Михаил Назаров - Миссия Русской эмиграции
Гражданская же общественность (игравшая роль общественного мнения) была у белых еще «левее» и пестрее. Либералы-февралисты преобладали; было много социалистов, которые оказались на стороне белых лишь потому, что с ними не желали иметь дело красные. Эсеры, вскоре изгнанные из белых правительств, повели против них борьбу в тылу (сначала под лозунгом «Ни Ленин, ни Колчак», затем вместе с большевиками). В этих условиях вольготно чувствовали себя разного рода сепаратисты и автономисты, бывшие союзниками лишь в защите своих территорий. Отсутствие единой идеологии движения дезориентировало войска, разлагало белый тыл. Красные же скрепляли его за собой террором, обещаниями земли и справедливости.
При всем уважении к героизму белых воинов следует признать, что политика их правительств была в основном лишь реакцией Февраля на Октябрь – что и привело их к поражению так же, как незадолго до того уже потерпел поражение сам Февраль. Добровольческое Белое движение проявило большую жертвенность – понимая, «против чего» надо вести борьбу. Его героизм, как и тысячи народных восстаний, вошли в историю доказательством того, что утвердившийся режим был не «избран» народом, а навязан безжалостной силой. Однако его противники тогда еще не выносили понимания того, «за что» отдавали свои жизни, так же как и демобилизованные красные не ведали, что получится из коммунистических лозунгов о справедливости... Итог братоубийственной войны был запрограммирован – и на военно-политическом уровне (поскольку белые не могли противопоставить красным такие же террористические методы), и на уровне духовном: понимание причин и сути катастрофы – всей российской нации еще предстояло выстрадать в почти вековом мученичестве...
В «общественном» обозе Белых армий за границу ушел весь политический спектр дореволюционной России (кроме большевиков): с одной стороны – социалисты и кадеты, то есть движущие силы Февраля; с другой – их недавние противники: монархисты, вплоть до крайне правых, которые, препятствуя проведению реформ, внесли свою лепту в крушение России. Борьба между этими флангами продолжилась в зарубежье. Неудивительно, что в Париже многие профессиональные союзы разделились: возникло два адвокатских, два литературных, два академических...
1921 год (заканчивалась гражданская война, а вместе с нею и вынужденные коалиции) – можно считать годом кристаллизации политических течений зарубежья. Так как дореволюционные консервативные партии больше всего пострадали от революционных преследований, они не возродились ни во время гражданской войны, ни в эмиграции. Теперь дошла очередь до краха партий «февралистских».
В январе в Париже под руководством правых эсеров и левых кадетов (возобновился февральский союз Керенского и Милюкова) был устроен съезд бывших членов разогнанного большевиками «Учредительного собрания», которые считали себя законным народным представительством России (присутствовало 32 члена из 56, оказавшихся в эмиграции). Тон задавали правые эсеры: председатель съезда Авксентьев, Руднев, Вишняк. Этот союз одобрялся не всем составом данных партий, что привело к отколу – с одной стороны, правых кадетов (В.Д. Набоков, И.В. Гессен), с другой – левых эсеров (Сталинский, Слоним, Лебедев, Махин), сблизившихся с меньшевиками.
В июне в Париже был проведен съезд «Национального объединения», вынесший за скобки вопрос о монархии и республике. Его устроили правые кадеты (Набоков, «душа съезда»), некоторые социалисты (В.Л. Бурцев, главный организатор) и безпартийные центристы (А.В. Карташев, председатель), создавшие «Национальный комитет» (из 74 человек под председательством Карташева, в который вошли также П.Б. Струве, И.В. Гессен, писатели Бунин и Куприн). Комитет был собран на «широкой антибольшевистской платформе», которая подверглась критике слева и справа, поскольку отрицательная платформа мало кого могла по-настоящему удовлетворить.
Почти одновременно, в мае-июне, в баварском городке Рейхенгалль провели съезд монархисты, создав Высший Монархический Совет под председательством Н.Е. Маркова.
В ноябре-декабре того же года в Сербии состоялся первый Всезарубежный Собор Русской Православной Церкви заграницей, имевший значительные последствия (их мы рассмотрим в главах о церковном расколе).
Наиболее отчетливо политический монархизм был выражен на Земском соборе во Владивостоке в июле-августе 1922 г., который признал династию Романовых царствующей несмотря на смуту (правителем Приамурья был избран М.К. Дитерихс и были восстановлены Основные законы империи – до окончательного завоевания края красными).
Сложившийся к 1926 г. политический спектр эмиграции П.Б. Струве описывал следующим образом: «...с одной стороны стоят доктринеры-монархисты, именующие себя легитимистами, стоящие за реставрацию и считающие законным наследником Российского Императорского трона великого князя Кирилла; на другом конце находятся доктринеры-республиканцы, видящие необходимость установления в России республиканского строя; эта группа делится в свою очередь на две: буржуазную с П.Н. Милюковым во главе и социалистическую во главе с А.Ф. Керенским»[55].
