Альфред Мэхэн - Роль морских сил в мировой истории
При таких достижениях торговли и неизменных успехах оружия при практической ликвидации французского флота неудивительно, что союз Франции и Испании, который некогда угрожал будущему Англии и возбуждал страхи всей Европы, теперь воспринимался одной лишь Великобританией без малейшего страха и уныния. Испания из-за своего устройства и, особенно, разбросанности имперских владений была уязвима для нападения великой морской нации. И каковы бы ни были взгляды властей того времени, Питт и английская нация видели, что настал час, на который они тщетно надеялись в 1739 году, поскольку то мирное время и упорное пристрастие к миру тогдашнего премьер-министра ослабили английский флот. Теперь же Англия далеко простирала свои длани и брала все, что желала. Не было бы границ ее приобретениям, если бы снова не пришел к власти кабинет министров, воспринимавший интересы страны превратно.
Положение Португалии относительно Великобритании уже упоминалось, но оно заслуживает несколько большего внимания в качестве примера элемента морской силы, опирающейся не на колонии, но на альянс, заключенный как по необходимости, так и по благоразумию. Вышеуказанные торговые связи двух стран крепли благодаря прочнейшим политическим связям. Два королевства были расположены таким образом, что имели мало оснований бояться друг друга, но могли рассчитывать на взаимные выгоды. Португальские гавани давали приют и снабжение английскому флоту, в то время как последний прикрывал интенсивную торговлю Португалии с Бразилией. Антипатия между Португалией и Испанией вынуждала первую искать союзника, одновременно сильного и расположенного на удалении. Ни одна из стран не подходила на эту роль более, чем Англия, которая, в свою очередь, всегда извлекала большие выгоды из отношений с Португалией в ходе войны с любой из держав Южной Европы.
Это английский взгляд на проблему, которая для других выглядит неким союзом между львом и ягненком. Абсурдно называть державу, располагающую таким флотом, как английский, «далекой» от малой морской страны, подобной Португалии. Англия остается (и еще больше была в то время) страной, флот которой мог дойти куда угодно. Противоположный взгляд на проблему, в то же время иллюстрирующий полезность альянса, был аргументированно изложен в меморандуме, которым короны Франции и Испании под безобидным видом приглашения в союз толкали Португалию на объявление войны Англии.
Доводы меморандума – а именно неравенство благ для Португалии и неуважение португальского нейтралитета – уже приводились. Король Португалии отказался выйти из альянса с Англией, исходя из аргумента, что альянс существует продолжительное время и является целиком оборонительным. На это короны дали такой ответ: «Оборонительный альянс, на самом деле, является наступательным альянсом ввиду расположения португальских владений и природы английской силы. Английские эскадры не могут ни господствовать на море во все времена года, ни патрулировать океанские побережья Франции и Испании в целях пресечения судоходства этих двух стран без портов и поддержки Португалии. Эти островитяне не могли бы оскорблять все морские страны Европы, если бы все богатства Португалии не проходили через их руки, что обеспечивает их ресурсами для ведения войны и превращает данный альянс в исключительно наступательный».
Над двумя способами аргументации превалировала логика ситуации и силы. Португалия считала опасность со стороны Англии более непосредственной и значительной, чем со стороны Испании, и все же оставалась в течение нескольких поколений верной альянсу с англичанами. Эта связь была для Англии столь же полезной, сколь и с любым другим из ее колониальных владений, конечно в зависимости от театра главных военных операций в каждый конкретный период времени.
Предварительное мирное соглашение было подписано 3 ноября 1762 года в Фонтенбло. Окончательный же договор – 10 февраля того же года в Париже, откуда он взял свое название.
По условиям договора Франция отказалась от всех претензий на Канаду, Новую Шотландию и все острова залива Святого Лаврентия. Наряду с Канадой она уступила долину Огайо и всю территорию к востоку от Миссисипи, за исключением города Новый Орлеан. В то же время Испания взамен возвращенной ей Гаваны уступила Флориду, под названием которой выступали все испанские континентальные владения к востоку от Миссисипи. Таким образом, Англия приобрела колониальную империю, объемлющую Канаду от Гудзонова залива и всю территорию нынешних Соединенных Штатов к востоку от Миссисипи. Возможности этого обширного региона предвосхищали тогда лишь частично, и ничто еще не предвещало тогда восстания 13 колоний.
