью...»
Прервем на время рассказ Ушакова, чтобы еще раз подивиться его наглости и самомнению. Он, видите ли, недоволен тем, что ему поручили допрашивать комкора Бориса Фельдмана — бывшего начальника Управления по начальствующему составу РККА, только месяц и успевшего побыть в должности заместителя командующего войсками Московского военного округа. Ушаков, опытный чекист, не мог не знать, что главный кадровик Красной Армии — фигура в среде военных далеко не последняя. Скорее наоборот — Фельдман по роду своей деятельности (он возглавлял это Управление с
1934 года) имел столько информации про высший командно-начальствующий состав РККА и руководство наркомата обороны, как никто другой. И недооценивать такую ключевую фигуру, как Фельдман, равносильно было служебному проступку. Думается, что и Ушаков понимал это, но вместе с тем, набивая себе цену, утверждал, что хотел бы получить другого подследственного. Добавим еще одну деталь — в Наркомате обороны, а значит и чекистам, было известно о личной дружбе Фельдмана с маршалом Тухачевским. Заметим также, что арестовали Фельдмана 15 мая 1937 года, т.е. Ушаков получил его для допроса в день ареста, еще «свеженьким».
«В первый день допроса Фельдман написал заявление об участии своем в военно-фашистской организации, в которую его завербовал Примаков».
И снова делаем паузу в цитировании документа для того, чтобы отметить одну важную деталь — первоначально в качестве вербовщика Фельдмана выступает комкор Виталий Примаков, уже девять месяцев находившийся в застенках НКВД, в руках Леплевского, Ушакова и их коллег по 5-му отделу ГУТБ. Спустя некоторое время имя вербовщика пришлось изменить — Ежов и Леплевский требовали выхода на «больших» людей в РККА, и им становится не кто иной, как маршал Тухачевский. Но пока Тухачевский на свободе, хотя и здорово понижен в должности (командующий войсками второразрядного ПриВО). Но все равно он на свободе, а Примаков вот он, у нас в руках и никуда ему не деться. Пока в качестве вербовщика пройдет и Примаков, а там... посмотрим. Дойдет очередь и до Тухачевского, все в наших силах — так или примерно так рассуждал Зиновий Ушаков с подачи своего патрона Леплевского. К тому же других военных с воинским званием выше «комкора» среди вновь арестованных не было. Хотя неправда, был один командарм 2-го ранга — А.И. Корк, начальник Военной академии имени М.В. Фрунзе, арестованный несколькими днями раньше Фельдмана, но им тогда занимались более высокие начальники — Ежов и Леплевский. В лапах НКВД был и еще один военный с четырьмя ромбами, арестованный в начале мая, — армейский комиссар 2-го ранга Г.И. Векличев, член Военного совета Северо-Кавказского военного округа, но он в это время находился в Ростовской тюрьме, а в Москве Ушаков вынужден был довольствоваться только Фельдманом.
«Изучив личное дело Фельдмана и его связи, пришел к выводу, что Фельдман связан... дружбой с Тухачевским, Якиром и рядом других крупных командиров и имеет семью в Америке, с которой поддерживает связь. Я понял, что Фельдман связан по заговору с Тухачевским...»
Ушаков теперь уже не сетует по поводу того, что ему дали такую мелкую сошку, как Фельдман. Он чекистским чутьем понял всю перспективность своей затеи — через Фельдмана выйти на верхушку Красной Армии, а именно на маршала Тухачевского и его единомышленников (Якира, Уборевича и других). В своих показаниях Ушаков подробно рассказывает о формировании у него такого плана, о докладе об этом начальнику Особого отдела, о сомнениях Леплевского... Действительно, на кого руку подняли?!
«Я ответил, что не боюсь ошибок, но думаю еще получить сегодня от Фельдмана подтверждение моих выводов... К вечеру 19 мая было написано Фельдманом на мое имя известное показание о военном заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и др., на основании которого состоялось 21 или 22 мая решение ЦК ВКП(б) об аресте Тухачевского и ряда других. К слову говоря, Тухачевского начал допрашивать я 25, а 26.5. он признался. После этого ялолучил 30.5. Якира»32.
