Дмитрий Соколов-Митрич - Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?!
– Но в последнее время мне приходится работать не менеджером, а клерком, только успеваю на запросы отвечать, – Юрий Алексеевич включил проектор, на экране высветился график под названием «Динамика запросов со стороны внешних организаций в ОАО «ЮНГ». – Вот смотрите – в январе их было тридцать шесть, то в октябре – сто один. Такое ощущение, что ЮКОС – это какая-то Атлантида, которую только что открыли, и теперь все нами интересуются.
– Причем большинство вопросов – на грани разумного, – подхватил разговор директор по региональной политике Сергей Буров. – Представьте, что вас кто-нибудь спрашивает, сколько коробков спичек вы купили шесть лет назад в магазине № 28. Вы будете долго смеяться, а нам приходится всерьез отвечать. Я помню, как в советские времена я строил себе дачу. Приходилось каждый чек сохранять, чтобы потом можно было отчитаться, где какую доску купил, и доказать, что ничего не украл. Похоже, эти времена возвращаются.
Сила денег
Южносургутское месторождение. Бригада № 8 ремонтников сервисной компании ООО «РУСРС». Внешне это выглядит так: посреди заснеженного болота два вагончика с надписью «ЮКОС», рядом из скважины извлекает трубы специальная техника, за техникой следят три человека на ледяном ветру. Вокруг видны еще несколько десятков скважин. Выглядят они совершенно несексуально: просто из-под земли выныривает и снова ныряет в землю железная труба, на трубе – кран. Красные трубы – холодные. Это нагнетательные скважины. По ним под землю подается вода, чтобы поднимать нефть в верхние пласты. Синие трубы – теплые. В них расположенный под землей насос качает нефть с глубины 2,5 километра. Традиционные нефтяные вышки – это уже вчерашний день нефтедобычи, их продолжают изображать на всяких буклетах исключительно для красоты.
Начальника бригады Вахида Белосарова мы застали в вагончике. Он на ледяной ветер почти не выходит, он свое уже отпахал, в нефтянке с 1976 года. Но, несмотря на то что Белосаров сидит в тепле, вид у него нерадостный. И не только потому, что два месяца не платят зарплату.
– По большому счету, нам все равно, кому достанется ЮКОС, – говорит Вахид, не стесняясь присутствия работников идеологического фронта из «Юганскнефтегаза». – Лишь бы скорее ситуация как-то разрешилась. Лично к Ходорковскому мы никогда особой любви не испытывали. За что нам его любить? Мы когда-то по пояс в грязи поднимали эту нефть, работали на износ, а пришел Ходорковский, и нас, ремонтников, даже не спрашивая нашего согласия, выделили в отдельную фирму, лишили всех льгот, связанных со стажем работы, в том числе и права помощи при переселении на материк. Мы теперь по отношению к ЮКОСу никто. От меня требуют сдать удостоверение ветерана. Какая после этого любовь?
– Это называется оптимизация производства.
– Я не разбираюсь в экономике, но я разбираюсь в справедливости, – вмешивается в разговор старший мастер Рафаиль Сабитов. – И я не понимаю, почему законы бизнеса должны им противоречить. Можно было поверить в эту оптимизацию, если бы рядом с нами не было Сургута. Там зарплаты у нефтяников в два-три раза больше. Я недавно смотрел одну передачу по сургутскому телевидению и чуть не упал со стула. Звонит в прямой эфир помбур (помощник бурильщика. – «Газета») и задает лидеру профсоюза вопрос: «До каких пор мы будем получать эти несчастные сорок-пятьдесят тысяч рублей в месяц? Сколько можно это терпеть?» Мне хотелось позвонить и сказать: «Ребята, а вы знаете, сколько у нас помбуры зарабатывают? Максимум восемнадцать тысяч!»
– Пятнадцать лет назад на зарплату и отпускные можно было съездить в отпуск семье из трех человек, – в вагончик зашел Василий Сагорин (обеденный перерыв). – А сейчас только на билет в один конец хватит. Я сам вахтовик, живу в Нижнекамске, сюда езжу уже девятнадцать лет. До 1997 года мы бесплатно летали на самолетах. Теперь за свои ездим на поезде в плацкартных вагонах. Это тоже оптимизация.
– Но ведь ездите же, никто не заставляет.
