KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Публицистика » Д Урнов - Сам Вальтер Скотт, или Волшебный вымысел

Д Урнов - Сам Вальтер Скотт, или Волшебный вымысел

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Д Урнов, "Сам Вальтер Скотт, или Волшебный вымысел" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Действительно, увлекательное чтение даже столь искушенных ценителей превращает в простодушно-доверчивых людей: для них буквально материализуются, выступают, словно живые, персонажи и целые сцены, они обсуждают ход повествования, будто течение самой жизни. Они же, конечно, анализируют свои впечатления, и Гёте, объясняя столь жизненный эффект от воздействия на него прочитанного, говорил: "Высокое искусство проникает все целое, отдельные персонажи поражают жизненной правдой, все до мельчайших подробностей разработано автором с такой любовью, что нет здесь ни одной лишней черточки"21. Но было бы странно, если бы столь строгий и профессиональный судья только восхищался книгами Вальтера Скотта. Нет, Гёте тут же отмечает просчеты - самоповторение от романа к роману, небрежность, растянутость, а иногда, по его мнению, недостатки оказываются продолжением достоинств, та же описательная детализация, например, становится излишней. Но неизменно Гёте признает и подчеркивает, что это - "новое искусство".

С Байроном у Вальтера Скотта добрые отношения установились не сразу. Сначала назревала между ними ссора, и зачинщиком являлся Байрон. Он только начинал своп творческий путь, ему за первый стихотворный сборник досталось в "Эдинбургском обозрении", и тогда с его стороны последовал ответный удар стихотворная сатира, в которой Байрон разделался буквально со всеми мало-мальски заметными литературными современниками. В их числе и с Вальтером Скоттом, которого он обвинял ни много ни мало в продажности. Байрон назвал Скотта "наемным писакой". "За что?!" - таков, примерно, был отклик жертвы, конечно, невинной. "Пусть благодарит судьбу, - писал Скотт о Байроне другому поэту, - что он от рождения не должен зарабатывать ценой своего таланта или успеха". Потом они объяснились. Это устроил их общий издатель Мюррей. Он же оставил воспоминание о встрече двух знаменитостей, двух литературных "львов", которые встретились в той же самой комнате, у того же самого камина, где годы спустя сгорят мемуары Байрона. Зрелище, вспоминал Мюррей памятную встречу, было редкостное: оба знамениты, оба имеют основание гордиться фамильной причастностью к истории, и оба хромые. Спускаясь с лестницы, они предупредительно помогали друг другу. С тех пор между ними не только не было ссор, но не существовало вовсе ничего, кроме самого дружеского расположения. Лишь однажды Вальтер Скотт оказался, нет, не обижен, а только смущен и озадачен, когда Байрон посвятил ему свою поэтическую трагедию "Каин". Это была честь, но честь скандальная, поскольку скандальным был самый прием этой трагедии, которая была воспринята как проповедь безнравственности. Вальтер Скотт не был ханжой, но позиция Байрона, насколько она проявилась в этой трагедии о братоубийстве, представлялась ему рискованной. Вообще Вальтер Скотт восхищался Байроном, в то же время наблюдая за ним, как за некоей таинственно-удивительной, самосокрушительной натурой. Во всяком случае, когда Байрон подвергался нападкам, Скотт никогда к ним не присоединялся, а после безвременной кончины поэта написал о нем сочувственную статью. "Лорд Байрон, писал Скотт, - не ведал унизительного проклятия, тяготеющего над литературным миром. Мы имеем в виду ревность и зависть. Но его удивительный гений был от природы склонен презирать всякое ограничение, даже там, где оно необходимо". А в дневнике он записал: "Что мне особенно нравилось в Байроне, помимо его безграничного гения, так это щедрость духа, а также кошелька, и глубокое отвращение ко всякой аффектации в литературе - от менторского тона до жеманства..."22.

Байрон, со своей стороны, незадолго до смерти писал, поправляя не кого иного, как Стендаля, отозвавшегося невысоко не только о литературных достоинствах, но и о личных качествах Скотта: "Я знаю Вальтера Скотта давно и хорошо и, в частности, видел его при обстоятельствах, требующих истинного характера, поэтому должен заверить вас, что характер его заслуживает восхищения, что изо всех людей Скотт - наиболее открытая, наиболее благородная и наиболее благожелательная натура".

Надо отметить, что Вальтер Скотт занимает едва ли не уникальное место среди писателей как объект биографических исследований. Под пристальным взглядом новейших биографов всякие "хрестоматийные лики" рассыпаются и распадаются, изменяясь подчас до неузнаваемости. Вальтер Скотт остается все тем же, каким видели его современники, человеком цельной и добротной натуры. Идут годы, и уже не годы - века, между тем на страницах новых биографических книг о нем виден все тот же энергичный, деятельный здоровяк (даром, что с увечной ногой), от шуточек которого помирал со смеху весь добровольный полк легкой кавалерии, где Скотт одно время служил, и от бесед с которым приходили в восторг самые утонченные собеседники.

