Паскаль Киньяр - Ладья Харона
Обзор книги Паскаль Киньяр - Ладья Харона
Глава I
Судно с младенцами
Я хотел бы провести свою жизнь в поиске недостающих мне слов. Что такое литератор? — Тот, от кого слова ускользают, уворачиваются, убегают, утаивают смысл. Им всегда слегка неуютно в той непривычной форме, которую рано или поздно приходится обретать. Они не говорят и не скрывают — они подают знак. Однажды я искал в этимологическом словаре Блоха и Вартбурга происхождение слова «corbillard» (катафалк) и обнаружил там его синоним — «coche d’eau» (речная перевозка), — такие барки возили по реке грудных младенцев. На следующий день я отправился в Национальную библиотеку; в ту пору она размещалась во втором округе Парижа, на улице Ришелье, в старинном дворце, который некогда занимал кардинал Мазарини. Там я ознакомился с историей портов. И записал три даты — 1595, 1679, 1690. В 1595 году речные суденышки — так называемые «корбейя» — прибывали в Париж по вторникам и пятницам. Сперва матросы выносили на берег зафрахтованный груз, а уж потом спеленатых младенцев в коробах, стоявших рядком на палубе; их укладывали на бочки у причала, а затем эти сверточки поочередно раздавал матерям человек из экипажа, которого так и звали — перевозчик младенцев. На следующий день, иначе говоря, по средам и субботам, эти барки — «корбейя» — увозили в Корбей других малышей, дабы они сосали грудь кормилиц, питаясь их молоком в какой-нибудь отдаленной сельской или лесной местности. В 1679 году Ришелье уже писал «корбейяр». В 1690-м Фюретьер[1] писал «корбийяр» и объяснял это слово так: речная перевозка, доставляющая грузы в Корбей — городок, расположенный в четырех лье от Парижа. Таким образом, «корбийяр» — в те времена, когда в Париже жили Малерб, Расин, Эспри, Ларошфуко, Лафайет, Лабрюйер, Сент-Коломб, Сен-Симон, — был не чем иным, как речным судном для младенцев, которое курсировало по Сене, оглашая ее берега детским плачем.
Глава II
Луиза Брюле
20 мая 1766 года Луиза Брюле тяжко занемогла и, боясь умереть от этой хвори, пожелала увидеть своего годовалого сына, которого определила на воспитание к кормилице, жившей в Монтаржи. Перевозчик младенцев по имени Луи, родом из Бри, доставил ребенка на монтаржийском «корбийяре» в Париж, на пристань Сен-Поль. Однако по прибытии ребенок оказался мертвым. Портовый надзиратель оповестил Луизу Брюле. В ожидании ее прихода перевозчик положил тело ребенка на крышку бочки. Письменное свидетельство, датированное 8 июня 1766 года, гласит: «В караульное помещение явилась женщина, нам незнакомая. Заливаясь слезами, она объявила, что пришла увидеть своего ребенка. Сообщив ей, что он умер, мы потребовали, чтобы она назвала свое имя. Женщина сказала, что зовут ее Луиза Брюле, по мужу Дамидо, каковой муж находится в услужении у Жаннье-крестьянина, проживающего на улице Сантье, тогда как сама она живет на улице Клери. Сказала также, что 25 февраля 1765 года определила своего ребенка мужского пола к кормилице, снабдив его детским приданым, приличествующим его положению. Сказала также, что узнала из письма помянутой кормилицы, полученного десять месяцев назад, что ребенок хворает, тогда как эта же кормилица ранее сообщала, что он здоров, и просила прислать ему одежду, каковую она и послала. Сказала далее, что просила увидеться с сыном, но получила ответ от мужа кормилицы, который писал, что ребенку никак не под силу перенести длинное путешествие. Сказала, что предложила плату за его лечение. Сказала, что с тех пор получила от кормилицы еще два письма, где говорилось, что ребенку от недели к неделе то лучше, то хуже, что его донимает перемежающаяся лихорадка, и будто бы происходит это от воспаления десен, в которых режутся зубки. Сказала, что более не получала никаких вестей и что материнская любовь и желание увидеть свое дитя вынудили ее послать за ним их кузена, снабдив его двумя письмами — одно местному кюре, другое мужу кормилицы. Сказала, что не помнит содержания помянутых писем, поскольку писал их ее муж, а сама она написанного не читала и потому ничего не знает. Сказала, что тяжко больна и стоит на пороге смерти, почему и захотела увидеть сына. Сказала, что кузен ее должен был ехать за ним, и она дивится, встретив его нынче здесь и услышав от него, что ребенок умер в дороге. Сказала, что не может признать сына в нынешнем его состоянии, ибо видела лишь однажды, а именно в тот день, когда произвела его на свет. Сказала, что признаёт пеленки и прочие вещи из его приданого. Сказала, что не знает, где находится ее муж, но полагает, что по хорошей погоде он должен быть в деревне со своими хозяевами».
