Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита
Однако это вовсе не означает, что занимаемая должность прямо пропорциональна статусу. Ваша карьера должна отражать изменчивые запросы бобо-этики. В 1950-х считалось, что деньги лучше всего получать по наследству. В среде сегодняшней бобо-элиты считается, что лучше всего разбогатеть по стечению обстоятельств. Деньги просто случилось заработать на пути к реализации творческой задачи. Это значит, что наиболее престижные профессии совмещают в себе артистическое самовыражение с высоким доходом. Писатель, зарабатывающий миллион долларов в год, куда престижнее банкира, получающего пятьдесят. Программист с опционом на акции стоимостью в несколько миллионов престижнее девелопера, чей пакет оценивается в десятки миллионов. На звонок газетного колумниста с доходом в $150 000 ответят быстрее, нежели на вызов адвоката, зарабатывающего в шесть раз больше. Ресторатор с одним популярным заведением получит куда больше приглашений на коктейли и вечеринки, нежели владелец полудюжины крупных торговых центров.
Началась эпоха разборчивости в доходах, когда люди могут отказаться от возможности заработать в пользу более насыщенной, богатой жизни. Человек, никогда не отказывавшийся от выгоды, не может достичь наивысшего статуса, вне зависимости от суммы на его банковском счету. Преподаватель, которого приглашали стать ведущим телепрограммы, но он отказался, вызывает больше восхищения, нежели профессор, у которого такой возможности никогда не было. Режиссер, снявший заведомо некоммерческое независимое кино, собравшее 100 миллионов, пользуется куда большим уважением, чем режиссер, заработавший 150 миллионов на студийном блокбастере. Рок-звезда, чья задушевная акустическая пластинка стала платиновой, вызывает больше восхищения, нежели звезда, чей очередной забойный альбом стал дважды платиновым. Свадебная церемония медийных персонажей, наподобие Кристианы Аманпур и Джеймса Рубин, будет освещаться на главной странице соответствующего раздела «Нью-Йорк таймс», тогда как бракосочетание рядовых финансовых аналитиков удостоится лишь абзаца в нижней части. Парня, бросившего Гарвард ради создания собственной софтверной компании, пригласят выступить на важном мероприятии, а рядом с ним будет сидеть потомок Вандербильтов и ловить каждое слово, а потом еще и заплатит за ужин.
Для вычисления статуса необходимо личное состояние помножить на немеркантильные жесты. Нули в столбцах означают полное отсутствие престижа, с большими же цифрами в обоих вы станете царем горы. Таким образом, чтобы заслужить в этом мире благорасположение, нужно не только зарабатывать как следует, важно еще регулярно демонстрировать, как мало для вас значит мирской успех. Не менее важно быть одетым чуть менее парадно, чем все вокруг. Возможно, вам захочется набить татуировку, или ездить на грузовичке, или каким-либо иным способом демонстрировать допустимые в обществе антистатусные отклонения. В разговоре вы станете шутить на счет собственного успеха, так чтобы одним махом и напомнить о своих достижениях, и продемонстрировать свою ироническую отстраненность. Вы без устали будете гнать на яппи, тем самым доказывая, что не стали одним из них. О своей нянечке вы будете вспоминать, как о лучшем друге, а то, что вам посчастливилось жить в особняке в Санта-Монике за $900 000, а ей приходилось ездить два часа на автобусе от работы до своего района, опускается как досадное недоразумение. Обладатели еще более утонченных манер не только не станут выпячивать, но будут даже слегка приуменьшать значение своих альма-матер. На вопрос «Что вы заканчивали?» вам ответят «Гарвард?», едва заметно повысив тон на последнем слоге, как будто подразумевая: «Слыхали о таком?» Услышав: «Когда я был в Англии по программе…», – можно предположить, что речь идет о проведенном в Оксфорде семестре по стипендии Родса[18]. Однажды в Вашингтоне я спросил одного переселившегося туда англичанина, где он учился, на что тот ответил: «В небольшой школе возле Слау». Слау это скромная деревенька к западу от Лондона. Следующая станция называется Итон.
Классовый порядок
Неверно было бы предположить, что в результате крушения кодекса старой протестантской элиты Америка оказалась в моральном вакууме. Оплакивать потери, которые повлекло падение привилегированного класса WASP, готовы многие: нет уже того благородства, того чувства долга и служения обществу, нет тех авторитетов и чинопочитания, той сдержанности и стремления держаться в тени, той целомудренности или благопристойности, нет ни леди, ни джентльменов, ни чести, ни достоинства. Многие смотрят на утратившие силу правила и делают поспешное заключение, что мы вступили в век нигилизма.
В действительности наша мораль, как и манеры, развивается по тому же кругу, и после упадка следует возрождение. Когда старая протестантская элита растворилась вместе со своей этической системой, был недолгий период анархии. А затем новый образованный класс установил свои порядки, и, как мы увидим в пятой главе, далеко не сразу понятно, особенно на первый взгляд, чьи морально-этические рамки теснее – бобо или WASP.
