Эвальд Ильенков - Право на творчество
Обзор книги Эвальд Ильенков - Право на творчество
[…] О проблеме творчества, воспитании способностей мы беседуем сегодня с известным советским философом, профессором Эвальдом Васильевичем ИЛЬЕНКОВЫМ.
— Эвальд Васильевич, коммунизм — создание общественных отношений, адекватных творческой, универсальной природе человека, таких социальных обстоятельств, при которых каждый будет самоосуществлять себя как личность в творческом труде. Но творческий труд предполагает наличие таланта. Могут ли все быть талантливыми?
— Есть такие теории, согласно которым только пять-шесть процентов населения на земном шаре «рождены под солнцем», обладают таким богатством, как талант. Остальные — серая, безликая масса, судьба которой автоматическая, столь же серая работа. Нечего тут и роптать. Нетрудно видеть, что вся эта «логика» закрепляет существование социального неравенства, сложившуюся социальную структуру, при которой большинство людей рады и заработку ради куска хлеба и крыше над головой и не пытаются помышлять о каких-то «высоких материях» вроде творчества, самореализации. А те, что имеют досуг поразмыслить о сем, — вот они и входят в тот малый процент «избранных».
Подобная апологетика социального неравенства подкрепляется якобы научными доказательствами статистки, генетики, физиологии высшей нервной деятельности и превращается в наукообразный предрассудок, захватывающий и обыденное сознание, твердо уверовавшее в прирожденность таланта.
— Но ведь имеются определенные задатки…
— Никто не говорит, что нет природных задатков. Но к чему они сводятся? К наличию физического здоровья, нормального мозга, нормального организма. А вот попытки отыскать какие-то особые задатки — один человек предопределен, дескать, устройством своего мозга к тому, чтобы быть музыкантом, другой — чтобы быть философом, а третий — портнихой или домохозяйкой — это, простите, сомнительная и уже архаическая гипотеза, реально мешающая нашей работе по образованию и воспитанию. На природную неспособность чаще всего сваливает свои грехи, свое неумение ленивый педагог. Не умеет человек, которому общество поручило учить людей математике, привить ученикам математическое мышление, и начинает причитать о том, что, де, его подопечные от природы неспособные.
От природы неспособных людей нет. Все могут овладеть математическим мышлением, искусством, философией. Возьмите умение ходить на двух ногах. Такой способ передвижения — неестественный, биологически даже вредный. Если ребенка предоставить самому себе, он никогда на две ноги не встанет. Каждая мать знает, что ребенка надо учить ходить на двух ногах, как потом говорить, читать. Все специально человеческие способности, начиная от прямохождения и кончая самыми вершинами мышления, осваиваются на протяжении жизни, не являясь прирожденными.
— И все-таки трудно согласиться целиком с такой позицией, отказаться от привычного взгляда на врожденность способностей.
— Трудно, потому что процесс формирования личности начинается, можно сказать, с первых же дней появления ребенка на свет. В Ленинграде до войны открыли так называемую лабораторию нормального развития. Брали туда на воспитание малышей, от которых матери отказывались. Так, руководитель лаборатории принимал только новорожденных, считая, что в три недели человек уже сформировался, его переделывать надо, а это в сто раз труднее.
Входящий в жизнь сразу же оказывается точкой, где скрещиваются миллиарды воспитывающих его факторов, что происходит чаще всего стихийно, по сложившимся в данной культуре стереотипам. Воспитание способностей до сих пор было отдано на волю случая и формировались они действительно не у каждого, а по какому-то счастливому стечению обстоятельств. Что это за стечение, мы часто не понимаем, не знаем и не умеем поэтому целенаправленно воспитывать такие способности.
Создайте умно организованную педагогическую систему, и вам не придется оправдывать природной неспособностью собственную нерадивость. В той же ленинградской лаборатории уже в три года была церемония выпуска. Ребятишки показывали, какие они умницы.
— Неужели все-таки мы все одинаково способны, например, к музыке? Выходит, каждый может стать Бетховеном?
— По-моему, нелепо искать причину того, что Бетховен стал Бетховеном в наличии какого-то особого анатомо-физиологического устройства. Потому что сколько ни стараются физиологи обнаружить вот эти самые анатомо-физиологические особенности, которые одного человека превращают в музыканта, а другого в математика, ничего не получается — установлена только небольшая разница в скорости протекания нервных реакций.
