Анатолий Мамонов - Встречи на берегах Ёдогавы
Обзор книги Анатолий Мамонов - Встречи на берегах Ёдогавы
Анатолий Мамонов
Встречи на берегах Ёдогавы
От автора
В Японии я бывал не раз, жил в разных городах, встречался с разными людьми. Свои впечатления, впечатления переводчика японской поэзии, я заносил в блокнот. Когда я его листаю, оживают встречи на берегах Ёдогавы, поэтический мир, который мне довелось узнать…
Встречи продолжались и здесь, в Москве. А начались они задолго до того, как я впервые приехал в Японию. Поэтому для меня словно вышла из берегов Едогава, и где-то рядом в шуме бегущей воды я различаю знакомые голоса друзей…
Большой холм
Восемьдесят процентов территории Японии — горы, и нет пространства, свободного от застройки, шириной более чем в два километра. На сверхскоростном экспрессе «Хикари», что в переводе означает «Луч», можно буквально «прилететь» в Осака из Токио, за каких-нибудь три часа покрыв расстояние, почти равное пути от Москвы до Ленинграда.
Осака — второй по величине город Японии: в нем около семи миллионов жителей. «Венеция Востока», или «Город воды и мостов», — так говорят об Осака. И пусть не видно гондол — есть каналы и тысяча пятьсот мостов над мутно-зелеными зеркалами водных артерий. Стоит Осака, или по-русски Большой холм, у морского залива на многочисленных рукавах Ёдогавы, вытекающей из Бива — самого большого озера страны. Река названа так в честь «благородной Ёдо», супруги могущественного властителя Тоётоми Хидэёси [1], который в конце XVI в. объединил раздробленную Японию и перенес на берега Ёдогавы центр военно-феодального государства.
Сегодня Осака — второе сердце Японии, важнейший торгово-промышленный центр страны. Это очень своеобразный город. Здесь даже суси, популярное блюдо из сырой рыбы и риса, «не такое, как всюду» (если верить рекламному проспекту). Старинная японская поговорка гласит, что токиец готов разориться ради одежды, а житель Осака — ради еды. И еще говорят: «Нагасаки ест больше всех, а Осака — лучше всех».
Многим знаменит этот «венецианский» город, гордящийся тем, что еще в IV в. был императорской столицей. Достопримечательности привлекают сюда толпы туристов. И древнейший буддийский храм «Ситэннодзи», основанный принцем Сётоку в 587 г.; и пятиярусный Осакский замок, воздвигнутый Тоётоми Хидэёси и впервые сооруженный целиком из камня, а вокруг замка огромный вал из каменных глыб (поверхность одной из них — восемьдесят два квадратных метра, а вес — пятьсот двадцать тонн); и знаменитый Бунраку — театр марионеток, который зародился именно здесь два века назад; и «чудо техники» — завод компании «Мацусита дэнки», где занято шестьдесят тысяч человек, а с конвейера сходят транзисторы, телевизоры, электроприборы… Но в Осака страшны трущобы: дешев и тяжел труд рабочего. Городу не хватает жилых домов, большинство квартир лишены всяких удобств, каналы зловонны, а небо скрыто непроницаемой завесой смога…
Разноречивые чувства вызвал во мне этот город. Он превзошел все, что я знал о нем понаслышке. Мои первые впечатления — в чем-то обманчивые, в чем-то бесспорные — вылились в строки, написанные на берегах Едогавы:
ВЕНЕЦИЯ ВОСТОКА
Осака — Венеция Востока
Или холм, вознесшийся высоко.
Осака — ворота красоты,
Лоска, блеска, тусклой пустоты.
Великан, что чуть ли не по пояс
В землю врос, неумолимо строясь.
Здесь под небом, словно тушь, пестрят
Синей кровью вены автострад.
Здесь дома в венецианском стиле:
В тесноте, на крошечном настиле,
Тщетно хлещут жидкий люминал,
Свесив ноги голые в канал.
Здесь, на прочность пробуя антенны,
Сохнут тряпки, колотясь о стены.
Здесь дворцы, которым нет цепы,
И творцы, чьи дни уценены.
Задыхаясь в копоти и гари,
В вареве реклам, в подземном баре,
В закорючках, строчках и крючках,
С бельмами неона на зрачках,
Делатель заводов и сетей,
Виски «Сантори» и крема «Тори»,
Осака — громадный крематорий,
Медленно сжигающий людей…
Осака, 1966 г.
«Гнездо искусства»
Говорят, в Японии каждый второй пишет стихи. Пусть это преувеличение. Но в стране, где уже в X в. была учреждена Академия поэзии, ныне только журналов, объединяющих приверженцев танка и хайку, издается свыше трехсот!
