Дмитрий Васильев - Фарцовщики. Как делались состояния. Исповедь людей «из тени»
Да вот как же это я идеологию-то упустил! Гэбисты наверняка были в курсе всего происходящего. Если и не в полном объеме, то уж они точно знали, что отдельные молодые люди вступают в несанкционированные контакты с иностранцами с целью покупки или обмена «предметов народного потребления». Объяснить, почему в 60-е годы фарцовщики не подвергались преследованиям со стороны этой могущественной организации, мне так никто и не смог. Я разговаривал как с фарцовщиками, занимавшимися своей деятельностью в 60-е, так и с одним уже очень пожилым бывшим сотрудником КГБ (ах да! – простите, они ведь бывшими не бывают). И никто из опрошенных так и не смог ответить ничего внятного. У бывшего фарцовщика я поинтересовался: боялись ли он и его коллеги представителей известного ведомства, и если нет, то почему? Ответ меня позабавил. «Нет, пожалуй, не боялись, – задумчиво ответил мне интервьюируемый. – Точно уже не помню, но осталось ощущение, что им как-то не до нас было. Что-то у них там внутри системы в тот момент кардинально менялось. Грызлись они между собой, это я точно помню. А мы действовали в соответствии с поговоркой: кот из дому – мыши в пляс. Вот мы и не особенно задумывались».
Я потом проверил это воспоминание на достоверность и выяснил, что зерно истины в нем присутствует. Как раз в это время – с середины 50-х до конца 60-х годов КГБ, похоже, было не до внешних проблем. Это ведомство сотрясали внутренние разборки. Теперь уже ни для кого не секрет, что Хрущева с поста главы государства сместили с подачи высшего руководства Комитета Госбезопасности. Его кандидатура их совсем не устраивала, как не устраивала начавшаяся при нем «оттепель», которая представляла собой не что иное, как курс на открытую внешнюю политику и значительные идеологические послабления во внутренней политике государства. Понятно, что новый «курс партии и правительства», проложенный Н. С. Хрущевым, не мог устроить ведомство, чье могущество как раз и зиждилось на тотальном контроле, подавлении любого инакомыслия и чувстве страха, которое испытывал каждый советский человек, когда слышал зловещую аббревиатуру. Так что в середине 50-х годов КГБ было занято тем, что готовило «бескровный» правительственный переворот, но многое пошло не так, как планировалось, потому что чуть позже, после прихода к власти Л. И. Брежнева, КГБ постигли тотальные кадровые перестановки. Чего стоит одно назначение бывшего главы этого неприятного ведомства на должность министра сельского хозяйства – должность, «отстойную» по определению. Так что это было «падение ниже плинтуса». Да и остальные кадровые вопросы назначений в Комитете были решены так же радикально. Теперь понятно, почему всеведущая организация проморгала в 60-х появление фарцовки в СССР. Если бы руководство КГБ в то время захотело полностью ликвидировать фарцовку как явление, то сделать это было бы довольно легко: организовать несколько громких процессов, как с валютчиками, приписать к уголовному делу еще и измену Родине (контакты-то осуществлялись у фарцовщиков с иностранцами), и – готово дело, рядовой студент, живущий в большом городе, трижды подумал бы, прежде чем подойти к иностранному гражданину с целью покупки у него импортных вещей. Хотя нельзя, конечно, полностью исключать, что были и какие-то другие соображения. Вот во что трудно поверить, так это в то, что ведомство, имевшее в своем распоряжении целую армию «стукачей», просто ничего не знало о фарцовщиках.
«Комсомольские патрули»
Так или иначе, а зарождение фарцовки КГБ вкупе с милицией проморгали. Спустя десятилетие ликвидировать фарцовку в СССР как явление было уже если и не невозможно, то очень затруднительно. При этом было бы неверно сказать, что «партия и правительство» никак не отравляли жизнь фарцовщикам-шестидесятникам. Вот только делали они это, скажем так, в морально-этической плоскости. В то время широко развернулась очередная правительственная кампания против «идолопоклонничества Западу». Под идолопоклонниками подразумевались в основном молодые люди, которые пытались следовать западной моде, исповедовать моральные ценности, распространенные в первую очередь в Америке, и «копировать западный стиль жизни», то есть проводить время не в библиотеках и в театрах, а в ресторанах и в компаниях. Методы борьбы с «идолопоклонниками» были весьма и весьма действенными. Кому-то из правящей верхушки пришла в голову здравая мысль, что если поручить тотальную слежку за моральным обликом советской молодежи милиции, то МВД придется полностью переключиться на решение этой задачи, вместо того чтобы ловить преступников. В связи с чем из особо сознательных молодых людей создавались небольшие отряды (не путать с дружинниками!), в состав которых обязательно входили рьяные комсомольцы, принимающие самое горячее участие в политической жизни по месту учебы или работы, то есть зарекомендовавшие себя яростными сторонниками советского образа жизни. Сколачивались такие «патрули» по большей части не из студенчества, а из рабочей молодежи, – пролетариат в Союзе изначально был оплотом системы. Число людей, входящих в патруль, варьировалось от трех до пяти, а в составе патруля обязательно имелись здоровые бугаи, способные скрутить человека в течение пяти минут.
