Арсен Мартиросян - Трагедия 1941 года
По Южному фарватеру — он проходил между берегом и южной кромкой немецкого минного заграждения «Юминда». До середины августа по этому фарватеру прошли 220 транспортов, и только один из них подорвался на мине. Однако 12 августа 1941 г. под предлогом опасений, что-де в районе поселка Кунда могут быть расположены артиллерийские батареи противника, не спрашивая мнения морского командования, директивой Военного совета Северо-Западного направления Ворошилов закрыл этот район для плавания.
Оставался только один вариант — по Центральному фарватеру. И вот тут-то запредельную роль сыграло именно же преступное отношение командования флота к постоянному ведению разведки. Потому что здесь было выставлено немецкое минное заграждение «Юминда» (по названию мыса Юминда), которое постоянно усиливалось. Это заграждение советские корабли ни разу не протраливали и не разведывали, границы его не были известны, а о количестве мин, как впоследствии накатали в мемуарах «доблестные» адмиралы, «нам никто не мог сообщить». В результате только за период с 11 по 27 августа из прошедших по этому фарватеру 9 конвоев из 40 кораблей и судов, 14 погибли или получили серьезные повреждения от мин и действий авиации противника.
Уже после войны выяснилось, что выбранный командованием флота маршрут эвакуации означал «в лоб» форсировать минное заграждение, состоявшее из 30 линий мин и минных защитников! (Примерно то же самое, что и немедленный встречно-лобовой контрблицкриг сухопутных войск!) Плотность мин составляла 150 мин и 105 минных защитников на 1 милю по фронту, на каждый кабельтов (185 м) тральной полосы приходилось не менее 15–16 мин! Что бы впоследствии ни писали адмиралы, но не знать такого масштаба постановки минных заграждений можно было только в одном случае — в случае абсолютного неведения разведки! И разве это не преступление?! Как флот может действовать без разведки?! Как можно было не засечь столь широкомасштабных работ гитлеровского флота по установке минных заграждений?! Уму непостижимо!..
Короче говоря, для более или менее безопасного прохождения по такому маршруту, да и то в дневное время, необходимо было привлечь не менее 100 тральщиков. Привлечено же было 10 базовых, 18 мобилизованных и 26 катерных, из которых только два могли быть использованы по прямому назначению. То есть реально-то были задействованы всего 30 тральщиков, более чем в три раза меньше, нежели того требовала обстановка.
27 августа началась полномасштабная подготовка к эвакуации из Таллина, в том числе и сухопутных войск, партийно-правительственного аппарата Эстонской ССР, а 28 августа примерно в 16.00 движение начал отряд главных сил, за ним, чуть позже, отряд прикрытия и арьергард. Буквально через три часа после выхода из порта корабли и суда вытянулись в 15-мильную линию (28 километров), общей численностью 153 боевых корабля и катера и 75 судов. Прекрасная мишень для авиации!
В результате «героического прорыва» по никогда не разведывавшему фарватеру было потеряно 68 единиц, из них 22 боевых корабля и вспомогательных судна, в том числе 5 эсминцев, 3 сторожевика, 3 тральщика, 2 подводных лодки, а также 46 транспортов. Ещё 38 судов были оставлены или затоплены в Таллине. То есть потери только на этом этапе составили 46,5 %. Не скрывавший в послевоенное, особенно в постсталинское время своей злобы на Сталина нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов набрехал Верховному, что всего-то погибло 8 боевых кораблей, 12 транспортов и 8 вспомогательных судов. А в отношении сухопутных сил — что-де ни одной пушки, ни одного соединения противнику не оставлено, все вывезены или уничтожены.
В отношении флотских потерь выше уже было сказано. В отношении иных — полюбопытствуйте, насколько нагло врал адмирал флота СССР: гитлеровцы захватили в Таллине 11 432 красноармейца, 293 исправных орудия, из них 144 зенитных, 97 полевых, 57 противотанковых, 304 пулемёта, 91 бронеавтомобиль, 2 бронепоезда, 4000 якорных мин, 3500 торпед, более 1000 авиабомб. Да что там железяки! Общее число жертв этого «героического прорыва» составило, по разным оценкам, от 30 до 40 тысяч человек (включая гражданских лиц и попавших в плен).
Сталин был вне себя от гнева, узнав о таком «героизме» адмиралов, и лишь крайняя необходимость обеспечивать оборону Ленинграда вынудила его отказаться от мысли репрессировать этих «ероев».