В Вест-Индии Англия вернула Франции важные острова Гваделупу и Мартинику. Четыре так называемых нейтральных острова из Малых Антильских были поделены между двумя державами. Сент-Люсия отходила Франции, Сент– Винсент, Тобаго и Доминика – Англии, которая сохраняла за собой также Гренаду.
Остров Менорка вернулся к Англии, и, так как возвращение этого острова Испании было одним из условий ее альянса с Францией, эта страна, неспособная его выполнить, передала Испании остатки Луизианы, расположенные к западу от Миссисипи.
В Индии Франция вернула себе владения, которыми она располагала до того, как Дюпле начал реализацию своих планов территориальной экспансии. Но она отказалась от своего права на сооружение укреплений или содержание войск в Бенгалии и оставила, таким образом, опорный пункт в Чандернагоре беззащитным. Словом, Франция вернула возможности для торговли, но практически оставила свои претензии на политическое влияние. Молчаливо признавалось, что английская компания сохранит за собой все завоевания.
Право на рыболовство у побережья Ньюфаундленда и части акватории залива Святого Лаврентия, которым прежде пользовалась Франция, по условиям договора ей было гарантировано. Но в таком праве было отказано Испании, которая требовала его для своих рыбаков. Эта уступка Франции была одной из тех, которые подвергались наиболее яростной критике со стороны английской оппозиции.
Английская нация, в большинстве своем, и Питт, народный герой, резко возражали против условий договора. «Франция, – говорил Питт, – является главным нашим противником как морская и торговая держава. Все, что мы приобретаем в этих сферах, представляет для нас ценность прежде всего из-за ущерба, который мы этим наносим ей. Вы оставляете Франции возможность возрождения ее флота». Действительно, с позиции морской силы и соперничества наций, санкцию на которое давал дух того времени, эти слова, хотя и пронизаны нетерпимостью, строго говоря, оправданны. Возвращение Франции ее колоний в Вест-Индии и опорных пунктов в Индии, вместе с предоставлением важного права на рыболовство в ее бывших американских владениях, открывало перед ней возможности (и соблазны) к возрождению судоходства, торговли и флота. Таким образом, складывалась тенденция к уклонению Франции с пути осуществления континентальных амбиций, который оказался столь пагубным для ее интересов и, в равной степени, благоприятным для беспрецедентного роста английской морской силы. Оппозиция (и, на самом деле, некоторые из министров) также полагали, что утрата такой важной господствующей позиции, как Гавана, слабо компенсируется уступкой Англии еще почти необитаемого и малопродуктивного региона под названием Флорида. Предлагали Пуэрто-Рико, взяли Флориду. Имелись и другие малозначащие территории разного рода, приобретать которые не было необходимости. Нельзя отрицать, что, благодаря военному господству Англии в морях, захвату многих важных позиций, которыми она теперь владела, подавляющему превосходству численности ее флота, процветанию торговли и внутреннему благосостоянию, можно было бы выдвинуть более суровые условия мирного договора, и это было бы благоразумно. Кабинет министров оправдывал свое стремление заключить договор и уступчивость соображениями колоссального роста долга, который достиг тогда 122 миллионов фунтов стерлингов, суммы, с любой точки зрения более значительной тогда, чем теперь. Но в то время как эта трата в счет будущего была полностью оправданной, существовала также настоятельная необходимость, чтобы были извлечены наибольшие выгоды из сложившейся военной обстановки. Этого добиться министерству не удалось. Что касается долга, французский историк хорошо подметил, что «в этой войне и в последующие годы Англия добивалась не меньшего, чем завоевания [испанцами] Америки и освоения Ост-Индской компанией Индии. Благодаря этим двум территориям ее промышленность и торговля приобретали более чем достаточные рынки, возмещавшие многочисленные жертвы, которые она понесла. Наблюдая падение морской активности Европы – упадок ее торговли, незначительный рост ее промышленности, – могла ли английская нация опасаться будущего, предлагавшего ей столь широкие перспективы?» К сожалению, нация нуждалась в эффективном представительстве во власти. Избранный выразитель ее воли, возможно единственный деятель, способный подняться до использования великого шанса (то есть Уильям Питт Старший (1708–1778), не пользовался благосклонностью двора.