– Да, вы правы. Ходорковский платит столько, за сколько люди готовы работать. Не больше и не меньше. В том же Сургуте, если сейчас снизить всем зарплаты в два-три раза, люди тоже будут работать. Куда ты денешься с подводной лодки? Тут, на Севере, ни у кого нет выбора. Но у людей при этом есть совесть. И вот Владимир Богданов, который возглавляет «Сургутнефтегаз», считает, что если ты сам зарабатываешь огромные бабки, то вроде как и людям надо платить по-человечески, а не по законам рынка. Вон арабские шейхи и то со своим народом делятся сверхприбылями, за это их и боготворят. А Ходорковский – даже когда он демонстрирует человеческие чувства – это расчет и ничего больше. Помнишь, Вахид, как во время кризиса он призывал нас «поддержать родную организацию» и добровольно написать заявления о временном снижении зарплаты на тридцать процентов? Написали, и что? До сих пор эти тридцать процентов не восстановлены. Короче, Ходорковский – это высокотехнологичная машина, зарабатывающая деньги. Быть таким – это его право, только тогда и на нашу любовь не надо рассчитывать.
Шапка-валенки
Нефтеюганск состоит из шестнадцати микрорайонов. То место, с которого город начинался, называется микрорайон 2-а. Он состоит из нагромождения нескольких десятков домов, которые здесь называют балки (с ударением на последнем слоге). Балок – это убогая хижина, обшитая рубероидом. Ее стены состоят из двух слоев вагонки, пространство между которыми засыпано опилками. Со временем опилки сыреют, проседают и стены оказываются пустыми. Даже если топить эти дома не переставая, в них все равно будет холодно. Тем, кто живет в балках, завидуют те, кто живет в железных вагончиках. Их от тридцатиградусного мороза отделяет лишь слой ржавого металла. Летом он нагревается так, что люди предпочитают спать на улице. Водопровода в таких хоромах, конечно, нет. Рядом с каждым жилищем стоят маленькие бочки из-под топлива – почему-то с эмблемой «Лукойл». В таких бочках местные жители хранят воду. Время от времени в поселок приезжает водовоз. Один раз присосаться к водовозу стоит пятьдесят рублей. Если машины долго нет, люди идут за водой почти за километр.
Микрорайон 2-а находится в самом центре города, и люди здесь живут десятилетиями. Каждая предвыборная кампания начинается с того, что все кандидаты приезжают сюда и обещают расселить эти дома в два счета. После выборов об этом забывают.
– Мы бы давно уже сами нормально отстроились, но нам не разрешают, – говорит Александр Щеглов с улицы Культурной. Он родился и вырос в железном вагончике. – И квартиры не дают, и строиться не позволяют. Говорят: «К 2007 году ваша проблема может быть решена. Не хотите ждать – покупайте по ипотеке». А как я куплю по ипотеке, если у меня зарплата со всеми северными двенадцать тысяч рублей? Да еще при том, что я вырабатываю полторы нормы, а так бы еще меньше было. А цены на жилье здесь такие же, как в Петербурге.
В одном из таких балков обитает самая старая жительница Нефтеюганска – Агрофина Печникова. Ей семьдесят лет, здесь она с 1963 года и помнит еще те времена, когда на месте города был охотничий поселок Усть-Балыкский.
– Сюда мы приехали из Татарии, – вспоминает Агрофина Алексеевна. – Сначала жили в военных палатках без отопления, потом поселили в вагончики, некоторые так в них и остались, некоторые сами построили вот эти балки. Муж работал в экспедиции. Подъемных кранов тогда не было, когда приезжали баржи с цементом, их разгружали вручную. В тридцать девять лет его парализовало, в сорок умер. Я проработала в «Юганскнефти» до шестидесяти пяти лет, потом сократили, уже при Ходорковском. Они тогда всех, кто старше пятидесяти, сбрасывали. По-моему, единственный, кому удалось удержаться, был Шапка-Валенки. Остальные расползлись и замолчали.
– Шапка-Валенки?
– Ну Анфир Фазаутдинов. Его все знают. Страшный человек. Кличка у него такая – Шапка-Валенки. Это потому, что он маленького роста и когда надевает шапку и валенки, то между ними почти ничего не остается.
Анфир Шапка-Валенки – очень упрямый. Это, наверное, единственный человек в России, которому удалось победить ЮКОС (Путин может стать вторым). Когда Анфира сократили, он выучил наизусть две страницы из «Трудового кодекса» и в поединке с адвокатами ЮКОСа восстановился на работе через суд. Ему до сих пор платят зарплату, но до работы не допускают. Правда, без последствий для Анфира эта борьба не прошла. С тех пор он постоянно с кем-то судится и все время пребывает в разъездах: то в Ханты-Мансийске, то в Москве. Застать его дома не удалось.
Скотоводы и земледельцы
В Нефтеюганске есть развлекательный центр «Империя». Крупнейший в Зауралье. Общая площадь – пять квадратных километров, количество посадочных мест во всех заведениях центра – три тысячи. В «Империи» мы сидим и беседуем с человеком, который просил не называть своего имени. Этот человек работает в топ-менеджменте «ЮНГ», но иллюзий насчет своих работодателей не питает.
