KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Прочая документальная литература » Максим Шраер - Бунин и Набоков. История соперничества

Максим Шраер - Бунин и Набоков. История соперничества

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Максим Шраер, "Бунин и Набоков. История соперничества" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

27 декабря 1929 г. Два рассказа Сирина. «Гроза» – слаб, а «Бахман» очень хорошо! Сирин тонко знает музыку.

28 декабря 1929 г. Вечером обычное чтение. «Подлец».

29 декабря 1929 г. Вечером опять Сирин. «Пассажир» и «Катастрофа». Как у него всегда работает воображение, и как он всегда и все высматривает со всех сторон и старается <…> подать самое простое блюдо, приготовленное по-новому. Это вечное искание и интересно. «Сквозь Proust’а он прошел», да я думаю не только сквозь Proust’а, а сквозь многих и многих, даже утерял от этого некоторую непосредственность, заменяя ее искусностью, а иногда фокусом.

30 декабря 1929 г. Кончили Сирина и жаль последние рассказы «Благодать» и «Ужас» – очень противоположны, но оба хороши. В «Благодати» даже новая нота – примирение с миром. Что это – случайность? Или он поедет когда-нибудь по этому пути? Во всяком случае – писатель он крайне интересный, сочетавший все последние достижения культуры запада с традицией русской литературы и даже с âme slave <славянская душа (фр.)>. Он войдет в европейскую литературу и там не будет чужд. <…> А Сирин, мне кажется, не имеет этой чуждости, Россия у него на втором плане, на первом общечеловечность. «<Картофельного> Эльфа» пропустили, т<ак> к<ак> уже читали[108].

25 января 1930 года Фондаминский писал Бунину: «Все очень хвалят Сирина»[109]. Меньше чем два месяца спустя, 14 марта 1930 года, Фондаминский обратился к Бунину с настоятельной просьбой: «Я Вас очень прошу написать одну страничку (или даже меньше) для “С<овременных> з<аписок>” (до 28-го) о Сирине “Возвращение Чорба”. Я считаю, что это Ваш долг обратить на Сирина внимание публики. Прошу Вас это сделать»[110]. Уже на следующий день, 15 марта 1930 года, Фондаминский сообщал Марку Вишняку: «Я просил Ивана Алексеевича написать страничку для “СЗ” о “Возвращении Чорба” Сирина. Это надо обязательно, ибо Сирина совсем замалчивают или несправедливо ругают (Адамович). Если ИА <Бунин> не согласится, попроси Осоргина. Обязательно сделай это»[111]. Бунин не согласился. Рецензию на книгу рассказов и стихов Набокова «Возвращение Чорба» написал для «Современных записок» Марк Цетлин (Амари). В ответ на экземпляр сборника «Возвращение Чорба» в феврале 1930 года Бунин прислал Набокову экземпляр только что изданной книги «Жизнь Арсеньева: Истоки дней» (1930) – первые четыре части своего единственного, незавершенного романа – с дарственной надписью. Незадолго до этого Набоков с энтузиазмом отозвался на журнальный вариант романа в обзорной рецензии[112]. В 1930-м Бунин и Набоков обменялись фотографиями. Прозвучала ли дарственная надпись Бунина, сделанная 6 февраля 1930 года на изданной в Париже книге «Жизнь Арсеньева: Истоки дней» (илл. 3), как признание набоковского таланта?

В. Сирину

Дорогой Владимир Владимирович,

от всей души и с большой любовью к Вашему прекрасному таланту желаю Вам долгого, счастливого и славного пути.

Ив. Бунин6. II. 1930Париж[113].

Примерно в феврале 1930 года Набоков ответил письмом, отправленным с берлинского адреса, Люитпольдштрассе, 27, в районе Шонеберг. Здесь Набоковы жили в 1929–1932 годах[114].

27, Luitpold str<aße> b<ei>/v<on> Bardeleben Berlin W. 30

Дорогой и глубокоуважаемый Иван Алексеевич,

спасибо за дивную книгу и за надпись, глубоко тронувшую меня своей сердечностью. Наслаждаюсь сейчас «Жизнью Арсеньева», нахожу в ней все новые и новые чудеса, – ноги в Берлине, а все остальное в арсеньевской России.

Боже мой, как я жалею, что не удалось летом повидать вас. Сейчас мне приходится туговато, но я много пишу и во всех смыслах, кроме финансового, счастлив. В свое время Гессен мне передавал ваш отзыв о «Чорбе», – я всегда чувствую ваше доброе расположенье ко мне.

Крепко жму вашу руку, очень вас люблю.

В. Набоков[115]

Диалог Набокова с бунинским романом «Жизнь Арсеньева», который достигнет своего апогея в последнем длинном романе русского периода «Дар», требует детального исследования, и Александр Долинин, Анна Лушенкова и другие литературоведы уже проделали важную работу в этом направлении. Особый интерес представляет сравнительный анализ темы отца и темы детских воспоминаний в романах Набокова и Бунина. От «Дара» бунинская ниточка тянется к американскому роману Набокова «Ада, или Страсть: Семейная хроника» (1969).