На патрулирование обычно выходили вечером, после работы, но можно было «нарваться» и днем. Задача патруля заключалась в том, чтобы прогуливаться по вечерним городским улицам и следить за соблюдением приличий в отношениях между девушками и юношами (нельзя было, к примеру, целоваться на улице – это считалось неприличным) и за тем, чтобы несознательная молодежь своим поведением не позорила высокое звание «советского человека»: не плевалась, не разбрасывали где попало окурки и бутылки, не топтала газоны и т. д. и т. п. Но эти цели служили исключительно прикрытием для основной деятельности таких патрулей – они искали «стиляг», вычислить которых в толпе не представляло никакого труда, уж слишком они отличались своим внешним видом от большинства советских граждан. Когда находили, расправа была мгновенной и безжалостной: обрезали волосы, портили вещи (резали брюки по шву, а у пиджаков отрывали рукава), да еще могли и накостылять по шее, несильно правда, скорее унизительно. Девушек не били, зато могли облить чем-нибудь вонючим или липким и тоже расправиться с прической. Разумеется, такие действия совершались не только при полном попустительстве милиции, но и считались вполне законными. Жутковато, но факт. Впрочем, по этому пункту ругать «совдепию» бессмысленно – в любое время можно (только свистни) найти подобную «дружину», даже если ее действия никем не оплачиваются, а рассматриваются исключительно в качестве общественной нагрузки. Оглядитесь вокруг, и вы поймете, что я прав.
Стиляга или индивидуальность?
«Стиляг» в совке ненавидели. Их высмеивали в каждом сатирическом журнале, в кино, в книгах и на комсомольских собраниях. В те годы на комсомольских собраниях очень часто на повестку дня выносился суд на «стилягой». Думается, образ стиляги уже столько раз был описан в литературе и в воспоминаниях куда более талантливыми людьми, чем я, поэтому мне даже как-то не очень удобно сейчас уделять этому вопросу много внимания. Но все же напомню (а вдруг кто-то ничего о «стилягах» не слышал), как они выглядели и что же в их поведении отличалось от поведения большинства населения Союза. Типичный «стиляга» – это молодой человек, облаченный в такие узкие брюки, что даже довольно простой процесс ходьбы иногда был для него затруднителен. К брюкам прилагался пиджак с ватными плечами такой ширины, что собственно тело бывало раза в два уже, чем надетый на него «клифт». Завершала картину прическа с высоко взбитым и набриолиненным коком, уложенным затейливой волной, а также разнообразные аксессуары. Например, непомерных размеров галстук, причем самый шик – если на нем была изображена обезьяна, но неплохо смотрелся и любой кричащий цвет с символическим узором. Ботинки на толстенной каучуковой подошве, которые придавали походке своеобразное покачивание, что сразу выделяло «стилягу» даже в самой густой толпе. По зимнему времени «стиляга» обязательно облачался в длиннющее пальто.
Женский вариант «стиляги» определить труднее, но в первую очередь это было ношение ультрамодных (естественно, на Западе) шмоток, которые, конечно же, ярко выделялись на общем фоне ситцевых или хлопчатобумажных платьиц в цветочек. Одна немаловажная деталь: именно девушки-«стиляги» первыми начали носить брюки на улице (понятно, что речь идет не о рабочей одежде), чем вызвали шквал негодования со стороны населения. Особо впечатлительные могли даже плюнуть вслед.
Но внешний вид был всего лишь красивой и яркой «упаковкой», под которой скрывалась идеологическая начинка – не быть как все, не думать как все, не подчиняться вкусам и мнению большинства. Трудно брать на себя смелость и обобщать, но, как я понял, главным моментом была та самая индивидуальность, о которой я уже рассказывал, какой бы ценой она ни достигалась. Многие диссиденты «выросли» из таких вот «стиляг», как и многие действительно талантливые люди советского времени. Но было ли в перечне внутренних качеств «стиляг» то самое «идолопоклонство Западу», за которое их, собственно, и преследовали? Было, как не быть. Не так чтобы до фанатизма, но многие «стиляги» действительно восхищались Западом вообще и Америкой как страной, в частности. Причем сколько «стиляг» – столько и поводов для восхищения. В основном завидовали достижениям демократии и свободе самовыражения, кто-то уже тогда видел преимущества демократической системы для проявления подлинного таланта, не ограниченного варварской цензурой, а кто-то так далеко не заглядывал, восхищаясь исключительно внешним лоском и блеском. Повторюсь – по характеру и внутреннему содержанию все «стиляги» были разными людьми при всей своей внешней похожести.