Подобные вопросы мы рассмотрим ниже. Достаточно сказать, что это одна из наименее уверенных в себе элит за всю историю. И неуверенность эта возникла не оттого, что за воротами наших особняков поджидает разъяренная толпа, готовая отправить нас на гильотину. Нет той толпы. Причина наших тревог кроется в раздирающем нас противоречии между желанием преуспеть и страхом продаться. Еще мы беспокоимся из-за того, что у нас не принято приберегать себе синекуру по званию. Предшествующие нам элиты выстраивали целые социальные институты, обеспечивавшие безбедное существование их представителям. В первой половине ХХ века, уж коли семья добралась до высших эшелонов, то оставаться там не представляло особого труда. Связи гарантировали участие в правильных предприятиях и мероприятиях. Детей практически автоматом зачисляли в правильные школы и подыскивали подходящую пару. Акцент в тех кругах ставился не на профессии, а на имени. Как только ваша фамилия, будь то Биддл, Оченклосс или Вандерлип, становилась известной в определенных кругах, путь перед вами был открыт. А вот представители сегодняшней образованной элиты не бывают до конца уверены в своем будущем. В любой момент их может поджидать крах карьеры. Здесь даже светское общение – бесконечная череда тестов на соответствие; всем нам положено без устали следить за подвижными правилами приличия, уходящими вдаль культурными маяками и поступать соответственно. Репутация может быть испорчена неудачным высказыванием, сексуальными скандалом, нападками прессы или провальным выступлением на саммите в Давосе.
И что еще более важно, представители образованного класса не могут обеспечить достойное будущее своим детям. У детишек есть некоторые домашние и образовательные преимущества – все эти репетиторы и обучающие игрушки – но им все равно придется учиться в школе, а потом показывать наилучшие результаты в тестах только ради того, чтобы достичь того же положения в обществе, как у родителей. Если сравнивать с предшествующими элитами – никаких гарантий.
Однако отсутствие стабильности лишь усиливает образованный класс. Его представители и их дети всегда должны быть начеку, им постоянно приходится работать и добиваться всего самим. Более того, образованной элите не грозит стать самодостаточной кастой. Чтобы стать ее частью, достаточно правильного диплома, работы и культурной базы. Еще Маркс предупреждал: «…чем более высока способность господствующего класса ассимилировать лучших мужчин (или женщин) угнетаемых классов, тем более устойчиво и опасно его правление». И действительно, представить себе закат правления меритократов довольно сложно. В 1960-е протестантская элита сдала позиции легко, почти без единого выстрела. Однако выросший на собственных достижениях класс бобо силен духом самокритичности. Он гибок и аморфен настолько, чтобы вобрать в себя то, что не удалось подчинить. Не так-то просто будет свергнуть меритократию бобо, даже если представить, что появится некая социальная группа, которая решит, что пора пришла. Давайте же приступим к изучению нравов и обычаев сегодняшнего господствующего класса.
2. Потребление
Городок Уэйн, что в Пенсильвании, был когда-то гнездом консерватизма. Расположенный в 13 милях по Главной ветке к западу от Филадельфии, Уэйн, в отличие от Брин-Мор или Хэйверфорда, где наряду с высокой концентрацией уважаемых членов кантри-клубов присутствовал все-таки некий флер космополитизма, был стопроцентно белым. Когда несколько лет назад вышла экранизация «Мэри Поппинс», в местном кинотеатре ее крутили все лето. На главной торговой улице рядком стояли пыльные аптеки, где пожилые вдовы Главной ветки – владелицы особняков в южной части города затоваривались лекарствами. Здесь разворачивались события «Филадельфийской истории», городок мог бы послужить отличной декорацией и для «Справочника выпускника частной школы»[19]. Из всех почтовых отделений США Уэйн был на восьмом месте по количеству жителей упомянутых в светском календаре (а местная епископальная церковь Святого Давида в 1950-х регулярно упоминалась в свадебном разделе «Нью-Йорк таймс»). Женщины давали друг другу принятые в среде WASP, но оттого не менее странные прозвища типа Скимми и Бинки[20] и конкурировали за наиболее престижные волонтерские программы на ежегодном Девонском конноспортивном празднике. Около шести вечера с железнодорожной станции выходили мужчины в приснопамятных костюмах. Кто-то мог щегольнуть в галстуке со стаей уток или же, собираясь на ужин в «Мерион Крикет Клаб», забрести по дороге в магазин мужской одежды Tiger Shop за парой зеленых штанов для гольфа. Долгие десятилетия местная газета, находчиво названная «Пригородный житель», убеждала степенных пассажиров, что в Уэйне ничего не происходит и вряд ли что произойдет.
