Антон Керсновский - История Русской армии. Часть 4. 1915–1917 гг.
Штаб Юго-Западного фронта совершенно не отдавал себе отчета в размерах и значении луцкой победы. Ставка смотрела не на Брусилова, а на Эверта. И связанный ее директивами генерал Брусилов смотрел не на Луцк, а на Ковель – не на Деникина, а на Гилленшмидта.
Командовавший же 8-й армией генерал Каледин не чувствовал пульса боя. Он придерживал рвавшиеся вперед, чуявшие скорую и полную победу войска, подравнивал их, не смел преследовать, все время оглядывался на штаб фронта и неумело израсходовал резервы.
Корпусные командиры не были на высоте своих войск. Старик Кашталинский[49] в XI, корпусе сказал себе ныне отпущаеши. Он получил победу, большего не желал и, видно, страшился дальнейших успехов и ответственных решений, так и оставшись, несмотря на луцкую победу, побежденным при Тюренчене. В VIII корпусе сказывалось отсутствие энергичного и талантливого Б. М. Драгомирова. Его заместитель генерал Булатов[50] получил на несколько дней совершенно незнакомые ему войска, сам будучи уже назначен командиром I армейского корпуса на Западном фронте, и при таких условиях не мог сделать много. Командир же корпуса XXXII генерал Федоров разменялся на мелочи, терял время, шел ощупью и упустил возможность ударить в открытый левый фланг 1-й австро-венгерской армии…
26 мая генерал Брусилов предписал Каледину придержать победоносные центральные корпуса 8-й армии – ХЬ и VIII – и подравнять по ним отставшие фланги. Штаб Юго-Западного фронта отказывался от использования Луцкого прорыва: это использование не входило в его расчеты. Внимание генерала Брусилова было поглощено ковельским направлением, как того требовал план Ставки, наметивший почему-то главный удар на Западном фронте.
Свечин[51] полагает – и, по-видимому, с большой долей вероятности, – что Брусилов заранее страшился возможности неприятельского удара от Ковеля во фланг атаковавшей от Луцка 8-й армии, помня, как уже однажды – в сентябре 1915 года – подобное наступление группы Герока сорвало первую Луцкую операцию. Брусилов не желал поэтому зарываться за меридиан Луцка – на Владимир Волынский и дальше на Раву Русскую, не разделавшись предварительно с Ковелем. Это предположение вполне приемлемо, особенно если не упускать из вида, что Юго-Западному фронту надлежало только содействовать Западному.
В боях 26-го и 27 мая правофланговые корпуса 8-й армии имели тактические успехи в ковельском направлении. В ХЬУ! корпусе они были невелики, зато XXX корпус форсировал Стырь, а XXXIX взял Рожище. Центральные – ХЬ и VIII – были придержаны после своей блестящей победы.
На левом крыле войска ХЬУ и XXXII армейских корпусов прорвали фронт I австро-венгерской армии в дубненском направлении. Дружным ударом 2-й Финляндской и 101-й пехотной дивизий был истреблен 18-й австро-венгерский корпус и 28 мая взят Дубно. При взятии Дубна особенно отличился 401-й пехотный Корневский полк. Трофеи наши в боях 28 мая составили 110 офицеров и 5000 нижних чинов пленными. Чрезвычайно посредственное руководство генерала Федотова не использовало всех блестящих возможностей стремительного прорыва наших войск и полной разрухи неприятеля. Оба эти левофланговые корпуса были вслед за взятием Дубна переданы в 11-ю армию.
Остается пожалеть, что генерал Брусилов не перенес в эти решительные дни свой командный пост ближе к полю сражения – в штаб 8-й армии либо даже в непосредственный тыл главной ударной группы своего фронта – ХЬ и VIII корпусов. На месте он лучше отдал бы себе отчет в размерах победы и степени разгрома неприятеля. Тогда бы он принял, быть может, то полководческое решение, что дало бы нам выигрыш кампании, а быть может, и войны. Система командных постов, широко принятая в армиях французской и германской, позволяла командующему армией (либо группой армий) быть в личном контакте с исполнителями на местах, сохраняя в то же время постоянную связь с высшей инстанцией – штабом группы (либо Главной Квартирой). Наши уставы и положения этой системы не предусматривали. Подкрепив победоносный ХЬ корпус резервным ХЬУ, переведя сюда быстро V конный и бросив его с 12-й кавалерийской дивизией на Владимир Волынский, он окончательно стер бы с лица земли IV армию врага в вслед за тем вывел бы из строя Австро-Венгрию…
* * *Командовавший 11-й армией генерал Сахаров перешел в наступление уже 22 мая после 8-часовой артиллерийской подготовки – самой кратковременной на всем фронте. 11-я армия развернула 81/2 пехотные и 1 конную дивизии – 15 400 бойцов и 382 орудия – против превосходного в силах неприятеля – 157 000 бойцов и 614 орудий – I, II австро-венгерской армии и левого фланга Южной германской армии, насчитывавших 9 сильных пехотных и 21/2 кавалерийских дивизий.