Разумеется, в сохранившихся надписях на дарственных экземплярах книг Набокова и Бунина немало общих мест и любезностей. Но тем не менее эти строки помогают воссоздать штрихи меняющихся отношений между писателями. В сентябре 1930 года в Берлине Набоков сделал на книжном издании «Защиты Лужина» следующую надпись:

Дорогому и глубокоуважаемому Ивану Алексеевичу Бунину в знак восхищения

от автора

Берлин IX. 30[116].

Осенью 1930 года писатели обменялись фотографиями, которые, увы, не сохранились среди их бумаг:

8. X. 30 27, Luitpoldstr<aße>, Berlin W. 30

Дорогой и глубокоуважаемый Иван Алексеевич,

позвольте вас от всей души поблагодарить за фотографию, которую вы мне прислали, и за чудесные ваши строки. Я так долго не отвечал оттого, что думал пойти сняться, дабы явиться к вам в приличном виде, но из этого намеренья ничего не вышло, и не знаю, когда выйдет, так что осмеливаюсь послать вам дрянную, пашпортную, карточку. Простите!

Желаю вам всего доброго и крепко жму вашу руку.

В. Набоков[117]

19 января 1930 года Вера Бунина вносит в дневник очередную запись, навеянную чтением «Защиты Лужина» в «Современных записках»: «Вечером читали “Защиту Лужина”. Местами хорошо, а местами шарж, фарс и т. д. Фокусник он ужасный, но интересен, ничего не скажешь. Но мрачно и безысходно. Но Лужин < – > это будет тип. В каждом писателе, артисте, музыканте, художнике сидит Лужин»[118]. В этих суждениях угадывается амплитуда отношения к творчеству Набокова, хотя во многом жена Бунина тиражирует свои прежние оценки, повторяя слова «фокус» и «фокусник».

Растущее восхищение Набоковым становится фоном письма Фондаминского Бунину от 22 октября 1930: «Был в Софье <так> Праге, Дрездене, Берлине и Данциге. <…> Ближе познакомился с Сириным. У него интересная жена – евреечка. Очень мне оба понравились. Написал новый большой роман – надеюсь, что отдаст нам <…>»[119]. А всего через две недели, 2 ноября 1930 года, Г. Кузнецова вносит в дневник такую заметку: «Мы всю дорогу говорили о Сирине, о том роде искусства, с которым он первый осмелился выступить в русской литературе, и И. А. <Иван Алексеевич> говорил, что он открыл целый мир, за который нужно быть благодарным ему»[120]. И снова Набоков становится темой разговора Буниных с Мережковским и Гиппиус (14–15 ноября 1930 года): «Говорили о Сирине. Д. С. <Мережковский> сказал: “Боюсь, что все это мимикрия… Евреи все – мимикрия. Алданов – первосортный журналист и в Англии он был бы богат и славен, а романист – поддельный. Нужен только тот писатель, который вносит что-то новое, хоть маленькое”…»[121] В репликах Мережковского характерны ассоциативные вспышки расового-религиозных предрассудков: сначала по отношению к Набокову, человеку дворянско-аристократического происхождения, который был женат на еврейке, а потом уже по отношению к еврею Алданову.

15 декабря 1930 года Фондаминский в письме Бунину из Парижа сообщает о готовящейся журнальной публикации романа «Подвиг» в «Современных записках»: «…в янв<арской> книжке большой роман Сирина: “Романтический век” <раннее название романа>»[122]. Отмечен роман «Подвиг», принятый к публикации «Современными записками», и в дневнике Веры Буниной: «<…> в нем описан путь молодого человека по всей Европе: романтическое отношение к миру, к аэропланам и всякой технике. Остро. Конечно, автобиографично»[123].

Дневники Веры Буниной помогают воссоздать динамику меняющегося отношения старого мастера к молодому современнику. 10 октября 1931 года, после прочтения «Подвига» в «Современных записках», она записывает: «Прочла Сирина. Какая у него легкость и как он современен. Он современнее многих иностранных писателей, и вот у кого, не у Берберовой, есть “ироническое отношение к жизни”. Вот кто скоро будет кандидатом на Нобелевскую премию!»[124] То, что еще недавно, в 1930-м, говорилось в шутку, внезапно показалось реальной возможностью, особенно в свете тогдашнего провала бунинской номинации[125]. 1 января 1931 года Бунина описывает мучительный разговор о перспективах получения Нобелевской премии: «Говорили о премии. Зайцев не понимает, как может речь идти о Мережковском, как о писателе<->художнике! Можно выставлять кандидатуру Сирина, но Мережковского не понимаю»[126]. 4 января 1931 года, на следующий день после визита Фондаминского, прибывшего из Берлина, где он купил «на корню» рукопись нового романа Набокова для «Современных записок», Вера Бунина воспроизводит его рассказ, вторя словам Фондаминского из недавнего письма к Бунину:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*