Ну и жаль. Потому что далее они продолжили «героически срывать планы противника» столь эффективно, что к концу 1941 г. Краснознаменный Балтийский флот практически перестал существовать. Потому как лишился 1 лидера, 16 эсминцев, 28 подводных лодок, 47 тральщиков, из коих четыре дали деру в Швецию, 5 сторожевых кораблей, 5 гидрографических судов, 5 заградителей, 4 канонерских лодки, 23 торпедных катеров, 25 катеров-охотников. Гражданский флот потерял 131 судно, из них 57 было захвачено врагом в иностранных и советских портах, 37 потоплено авиацией, 21 затонуло в результате подрыва на минах, 16 погибли по иным причинам.
Такова неприглядная правда о «героическом прорыве» из Таллина в Кронштадт.
* * *P. S.
В 1930 году органы госбезопасности разоблачили подпольную вредительскую организацию в Морских силах РККА (так тогда назывался ВМФ). В одном из предъявленных её участникам пунктов обвинение значилось «проведение линии на отрыв морских сил от сухопутной армии». А это, между прочим, один из рычагов в организации военного поражения на смешанном театре военных действий. То есть там, где сухопутные войска априори должны тесно взаимодействовать с военно-морским флотом, поддерживая друг друга. Почему-то считается, что разоблачение 1930 г. — фальсификация ОГПУ, хотя если быть исторически точным, военная контрразведка в то время находилась (вплоть до 17 сентября 1931 г.) в прямом ведении высшего военного органа СССР — Реввоенсовета. То есть разоблачение произошло с прямого ведения (а возможно и подачи) самого высшего военного руководства.
Так вот, в 1941–1942 гг. на Черноморском и Балтийском флотах происходило примерно то же самое. Флот — сам по себе, сухопутные войска — сами по себе. Результат хорошо известен… И в таком случае спрашивается, а не эхо ли истории 1930 г. аукнулось в начале войны?..
Миф № 42. Как Верховный Главнокомандующий Сталин планировал сдать Москву гитлеровцам и удрать из столицы в октябре 1941 года
Один из наиболее гнусных и коварных антисталинских мифов. В отличие от иных мифов запускался в оборот исподволь, без прямых обвинений Сталина. Начало мифу положил Хрущев. Очень часто эксплуатировался лично Жуковым, но только в форме либо очень прозрачных намеков на якобы «сермяжную правду истории», либо в приватных беседах. Часто используется и в наше время. В реальности же все обстояло иначе.
Сдать Москву предлагал непосредственно Жуков! Главный маршал авиации А. Е. Голованов в беседе с писателем Ф. Чуевым (01.02.1975) говорил: «Жуков написал, что 6 октября 1941 г. Сталин у него спрашивал, отстоим ли Москву, и Жуков твердо ответил: „Отстоим!“ А ведь было так, что он прислал генерала Соколовского к Василевскому (Александр Михайлович это должен помнить), чтобы тот в Генштабе принял узел связи для Западного фронта. Василевский с недоумением позвонил об этом Сталину, и тот дал нагоняй Жукову. Жуков предлагал сдать Москву, и так оно и было бы, если бы не Сталин.
— Но это надо подтвердить документально, — сказал я (то есть Ф. Чуев, отрывок из книги которого „Солдаты империи“ сейчас цитируется. — A.M.).
— Как подтвердишь? — ответил Голованов. — Большинство документов, показывающих истинную роль Сталина в войне, сожгли при Хрущеве. Так были уничтожены три тома моей переписки со Сталиным. Умрет Василевский, умрет Голованов, умрёт Штеменко, и никто не узнает истинную правду. А ведь этот факт нисколько не принижает роли Жукова, а показывает, сколько было сомнений, и какими усилиями советского народа была достигнута победа под Москвой. Но и сравнивать в этом деле Жукова с Кутузовым тоже нельзя, ибо сдача Москвы в 1941 г. значила для нас куда больше, чем в 1812-м, когда она не была столицей. Жуков мог не знать того, что знал Сталин и что стало всем нам известно значительно позже: с падением Москвы против нас на Востоке выступала Япония, и воевать в то время сразу на два фронта?!».
Рассказ Голованова подтверждается выступлением перед читателями генерала армии С. М. Штеменко. Вот отрывок из стенограммы: «Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдёт к Белорусскому вокзалу, то он займет его место».