Каждый второй японец — поэт… Но как-то в праздничный День культуры я прочитал в одной японской газете, что литература и искусство Японии отстают от научно-технического уровня страны. Если в этих словах есть доля истины, то причина — не в недостатке талантов…
Мир современной японской поэзии богат и многогранен. Множество школ и направлений уживаются на японском Парнасе, прославленном гениями древности Хитомаро и Нарихира, поэтами средневековья Басё и Бусоном, и уже в XX в. — зачинателем реалистической поэзии Исикава Такубоку и отцом японского символизма Хагивара Сакутаро. Есть поэты, прошедшие суровую школу классовых битв 20-х и 30-х годов: Канэко Мицухару, Оно Тосабуро, Цубои Сигэдзи. Есть поэты, такие, как Фукагава Мунэтоси из Хиросимы, которые пишут о прошлом, чтобы атомная трагедия не повторилась в будущем. Есть и поэты отчаяния, и поэты, хранящие традицию: «Прекрасное всегда печально, а печальное всегда прекрасно».
Одни витают в облаках, другие борются за жизнь, за лучшее будущее для человека — кто в Токио, кто на берегах Ёдогавы, где родились всемирно известные поэт Мацуо Басё, писатель Ихара Сайкаку и драматург Тикамацу Мондзаэмон — «японский Шекспир».
…Узенькая, в разноцветных вечерних огнях, оживленная улочка Эбисубаси когда-то называлась Сибаиура, что значит Театральные задворки. Здесь исстари находятся пять театров. Но я пришел сюда, чтобы взглянуть на двухэтажный домик у одного из перекрестков. В нем в 1903 г. родился один из известных поэтов современной Японии, Оно Тосабуро.
Невольно замедляю шаги… Свет в окнах не горит, и здание кажется мрачным, необитаемым. Старинное строение безмолвно. Но я знаю: когда-нибудь оно заговорит — иероглифами врубленной в стену мемориальной доски. Японским читателям широко известны сборники стихов Оно Тосабуро — «Осака», «Пейзажи», «На берегу океана», «Оскверненная Фудзи», «Путешествие по вертикали». Высоким мастерством отмечены и книги поэта, посвященные теории стихосложения: «Поэзия и творчество», «Заметки о современной поэзии», «Введение в современную поэзию». В дни его пятидесятилетия о нем восторженно писали: «Нашего любимого народного поэта… можно назвать поэтом мирового масштаба».
Впервые я встретился с Оно Тосабуро на вечере литераторов Осака и советских переводчиков в местном Дворце культуры. Я прочитал тогда свой перевод его антивоенного стихотворения «Мания коллекционирования новых слов». Потом эти стихи прозвучали по-японски в исполнении автора…
И вот он идет рядом со мной, захваченный людским потоком, и с жаром рассказывает о родном городе, о его достопримечательностях, об улицах, где он жил, где прошла его юность…
Когда-то во времена «бакуфу» — военно-феодального правления — здесь в районе Сэннитимаэ не было обжигаемых светом реклам домов и домиков — разноэтажного скопища камня, стекла и металла. Эти места прославились массовыми казнями непокорных режиму, совершавшимися по приказу сёгунов, узурпировавших много веков назад власть императора.
В одной из улочек мы забрели в уголок, поразивший меня экзотикой и поэтичностью.
Еще издалека заметна толпа, а над ней клубы дыма. Там, за пиджаками и кимоно, маленький храм-святилище, едва различимый в уличном полумраке. Перед входом — курильница. А чуть в стороне от шумной толпы прохожих — почерневший от прожитых лет, поросший зеленоватым мхом невозмутимый каменный будда Мидзукакэфудо. Он скрывается в полутьме от любопытных взглядов туристов, окутанный ароматом курительных палочек, но Оно-сэнсэй[2] подводит меня к нему и рассказывает о его чудесной силе.
Стоит зажечь курительную палочку и окурить себя священным дымом, как душа тотчас очистится от скверны. Но это еще не все. Во имя счастья, удачи, здоровья, во исполнение любого желания нужно лишь набрать ковшом воды из сосуда, стоящего перед божеством, и плеснуть в будду, которого жжет вечный огонь. За это будда непременно отблагодарит.
Чинной тишины, свойственной святым местам, здесь нет. Паломники — молодежь — веселятся.
— Пусть мой муж будет красивым! — смеется незнакомка и гонит ладонью дым на своего супруга.
Но есть серьезные лица: благоговейно сложив ладони, молится девочка лет четырнадцати. Закончив молитву, замечает нас и смущенно улыбается.
— Чего вы ждете от будды, если не секрет? — спрашиваю я у нее.