Удар VI армейского корпуса генерала Гутора пришелся по самому сильному месту неприятельского фронта – левофланговому 9-му корпусу Южной армии, усиленному германцами. В упорных боях 22-го по 27 мая у Воробьевки он понес большие потери и не имел успеха.
На правом фланге 11-й армии нашему XVII корпусу противостояли: правый фланг 18-го австро-венгерского корпуса I армии, группа генерала Козака[52] и 5-й австро-венгерский корпус II армии (этот последний, правда, слабого состава) – 31-й пехотных дивизий против двух наших. В центре нашему VII корпусу противостоял 4-й австро-венгерский корпус. На левом фланге против VI корпуса – усиленный 9-й австро-венгерский корпус, имевший 253 орудия против 120 наших. Нашему XVIII армейскому корпусу противостояла 48-я германская дивизия с почти равной по силе артиллерией (74 орудия против наших 84).
Командир VI корпуса генерал Гутор руководил боями, раненный незадолго до наступления. Корпус потерял половину своего состава – 198 офицеров и 14 711 нижних чинов убитыми и ранеными. Особенно пострадала 16-я пехотная дивизия, где Казанский полк лишился всех своих офицеров на высоте 369. В 4-й пехотной дивизии заслуживает внимания отличная работа наших и бельгийских броневых автомобилей. Трофеи были невелики, составив около 1300 пленных, 3 орудия, 25 минометов и бомбометов и 15 пулеметов. Весь урон свой при Воробьевке австрийцы показали в 54 офицера и 2875 нижних чинов – в пять раз меньше нашего.
Зато на правом фланге армии, в демонстрировавшем XVII корпусе, 3-я пехотная дивизия генерала Шольпа[53] имела блестящий успех у Сопанова, овладев 22-го по 23 мая сильнейшими позициями и прорвав фронт на стыке I и II австро-венгерских армий. 25-го было сокрушено бешеное наступление двух дивизий левого фланга Бем Ермолли, и только бездарность командира XVII корпуса генерала Яковлева, упустившего момент ввести в дело приданную его корпусу Заамурскую конную дивизию, помешала нам овладеть всей неприятельской артиллерией.
Вся I австро-венгерская армия состояла из 18-го армейского корпуса, усиленного 7-й австро-венгерской кавалерийской дивизией и бригадой ландштурма – 61 000 бойцов и 232 орудия, по большей части ввязавшихся в бои с XXXII корпусом. Во II австро-венгерской армии слева направо (от нашего правого фланга к левому) были развернуты: группа генерала Козака, 5-й и 4-й армейские корпуса – 82 000 бойцов и 308 орудий. Удар 3-й пехотной дивизии пришелся по стыку этих двух армий – в правый фланг 18-го австро-венгерского корпуса.
Обращает на себя внимание исключительно красивая наша группировка. 3-я пехотная дивизия занимала фронт в 20 верст. Генерал Шольп собрал все силы в кулак у Сопанова на фронте в 2 версты, а на остальном фронте – 18 верст оставил одни дозоры. До Сопановского дела такая четкая группировка была за двести лет применена только один раз – князем Михаилом Голицыным 14 февраля 1714 года у Лаппо, когда из 8000 человек 7500 были направлены в обход шведской армии графа Армфельдта.
В боях 22-го по 23 мая особенно отличились полки 10-й Новоингерманландский и 12-й Великолуцкий. Трофеями 22-го и 23 мая были 190 офицеров, 7600 нижних чинов, 5 орудий, 58 минометов и бомбометов и 38 пулеметов. В тяжелом бою 25 мая наш 9-й пехотный Ингерманландский полк полковника Сапфирского схватился с пятью австро-венгерскими полками и отразил их. Неприятельская артиллерия – 80 орудий – взяла на передки и бежала врассыпную, преследуемая надрывным криком победителей: Кавалерию сюда! Кавалерия, вперед!.. Но генерал Яковлев еще накануне 24-го увел заамурских конников куда-то в глубокий резерв, считая, что в образовавшееся окно конница не сможет проскочить. Урон неприятеля в сопановских боях составил, по самому осторожному подсчету, 17000 человек. У нас убыло 6000 человек (за прорыв 22–23 мая только 1500, остальные при отражении врага 25-го).
Видя неудачу своего главного удара и удачу демонстрации, генерал Сахаров решил развить Сопановский прорыв и обратил, наконец, внимание на свое правое крыло.
29 мая в состав 11-й армии, как мы видели, были включены ХЬУ и XXXII армейские корпуса, только что разгромившие I австро-венгерскую армию на Икве и взявшие Дубно. Генерал Сахаров начал с того, что придержал их, не доходя до следующего за Иквой рубежа – реки Пляшевки, чтобы дать возможность подравняться XVII корпусу… В действиях штаба 11-й армии в эти дни – в делах у Воробьевки, Сопанова и за Дубном – чувствовалась какая-то растерянность и неуверенность. Генерал Сахаров больше всего занимался подравниванием.
