Юрий Колесников - Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки
Фитин тотчас же подошёл к столу, открыл заложенную страницу.
– Нашёл, товарищ Сталин. Подчёркнутое синим могу зачитать?
– Читайте!
Фитин начал читать подчёркнутые места.
«Пункт 3. Нет сомнений в том, что немецко-советская политика сегодня подошла к исторически поворотному пункту. Решения, касающиеся политики, которые должны быть приняты в ближайшем будущем в Берлине и Москве, будут иметь решающее значение для характера взаимоотношений между немецким народом и народами СССР на многие поколения вперед…»
Фитин дополнил:
– Рядом с двумя последними строчками, подчёркнутыми синим карандашом, на полях тем же карандашом стоит знак вопроса…
– Понятно… – тихо произнёс Сталин. – По-моему, отмечено ясно… Конечно, верить нельзя. И в то же время не учитывать тоже опасно. Посмотрим, что будет дальше. Больше нет вопросов.
Когда машина с Меркуловым и Фитиным выехала из Спасских ворот Кремля, нарком ГБ шепнул сидящему рядом Фитину:
– Вы правильно ответили. Но если там вдруг перенесут дату? В последнюю минуту!
– Нет, Всеволод Николаевич, я так не думаю. К великому огорчению, война неизбежна. Ну, а если там будут внесены коррективы – что ж… Так тому и быть! К нам поступило, мы доложили.
– Всё правильно. Только в этом случае нам будет не очень весело.
– Не исключено, – сухо ответил Фитин. – Однако переноса не допускаю.
Машина подкатила к главному подъезду наркомата. Они вместе вошли в здание. В лифте расстались.
Глава 16
Твёрдая позиция начальника Управления внешней разведки не обрадовала генсека. В последние месяцы к нему без конца поступали разведдонесения о готовящейся против СССР войне от начальника Разведуправления Красной Армии генерала Голикова, всякого рода информация от советских послов, военных атташе не только в Германии, пограничников и перебежчиков с противоположной стороны границы, а также от отдельных государственных деятелей ряда европейских стран. Кое-что переправлялось в Генштаб, Разведуправление и Первое управление НКГБ СССР.
Генсек был в курсе новостей и вынашиваемых немцами планов вторжения в СССР. Его реакция была недоверчивой либо замедленной. Удивлялись многие. Даже те, кто привык к его формулировкам: «остерегаться провокаций, уходить от недоразумений, избегать столкновений во внешних отношениях с немцами».
В то же время шла подготовка страны на случай военного конфликта. Довооружались сухопутные войска. Оснащались более современной техникой военно-воздушные и военно-морские силы. Ускоренными темпами обучались новые кадры командного состава.
Принимались меры к обеспечению внутренней безопасности страны. Это требовало не меньше внимания, чем боеспособность вооружённых сил. Это больше всего беспокоило генсека и его соратников, особенно наркомвнутдел Берию. Успехи немцев при вторжении в намеченные для оккупации страны были обеспечены благодаря заранее сформированным «пятым колоннам» из числа местных предателей и изменников.
Тревогу генсека постоянно подогревал глава НКВД Берия, стремившийся занять наиболее видное положение среди остальных руководителей, показать свою незаменимость и важность возглавляемого им ведомства в обеспечении безопасности режима.
Глава 17
А в Болграде продолжалась операция по разработке вражеской группы инженера Чёклака, в которую был внедрён Юрий Котельников…
Некоторое время спустя инженер и ещё два человека – бывший учитель математики начальной школы и тоже бывший офицер, лётчик при румынах, занимавшихся обнаружением военной техники, расположенной в укромных местах вблизи Дунайского района, стали привлекать Юрия к своим делам. Постепенно он узнал, что на их счету было два ликвидированных партнёра, которых заподозрили в двойной игре.
Во время учёбы в Бухаресте по поручению дядюшки Сильвестру Юре довелось побывать в Галацах в связи с прибытием на тамошний аэродром первых «мессершмиттов». Тогда же он узнал о размещении там румынской «Flotila 3-ea de Vanatoare» («3-я флотилия истребителей»).
Инженер заинтересовался появившемся в небе новым, коротким на вид, тупоносым истребителем. Он узнал, что такие самолёты базируются на расположенном в двенадцати километрах от Болграда аэродроме вблизи села Булгарика. Это недалеко от вокзала Троян-вал, где Юрий работал при румынах. Как-то инженер спросил его, не остались ли у него там знакомые.