10 июня Луиза Брюле, муж которой так и не объявился, была найдена без сознания на речном причале. 11 июня ее переправили домой. 17 июня ее муж Дамидо, вернувшись из селения под названием Севр, обнаружил жену мертвой в своей постели.
Протокол расследования от 8 июня 1766 года можно свести к следующему трагическому заключению: больная мать в тот миг, когда смертельная бездна готова поглотить ее навеки, желает увидеть свое единственное дитя и… не узнаёт его.
Ребенок — незнакомец от рождения. Запись слов Луизы Брюле непреложно подтверждает этот вывод: «Сказала, что не может признать сына в нынешнем его состоянии, ибо видела лишь однажды, а именно в тот день, когда произвела его на свет». Это признание, сделанное Луизой Брюле, потрясает до глубины души. Каким бы он ни был, в каком бы веке ни жил, в какой бы стране ни родился, любой ребенок — прежде всего незнакомец. Вся человеческая судьба заключена в этих словах: неизвестность появления на свет обречена неизвестности ухода в мир иной. И вот я переписываю архивные документы, которые доверяла мне Арлетт Фарж[2] в ту пору, когда мы с ней вместе ходили на улицу Бюси есть камбалу и мидии под чесночным соусом. Я решил назвать судьбой то, что Луиза Брюле называла «перевозчиком младенцев».
Глава III
Причал старицы
Дом, где я пишу, выходит на слепой рукав реки — старицу. Здесь, у восточной оконечности сада, обмелевшее ложе притока Йонны, избавленное от барж и небольших парусных суденышек, превратилось в царство уток, лебедей, плакучих ив и полусгнивших челноков. Берег тянется к северу и упирается в короткую каменную лесенку, которая ведет вниз, к причалу, где привязаны лодки, полные дождевой воды, кишат белые слизни и прыгают лягушки; это место издавна зовется Причалом старицы. В прежние времена по реке, вдоль бечевой тропы, ходили габары на конной тяге. К западу от острова Санс высилась крыша конторы, где взимали речную пошлину, и уходили в воду причальные мостки.
Заступ, секатор, топорик для мелких поленьев, пара резиновых сапог для вязкой земли, желтый зонт для неба, карандаш и оборотная сторона конвертов, — одинокая жизнь обходится не слишком дорого, если учесть семь радостей, из которых она складывается.
Это всего лишь семь дней недели.
И никакой иной музыки в этом затерянном мирке, кроме всплесков воды под осторожными челнами рыбаков, которые бесшумно спускают на дно якорь перед тем, как забросить удочки в туман, стелющийся над серой водой.
Глава IV
Этьен Малларме[3]
Некогда Мария Малларме и ее младший брат плыли в Санс вверх по реке на лодке их отца. Они плыли по Йонне. Они удили щук вблизи острова.
В ту пору Стефана еще звали Этьеном.
Давным-давно, в детстве, Этьен Малларме счастливым мальчиком проплывал здесь.
Глава V
Лаодамия[4]
Случилось так, что погибший Протесилай получил разрешение вернуться на землю, дабы провести один день со своею супругой.
И однако он колебался.
Он любил Лаодамию. Об этом свидетельствует Овидий[5].
Поэт Левий[6] писал, что Протесилай настолько дорожил жизнью, что никак не мог заставить себя удовольствоваться всего одним днем.
Катулл[7] писал, что Протесилай боялся волнения, которое неизбежно должно было охватить его в миг, когда он откроет Лаодамии объятия. Ему казалось, что тело его уже не сможет вожделеть к ней, что его напрягшийся член не сумеет проникнуть в нее, а если и проникнет, то ненадолго сохранит свою силу в ней, что ему не удастся подарить своей супруге наслаждение, которое она так редко испытывала в его постели.
Ибо Протесилай обладал Лаодамией всего лишь один день. На следующее утро после свадьбы он уже стоял на палубе греческого судна, которое вместе с другими военными кораблями шло к Трое.
В конечном счете Протесилай принял этот дар богов. Он покинул ад. Поднялся на землю. Встретился с Лаодамией. Лаодамия простерла к нему руки. Протесилай сжал ее руки. Ночь коротка. Однако на это короткое время мужская сила Протесилая возвращается к нему. И находит свое утоление во тьме. К концу ночи тени уводят его обратно в царство теней.