Себя Струве относил к «огромной массе» центра, о которой речь впереди. Однако, уже сейчас к этому требуется важное замечание: правая эмиграция значительно преобладала над левой в количестве своих сторонников, а левая над правой – в финансовых и информационных мощностях.
Как и в дореволюционной России, все тот же «орден интеллигенции» занял и в эмиграции влиятельные позиции: «не многочисленные, но активные группы кадетов, эсеров и меньшевиков... издавали главные эмигрантские газеты и журналы и их публицистика и дискуссии занимали авансцену эмигрантской общественной жизни. Но, по-настоящему, эти остатки демократической и социалистической интеллигенции не имели влияния и были окружены враждой огромного большинства эмигрантов»[56], которые возлагали на «орден» ответственность за российскую катастрофу, - писал демократ-центрист В. Варшавский.
То, что леволиберальный фланг эмиграции оказался в лучших условиях – отмечает и немецкий историк Х. фон Римша: около 90 % эмигрантских газет в начале 1920-х гг., были «февралистскими»[57]. «Правда, неоднократно возникали газеты и журналы монархического направления, но они либо быстро прекращали свое существование, либо должны были довольствоваться второстепенным положением. Здесь не место рассматривать причины этого явления. Для этого нужно было бы говорить о капиталах и деньгодателях... Следует только отметить, что аналогичное явление можно установить во всей Европе. Во всех странах большая, наиболее читаемая и ведущая печать – в руках демократии, хотя последняя не обязательно занимает ведущее место в политической жизни страны... Это было очень благоприятно и для русской демократической печати, так как большая часть ведущих эмигрантских газет выходила вне русских издательствах»[58]. К причинам этого мы вернемся в дальнейших главах, а пока опишем спектр тогдашней периодики, где доминирование этого фланга очевидно.
Наиболее известными ежедневными органами печати были две парижские газеты: левые «Последние новости» (1920-1940) под редакцией М.Л. Гольдштейна и затем лево-кадетского лидера П. Н. Милюкова; и возникшее позже правоцентристское «Возрождение» (1925-1936, затем до 1940 г. еженедельник), выходившее первые полтора года под редакцией П.В. Струве, позже – Ю.Ф. Семенова. По данным последнего[59], в 1930 г. тиражи этих газет насчитывали по 23.000; по данным Р. Гуля[60] тираж «Последних новостей» (видимо, в лучшие времена) достигал 40.000.
В политическом спектре между «Возрождением» и «Последними новостями» располагались все крупные ежедневные газеты: «Руль» в Берлине (1920-1931; под редакцией В.Д. Набокова, И.В. Гессена и А.И. Каминки, тираж более 20.000[61]; эта газета представляла взгляды правого крыла кадетов); «За свободу» в Варшаве (основана в 1920 г. В.В. Савинковым под названием «Свобода», в 1921-1932 под редакцией Д.В. Философова); «Сегодня» в Риге (1919-1940, редакторы: М.И. Ганфман, затем М.С. Мильруд и В.И. Харитон).
Слева от милюковской газеты стояли эсеровские издания: ежедневная газета «Дни» А.Ф. Керенского (1922-1933, Берлин, затем Париж; в 1933-1936 гг. превратилась в еженедельник «Свобода»); и газета (1920-1921), затем еженедельник, ставший вскоре ежемесячным журналом «Воля России» (1922-1932, Прага).
Еще левее располагались меньшевики (их лидер – Ф.И. Дан), издававшие с 1921 г. «Социалистический вестник», основанный Ю.О. Мартовым и Р.А. Абрамовичем и выходивший до 1963 г. поочередно в Берлине, Париже и Нью-Йорке. Несмотря на малочисленность, меньшевики имели большое влияние в западной советологии. Одна из причин этого была в их хорошем знании партийных верхов в СССР, откуда через единомышленников поступала информация: «мы подчас бывали лучше осведомлены, чем пресса внутри России, в самых секретных делах в ВКП и правительстве»[62], - гордился Абрамович; до конца 1920-х годов с «Соц. вестником» полемизировала советская пресса, выдержки перепечатывали партийные бюллетени; говорят, его читали и советские вожди. Другую причину успеха отмечает Р. Гуль: «Основать меньшевикам журнал в Германии было легко: они – интернационалисты – и помогла братская германская социал-демократическая партия, которая (кстати сказать) тогда правила страной... хорошо быть меньшевиками, не надо нигде искать никакого издателя, куда ни приедут везде братская социалистическая партия»[63].