Прочитав эти строки, написанные рукой Ушакова, начинаешь понимать, почему Зиновий Маркович требовал к себе особого отношения, откуда берутся истоки его непомерного самомнения. Как же иначе — ведь он, Ушаков, первым в отделе вышел (через Фельдмана) на Тухачевского, ведь именно он, Зиновий Ушаков, был тем следователем 5-го отдела, первым допросившим маршала, и что именно ему, Ушакову, Тухачевский признался в своем участии в военном заговоре. Теперь неудивительно, почему никому другому, а только ему передали «в обработку» командарма Иону Якира, арестованного в поезде на пути из Киева в Москву через два дня после первого признания Тухачевского. Не сразу, но из Якира Ушаков тоже выбил нужные ему показания. Видимо, не стоит описывать, как это происходило на практике — о методах работы Леплевского и его подчиненных достаточно пространно говорилось выше.
К сказанному добавим одно наше предположение. Оно сводится к следующему посылу— впервые мысль о выходе на Тухачевского у Ушакова, честолюбивого помощника начальника Особого отдела ГУГБ, появилась, видимо, во время ознакомления с материалами открытого судебного процесса над участниками «антисоветского троцкистского центра» в январе 1937 года, где имя маршала не раз упоминалось в качестве лица, на которое рассчитывала оппозиция. Но, повторяем, это лишь наше предположение, не лишенное, впрочем, оснований на существование.
Еще раньше, до Фельдмана, материал на Тухачевского Ушаков пытался получить от другого комкора — Бориса Горбачева, командующего войсками Уральского военного округа. Арестованного 2 мая 1937 года в Свердловске и доставленного вскоре в Москву Горбачева Ушаков-Ушамирский «ломал» почти месяц, принуждая подписать заранее подготовленный протокол допроса. В нем Борис Сергеевич значился активным участником антисоветского заговора, связанным по этой линии с Тухачевским, Путной и Примаковым. Целью же данного заговора, как записано в этом протоколе, являлась организация вооруженного восстания, захват Кремля, насильственное свержение руководства партии и государства. В конце концов Горбачев не выдержал и в последний день мая 1937 года подписал протокол, на что Ушаков в кругу сослуживцев отреагировал следующим афоризмом: «Беспредельно упорствующих людей не бывает».
Как о своей крупной победе, Ушаков упоминает о заявлении, написанном Фельдманом на его имя 19 мая 1937 года. О чем там говорится, что хочет поведать следователю вчерашний вершитель судеб многих командиров и политработников РККА? Приводим содержание этого документа, значение которого чрезвычайно велико для дальнейшего хода следствия по делу Тухачевского — это была первая крепость, сдавшаяся на милость победителя, рухнувшая под напором Ушакова:
«Я хочу через Вас или т. Леплевского передать Наркому т. Ежову, что я готов, если нужно для Красной Армии, выступить перед кем угодно и где угодно и рассказать все, что я знаю о военном заговоре... Вы не ошиблись, определив на первом же допросе, что Фельдман не закоренелый, неисправимый враг, а человек, над коим стоит поработать, потрудиться, чтобы он раскаялся и помог следствию ударить по заговору»33.
И Фельдман ударил по заговору — в его показаниях содержится оговор 125 лиц из числа высшего и старшего комначсостава РККА. Своим заявлением Борис Миронович лишний раз подтверждает факт активной «работы» с ним следователя Ушакова. Широким многообразием методов такая «работа» не отличалась, однако требуемых результатов давала почти без сбоев. Особенно когда ею руководил сам Николай Иванович Ежов, секретарь ЦК партии. О ее результативности узнаем из показаний З.М. Ушакова:
«Со дня прихода Николая Ивановича я работал не покладая рук на пользу партии и советской власти и добился значительных результатов. Разоблачил таких заговорщиков, как Чубарь, Постышев, Косиор, Эйхе, Мирзоян, Гилинский и др. Одно ознакомление с томами каждого из этих дел покажет, сколько сотен и тысяч заговорщиков я вскрыл. А сколько шпионов разоблачил. Во всем Наркомате знали, в том числе и руководство, что вряд ли еще кто-нибудь из следователей обрабатывает так тщательно своих арестованных, как я выкачивал из них все факты»34.