– Нет, – признался Юрий. – А почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Могли бы съездить к ним в гости…
– Когда я работал на погрузочной платформе вокзала, там были грузчики в основном из села Табаки и, кажется, несколько из Болгарики. Где они теперь, понятия не имею. Могли смыться с отступающими в Румынию.
На очередной встрече со Студенковым Юрий сообщил, чем интересовался инженер.
– А там поблизости теперь советский военный аэродром. Я сразу понял, почему он задал мне такой вопрос.
– Неспроста он спрашивал тебя, – заметил начальник Горотдела.
Из областного управления НКВД Измаила в очередной раз прибыл начальник отдела КРО лейтенант ГБ Куницын. Естественно, Юрий рассказал о своём разговоре с инженером, какие советы ему давал, какова была его реакция. И что чувствовалась заинтересованность в вопросах, связанных с дислокацией и количеством армейской техники. Особенно любопытствовал насчёт противовоздушной обороны и местонахождения военных средств.
– На последней встрече он спросил, нет ли у меня каких-нибудь знакомых из села Болгарика. А там поблизости аэродром…
Неожиданно областной начальник запретил «внедрённому» проявлять инициативу, давать инженеру советы и тем более принимать активное участие в его деятельности. Свои суждения он высказал в резкой, категорической форме.
Малоприятная беседа завершилась тем, что Куницын вручил Юрию лист бумаги и потребовал дать подписку. Содержание продиктовал: «Лично предупреждён, что при ведении мною впредь разговоров с инженером или его людьми не проявлять никакой инициативы с высказыванием отдельных предложений или советов, которые могут представлять интерес для его антисоветской деятельности. Иначе я буду привлечён к ответственности и отдан под суд как провокатор!»
В очередной раз в голове у Юрия мелькнуло: «Скидай сапоги – власть переменилась…» Аналогичный случай уже произошёл с ним в Одессе. Но теперь всё было намного серьёзнее. Оказаться под судом!
На первой же беседе с начальником городского отдела Студенковым Юра рассказал о взятой у него Куницыным «подписке»:
– До чего я дожил! В работе с врагами по заданию НКГБ меня могут счесть провокатором и судить в моей родной стране?! По мнению начальника отдела контрразведки областного управления Куницына, я должен быть в курсе всех дел и в то же время оставаться немым. Но если я буду только выведывать, чем мои так называемые друзья конкретно занимаются, какие планы вынашивают, а сам рта не раскрывать… Там ушлые враги, а не дурачки. Быстро сочтут меня непригодным для их целей или поймут, что я из НКВД. В том и другом случае исход ясен. Они тотчас же со мной разделаются, как с теми двумя, которых ликвидировали, заподозрив в них большевистских осведомителей. Вы в курсе… Поэтому я решил, – продолжал Котельников, – просить освободить меня от дальнейшего общения с инженером и его компанией.
Студенков прервал:
– Не торопись с выводами. Вообще не ожидал от тебя подобного заявления. Разберёмся. Понял, Юрка?
Вскоре из Измаила прибыл заместитель Седова, начальника Областного управления НКВД, который вместе со Студенковым выслушал рассказ Юрия о его деятельности в группе внедрения. И здесь Юра повторил причину отказа от дальнейшей работы.
Студенков тотчас же прервал его:
– Успокойся и продолжай начатое, Юрка! Всё будет улажено. Понял?
Несколько дней спустя Студенков передал Юре данную им «подписку», которая тут же была сожжена в пепельнице.
Михаил Игнатьевич спросил:
– Доволен?
Юрий не знал, что ответить. Помялся, затем признался:
– Пусть она сожжена, но меня огорчает сам факт такого отношения. И это после всего достигнутого! Поймите меня, Михаил Игнатьевич! Этой «подпиской» мне обрезали крылья!
– Всё улажено, Юра! Так что включайся в дело, – заключил Студенков. – В большом и серьёзном мероприятии случаются не только взлёты. Бывают ситуации, портящие настроение. Но дело, как говорится, стоит свеч. Так что выше голову!
– Между прочим, инженер начал приставать с просьбой изыскать возможность сфотографировать появившийся в последние дни в небе наш новый самолёт. Я ему ответил, что это ведь надо сделать не в небе, а на земле! Стало быть, на аэродроме! Значит, дело не простое и очень опасное. А он заладил, что надо что-нибудь придумать. И не отстаёт! Дескать, я имел отношение к авиации, и мне проще найти способ… Ничего себе?! При последнем разговоре несколько раз повторил свою просьбу. Представляете, насколько заинтересован!