Среди собеседников прославленного "шотландского барда" были и наши соотечественники. С некоторыми из них у Скотта установились отношения дружеские и доверительные. Сведения об этих знакомствах были собраны академиком М.П. Алексеевым23, и это своего рода хроника, в которой блистают наши известнейшие имена той поры - генерал Ермолов, художник Брюллов и даже император Николай I, который, впрочем, был тогда еще только великим князем... Но, конечно, в первую очередь по степени интенсивности и близости знакомства надо назвать три имени - Денис Давыдов, его племянник Владимир Орлов-Давыдов и атаман Платов.

"Получил письмо от знаменитого Дениса Давыдова, "черного капитана", который так отличился во время (наполеоновского - Д.У.) отступления из Москвы. Если мне удастся выудить у него несколько историй, это будет большой удачей", - писал Скотт в дневнике во время работы над жизнеописанием Наполеона.

Не нужно думать, будто Вальтер Скотт всегда нам сочувствовал. Он был истый британец, а это означает, что в политике он неукоснительно следовал правилу исключительного своекорыстия: "Права она или нет, но это моя страна". В этом они решительно расходились с Байроном. Интересы страны вне зависимости от их направленности или оправданности составляли для Вальтера Скотта непреложную истину. Поэтому, если интересы наших стран совпадали, как это было в пору войны с Наполеоном, Вальтер Скотт радовался нашим успехам. Если же не совпадали (а это касалось всего Востока), то Вальтер Скотт радовался только нашим неудачам, в том числе неудачам того же "черного капитана".

Как установил академик М.П. Алексеев, прозвище "черный капитан" значилось под портретом Дениса Давыдова, который он послал Вальтеру Скотту, а тот хранил его у себя вместе с кавказским кинжалом и показывал гостям. Однако встречи между ними не произошло...

Зато Вальтер Скотт виделся с двумя другими героями войны 1812 года Ермоловым и Платовым. Матвей Иванович Платов, судя по всему, произвел на знаменитого шотландца особенно сильное, просто неизгладимое впечатление. Надо отметить, что легендарным казачьим атаманом была поражена вся Англия. За ним, когда он прибыл в Лондон, ходили толпы. Дамы старались вырвать по волоску из хвоста его коня. Оксфорд присудил ему почетный университетский диплом, Лондон подарил саблю в золотой оправе. Когда же Платов прибыл на скачки, имеющие у англичан значение национального символа, то поднялась буря восторгов. Говорят, когда Платова везли в фаэтоне на ипподром, то за кучеров у него сидели лорды24. Так что не один Вальтер Скотт интересовался чудо атаманом. Когда же их представили друг другу, то оказалось, что их дальнейшее сближение затруднено из-за взаимного незнания языков друг друга. Скотт ни слова не знал по-русски, Платов - по-английски. Но это препятствие оказалось преодолено сразу установившейся взаимной симпатией. Высшим ее выражением явилась сцена, имевшая место уже не в Англии, а во Франции, и запечатленная очевидцем: "Когда сэр Вальтер был в Париже, он, однажды прогуливаясь по бульвару, услыхал конский топот и, обернувшись, увидел атамана, скачущего во всю прыть, с длинным копьем в руке, сопровождаемого шестью или семью казаками дикого вида. Как только они поравнялись, тот так круто осадил свою лошадь, что она поднялась на дыбы, а он соскочил с нее, бросив поводья одному из сопровождавших, кинулся к сэру Вальтеру, обнял его, расцеловал в обе щеки и, вскочив на лошадь, ускакал, как вихрь". Удивительно ли, что и много лет спустя после этого Вальтер Скотт вспоминал (для сравнения) изрезанное сеткой тонких морщин лицо "атамана Платофф".

Владимир Петрович Орлов-Давыдов, потомок одного из "екатерининских орлов" и двоюродный племянник Дениса Давыдова, был дольше и лучше других знаком с Вальтером Скоттом. Он был представлен Вальтеру Скотту в юношеском возрасте, шестнадцати лет, и сохранял с ним отношения в последующие годы. Он бывал у него в Аббатсфорде, не раз находился в числе избранных гостей хозяина дома, помогал ему в сборе материалов о нашей стране, от него Вальтер Скотт получил сведения и о походе Наполеона, и о "Слове о полку Игореве", которое В.П. Давыдов перевел специально для того, чтобы с ним мог познакомиться чародей воскреситель прошлого. Денис Давыдов собирался сообщить Пушкину об этих близких отношениях своего племянника с Вальтером Скоттом - сохранился черновик его письма. Среди реликвий, привезенных В.П. Орловым-Давыдовым из Англии, была и рукопись Скотта, попавшая к нему, правда, не из рук автора, а через аукцион. Это рукопись романа "Талисман", она у нас сохранилась, и по ней мы можем видеть, как работал неутомимый Вальтер Скотт, как его перо покрывало словами страницы, а затем в печати те же слова производили на читателей впечатления волшебства и чуда.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*