Вот абсолютный слух. Для музыканта он особого значения не имеет. Ни Чайковский, ни Вагнер, абсолютным слухом не обладали. У того же Вагнера, музыканта, несомненно, огромного, была довольно плохая, как он сам говорил, музыкальная память. Пассажей из собственных опер не мог вспомнить и воспроизвести. Зато абсолютный слух есть у каждого вьетнамца, где в языке звуковысотное различение играет огромную роль. Если у ребенка не развивают с самого начала умение по высоте звук различать, то он просто не понимает языка родного.
Для большого музыканта гораздо важнее нравственная что ли установка, нравственное отношение к миру и к людям. Это сказывается гораздо больше на результате — станет ли человек большим музыкантом или просто ремесленником от музыки.
Возьмите случай с Алешей Пановым. Да, тот самый московский малыш, который запросто, играючи, может подобрать любое однажды услышанное произведение — симфоническое, эстрадное, вокальное, сам свободно и легко сочиняет, импровизирует. Уникальное явление, граничащее с чудом. Его глубокие музыкальные способности основываются не на особенностях слухового аппарата, а на личностном значении музыки для Алеши. Отцу удалось, понимаете, превратить музыку в самый понятный язык общения с любимыми для него людьми, с ним, прежде всего, с отцом.
Феноменальными Алешкиными способностями заинтересовались в центральной музыкальной школе. Лучшего преподавателя выделили. Он начал обучать тому, чему привык — технике работы с клавиатурой. А мальчишке это неинтересно. Техника для него что-то второстепенное и побочное. Технику он изобретает сам. Ручонка-то маленькая — не то что октаву, терцию взять не может. Так он где локтем ударит, где очень быстро перебросит руку, так что это сливается в восприятии. Педагог бился — бился, но ничего с ним сделать не мог. Техникой Алешку вооружать, пока бессмысленно, он ее потом возьмет. Правда, судьба Алеши на будущее открыта, неизвестна. Если не сумеем понять, чему и как его учить, годам к двенадцати способности могут заглохнуть, и никакого музыканта из него не получится.
— Как вы относитесь к опыту Новосибирской математической школы, куда собирают одаренных ребят?
— На всю эту работу смотрю очень скептически. Тут речь идет о том, чтобы сфокусировать то, что как-то случайно сложилось, а не о том, чтобы формировать способности каждого. И потом нужна ли установка на раннюю специализацию? Новосибирский опыт, насколько мне известно, не удался. Через 5‑6 лет эти школы съехали на тот же уровень, на общий.
В том, что способности, талант можно развить у каждого человека меня окончательно убедил Загорский эксперимент, имеющий мировое звучание. Вы, конечно, знаете суть эксперимента, позволяющего как в замедленной киносъемке проследить узловые этапы становления человеческой личности, сознания, самосознания, воли, эмоционального строя и нравственных начал. В Загорске вот уже больше десяти лет воспитываются в интернате слепоглухонемые дети. Нет, это не просто гуманистическое решение узкодефектологической задачи. Эксперимент имеет значение, подчеркиваю еще раз, для понимания формирования человеческой личности вообще. Биологически это те же дети, но их психику сознательно, целенаправленно, основываясь на марксистской концепции человека, формирует, лепит педагог.
Четверо ребят только что защитили дипломы на психологическом факультете МГУ. Они выросли на моих глазах. Я видел, как свершалось педагогами чудо рождения души и становления таланта. Это потрясающие факты. Те, кто были отгорожены от мира непроницаемой стеной слепоглухоты, не имели ни психики, ни самосознания, стали высокообразованными, талантливыми людьми с острой теоретической хваткой, овладели высотами мировой культуры, увидели окружающее глазами человечества. Саша Суворов пишет научные работы по проблеме творческого воображения, сам сочиняет стихи, и неплохие. Сережа Сироткин исследует роль языка и речи в развитии человеческой психики. Наташа Корнеева занята труднейшей темой нравственного формирования личности. Юра Лернер увлекается лепкой. Он создал скульптурный портрет их общего любимого учителя и друга Александра Ивановича Мещерякова, недавно скончавшегося.
